Но герцог его уже не слушал, а обратился к генералу Галларту:
- Сколь крепка наша внешняя линия, господин фортификатор?
- Линия растянута на добрых семь верст и укреплена перед разными частями по-разному. Гвардия на правом фланге соорудила из телег целый вагенбург, обнеся его рвом и рогатками, у генерала Вейде тоже глубокий ров и насыпан высокий вал, а вот центр, где стоит дивизия генерала Головина и стрельцы князя Трубецкого, укреплен по-прежнему слабо… - уклончиво ответил инженер.
- И все равно, господа, лучше плохие укрепления, чем открытое поле! Будем оборонять лагерь! Русский солдат хороший работник, но совсем зеленый солдат. Один швед в поле стоит троих русских! Рано еще нам полевые баталии разыгрывать. Так-то, боярин! - Герцог наконец снова заметил Шереметева и приказал ему со всей дворянской конницей стать у реки, на крайнем левом фланге.
Поставив свой наряд по соседству с дивизией Вейде, Борис Петрович заявился к соседу попросить горячей пищи для конников и фуража для лошадей.
- Что ты, Борис Петрович! - всплеснул Вейде руками. - Сам государь ведает, что у солдат давно горячей пищи нет. Потому и ускакал в Новгород толкать обозы! А я нынче перед боем выдал солдатам последние сухарики да наскреб им по миске жидкой пшенной кашки! Не ведаю, как мои солдатики натощак со шведом-то биться будут.
- Ну, натощак простые солдаты иногда токмо злее бьются! А вот за своих дворян я боюсь! Всю местность у Веденберга и город пограбили, у каждого на запасной лошадке торба со скарбом привьючена, а вот фуражом запастись мои дворянчики подзабыли! - сокрушался Борис Петрович.
- А ты отправляйся к соседу моему, Головину, может, у него что выцыганишь, - посоветовал Вейде.
Но ни у Головина, ни у Трубецкого липшего сухарика тоже не нашлось.
- Ты что же, Автоном Михайлович, на валу солдат в одну линию поставил, а две другие линии спрятал позади вала! Ведь у тебя на валу один солдат на целых пять сажен стоит одиноко, яко перст! - удивился Шереметев, оглядывая центр позиции.
- Не тебе, беглец, мне указывать! - сердито буркнул Автоном Головин. - Пусть швед только через вал переберется, тут мы его и встретим огнем. Так приказал наш командующий, герцог де Кроа.
- Да ведь с вала солдатам стрелять сподручнее! - сомневался по-прежнему Борис Петрович.
- Сам знаю! - вырвалось вдруг у Головина. - Да сия диспозиция указана мне сверху. Только что сам герцог лаялся и приказал две линии отвести с вала.
- Почему же у Вейде солдаты на валу в три шеренги поставлены?
- А до Вейде господин герцог просто не доехал. Отправился в свой шатер дальше водку кушать!
Только в гвардии Борис Петрович разжился пшеном и фуражом. Гвардейские полки в срок получили провиантский обоз. И привел его тот самый провиантмейстер, которого царь пригрозил повесить. В вагенбурге Шереметева обступили молодые гвардейские офицеры, закидали вопросами.
- Борис Петрович, как же так? Нас втрое боле шведов, а спрятались за вал и палисады, растянув линию на семь верст, - заикаясь от волнения, спрашивал черноусый хромой майор (Шереметев потом вспомнил - Мишка Голицын, младший брат князя Дмитрия). - Ведь ударит на нас швед колоннами - сразу прорвет нашу линию в любом месте, где ему удобно будет!
"Соображает!" - подумал Шереметев. Но что он мог ответить! Развел руками:
- Такова диспозиция командующего. А, сами ведаете царский приказ - подчиняться герцогу, яко самому государю.
А на другое утро на черном холме Германсберг показались шведские колонны. Двигались ровно, стройно, словно их направлял какой-то выверенный механизм. Меж колоннами скакали артиллерийские упряжки с орудиями, позади синели эскадроны рейтар в до блеска начищенных латах.
- Вот она, Европа! - восторженно крикнул полковник преображенцев Чамберсу.
- Да, силища! Куда нам против них! - Чамберс одним духом выпил чарку перцовки, до которой был великий охотник.
"Ну, это мы еще посмотрим!" - выругался про себя Михайло Голицын, слышавший разговор двух наемников. Побежал вдоль шеренги своего батальона. Солдаты-семеновцы стояли твердо в четыре шеренги, укрывшись за рогатками, которые притащили в такую даль из-под Новгорода. В лицо солдатам летела ледяная крупа - начиналась жестокая метель. Когда колонны шведов начали спускаться с холма Германсберг, в снежной круговерти стало не видно ничего и в пяти шагах. Но гвардейцы в вагенбурге стояли плечо к плечу, чувствуя локоть товарища. А вот солдатики Головина и стрельцы Трубецкого маячили на валу огородными пугалами, и сюда, в центр русской позиции, и направил атаку своих гренадер фельдмаршал Реншильд. Передняя шеренга забросала русский ров фашинами, подскочившие шведские пушки пробили проломы в палисаде, и гренадеры Реншильда бросились на штурм.
В дрогнувших русских полках по цепочке пролетел крик: "Измена!" Первыми бежали к мосту через Нарову стрельцы Трубецкого, по пути убив нескольких офицеров-наемников, возопив при том страшно: "Немцы наших предали!" Затем гренадеры Реншильда с фланга ворвались в лагерь дивизии Головина. И здесь среди зеленых новобранцев прозвучал другой страшный на войне крик: "Обошли! Шведы нас обошли!" - и полки Головина многотысячной толпой тоже ударились в бегство, смешавшись у моста со стрельцами Трубецкого. Хлипкий понтонный мост не выдержал людской тяжести и рухнул в воду. Сотни солдат-беглецов попали в ледяную воду стремительной Наровы.
Шведы ворвались между тем уже на русские осадные батареи. Тяжелые пