- Ты такой добрый, Лукас, ага. Ну то есть - мы все, да - мы все по правде, вроде того, благодарны. Сам знаешь. То есть это - будем, когда все, типа, немного устаканится, ага?
Лукас широко улыбнулся из-за своего стола, и глаза его под тяжелыми веками на мгновенье блеснули.
- Ты слышала, Элис? Что изрек юный Тем? Сама вежливость.
Элис слышала; в этот миг ее носик и часть лица пребывали глубоко погруженными в потрясающе густую пышность темно-оранжевых лилий, плотно - и, похоже, беспорядочно - набитых в пятнистое - и, возможно, с художественным умыслом покрытое выбоинами - оцинкованное ведро, обладающее, как недавно отметил Лукас, цветом и видимой прочностью истребителя времен Холодной войны. Элис подняла голову и отбросила с глаз рваные пряди, которые не хотели возвращаться на место по собственной воле, - и пока два пальца тщились отмести последние четыре, ну максимум шесть, докучливых и упорных волоска от угла рта, она подавила смешок и довольно ровно сказала:
- Что ж, Пол очень вежливый мальчик. Правда, Пол? И настоящий гений в том, что касается - ну, знаешь, с цветами.
Пол Тем опустил глаза и принялся старательно вертеть носком черно-белой баскетбольной кроссовки дыру в одной особенно старой, подлинной и темно-блестящей ореховой половице - он смотрел вниз и следил за безудержным текучим порывом этой гигантской доски, что стремилась прочь, к самым пределам просторного, залитого солнцем Лукасова чердака, и упиралась в периметр, колюче заострившись, будто кончик кинжала. Тем оторвал взгляд от пола лишь когда жар схлынул с щек, но пульсирующие алые пятна на висках оставались заметными для всех. Бочка и Тычок - они хорошо его знали (и знают до сих пор) - независимо и одновременно нацепили самодовольные усмешки шутливой снисходительности, и, похоже, старались послать их Лукасу и Элис, где усмешки сии полагалось встретить (это почему-то казалось несомненным) с немедленной симпатией и подспудной нежностью.
- Да цветы - это ерунда вообще-то, - наконец выдавил Пол, пожатием плеча отметая похвалу, - один глаз смотрит прямо и оживленно, другой (весьма удивительно, мимолетно подумала Элис) рыскает туда-сюда - возможно, дабы полностью убедиться, что сей незнакомый горизонт чист, как и сообщалось в донесениях. - Когда воткнешь их, значит, в стакан, типа, в банку какую, ну - вазу, вроде того - тогда увидишь все толком, да, точно, но я их так сделал, в таком роде, что - короче, поставь их во что-нибудь обычное, что ли, такое, лады? Так ближе к настоящим, как их, цветочным формам. Да. К тому же я обычно обдираю все листья. С тюльпанами та же ерунда. С розами и всяким таким.
- Лучше примолкни… - посоветовал Бочка эдаким фальшиво-конспираторским шепотом, таким же примерно жарким, как тайное знание в его в глазах.
Элис и Тычок хохотнули - почти в унисон, чего не могли не заметить оба. И тут же, словно по команде, замолчали.
- Извините… - взвыл Пол, краснота вновь поползла по его горлу вверх, заливая челюсти. - Я это, не хотел, ну…
- Отнюдь нет, Тем, - мягко произнес Лукас. - Твоя бесподобная цветочная композиция уже стала совершенно ослепительным элементом - или, я бы даже сказал, компонентом - всего этажа. Посоветуешь нам еще что-нибудь?
Пол помотал головой, уже говоря:
- Да вы просто, знаете, - поставьте их в такое место, где вам самому понравится. Ну, по смыслу. Не прячьте в бесполезную какую-нибудь комнату, понимаете? Хотя здесь такого, конечно, и нету…
- Разумеется, - согласился Лукас, возлагая ладони на поверхность стола, после чего начал медленно, по одному, прижимать к ней пальцы - осторожно, почти исследуя, будто увидел план совсем недавно и, хотя ему интересно, как пойдут дела, не станет, тем не менее, спешить (пойдет на ощупь). - Элис, принеси всем выпить, пожалуй. Выпьем, друзья? Я предлагаю тост за будущий успех наших новых жителей.
- Еще вот чего запомните, - внезапно зачастил воодушевленный Пол, - нельзя, чтоб стебли доставали до дна вазы. Или чего там у вас.
- Ведра… - улыбнулся Бочка, которого, знаете ли, никак нельзя назвать толстым; нет-нет, никак нельзя.
- Ага, - ухмыльнулся в ответ Пол. - Или ведра. Ага.
Элис разносила высокие конусообразные бокалы шампанского. Я так прикидываю, подумал Тычок (который пока не говорил, но это же не мешало ему думать, правда?), они все заранее пооткрывали. Потому как я не слыхал, чтоб эта телка Элис хлопала пробками или чё. Когда мне приходится открывать шампанское - а вы уж не сомневайтесь, я это дело всегда стараюсь на кого другого свалить, - всегда, блин, получается, в натуре, поганый взрыв. Вообще-то я в курсах, в чем загвоздка, мне сотни раз объясняли; только дело доходит до самого последнего поворота, как меня хоть… как я вроде как потею, и готово, вот же ж блин, настоящий потоп, молодец, поздравляю. Да, так оно часто бывает.
- А это тебе, Лукас, мой дорогой… - нежно пропела Элис и сунула ему под руку небольшой цилиндрический стакан с какой-то довольно желтой маслянистой круговертью: точняк не шампанское, подумал Тычок (это уж к гадалке не ходи).
Лукас пригубил.
- Ваше здоровье, господа, - произнес он. - За тебя, Тем. И равно за вас, ребята, - Тычок и Бочка. Скажите же - вы оба что, не обладаете столь банальными признаками, как фамилии? Или фамилии ваши - мрачный секрет, кой вы не раскроете нам? Я, разумеется, не хочу показаться грубым, о нет. Просто случилось так, что вопрос сей возбуждает во мне любопытство.
Вслед за этим последовала добрая порция весьма добродушного сопения и шарканья ног - отчасти гнусавый и задушенный ответ на тост Лукаса (бокалы довольно неуклюже сдвинули неизвестно зачем), отчасти истасканное, пускай и тяжкое псевдозамешательство из-за фамилий. Тычок подумал: что ж, небось, мы ему кой-чего должны, Лукасу этому, кем бы он ни был, - он ведь столько нам наобещал.
- Нет-нет, есть. Конечно, есть, - бросился наконец Бочка уверять Лукаса и Элис (поскольку Тычок и Пол - ну, они и так знали).
- Ага, - вставил Пол. - Дракула и Франкенштейн!
Было продемонстрировано пристойно онемевшее веселье: Лукас капельку расширил глаза, показывая, что все слышал, Элис шутливо отмахнулась от подобного бреда ладошкой, а Тычок и Бочка утвердительно захмыкали ("Чистая правда", - почти прокудахтал Тычок).
- Дело в том, - продолжал Бочка, - что мы вроде как подзабыли, когда в последний раз, ну, их использовали, если честно. Мы всегда просто Тычок и Бочка - правда, Тычок? Не в анкетах и всяком таком, конечно, - но их-то мы стараемся избегать, а? Когда можем.
Лукас кивнул: похоже, все понял. Какое счастье.
- А почему тебя зовут Тычком, Тычок? - невозмутимо осведомился Лукас. - Ты что, любишь драться? Людей колотить? Может, ты этим известен?
Тычок покачал головой. Все замерли в ожидании продолжения, но, видимо, на этом пока все. (Кроме Пола, конечно - он не замер: он слишком хорошо знал Тычка. А Бочку - Бочку он только начал изучать.)
- А ты, Бочка? Быть может, ты обрел это прозвище в школе?
Бочка отхлебнул шампанского, почесал нос и слегка закашлялся.
- Нет, - сказал он. - Нет. Как ни странно, в школе меня, это… звали Глистой.
О да, он бы мог развить тему, Лукас (немного покопаться в деталях), но предпочел обратиться к Полу:
- Так что там со стеблями, Тем? Почему так? Что за этим таится? За тем, что стебли не должны доставать до дна?
- Ну, - начал Пол. - Если их утрамбовать, все сгниет. Некрасиво и все такое. Проще простого, а? Сдохнут намного быстрее. А еще я на них прыскаю. Прыскаю, ага? В смысле, на цветы. Не на стебли, само собой, потому как это полная чушь. Нет, на цветы, понимаете? Это как в природе. Люди думают - о, прекрасно, букет цветов. Засунь в горшок и дело с концом. Нет, блин. Вы ж хотите, чтоб на них роса была утренняя. А выходит ночная хмарь. К тому ж, если по правде, надо воду каждый день менять. Напрягаться никому неохота. Но я - всегда пожалуйста. Все время это делаю. Никогда не забываю. - Пол оторвал взгляд от половицы (он уже запомнил все трещины и узоры). - Извините, - прошептал он. - Меня опять занесло, да? Бочка, ты б говорил мне, когда меня заносит, вот как сейчас…
- Да я пытался! - ласково усмехнулся Бочка. - Не больно-то помогло.
- Элис, - сказал Лукас. - Как по-твоему, к нам кто-то пришел?
Элис уже отставила свой едва пригубленный бокал.
- По-моему, я что-то слышала… - Она сощурила глаза, вглядываясь вдаль.
- Ага, я тоже, - с готовностью согласился Пол и, будто спаниель, постарался попасться на глаза Элис, когда та прошла мимо - и зашагала к двери.
- А я не слышал. Ничего не слышал, - высказался Бочка. - А ты, Тычок?
И Тычок лишь дернул плечом - могло означать что угодно, в том числе и уклонение от ответа. Пол послал Лукасу быструю полуулыбку, а Тычок и Бочка словно заразились от приятеля интересом к каштанового цвета полу… а Элис пришлось проделать долгий путь, прежде чем двери в дальней стене стали полностью различимы. Лишь когда она собралась ухватить обеими руками и открыть толстые, покрытые черным лаком тяжелые засовы и щеколды, совершенно ясно услышала она весьма нетерпеливое и отдающееся эхом тук-тук-тук - там, в десятках ярдах отсюда, оно казалось почти лишь возней или шебуршанием грызуна; здесь же это был настоящий гром.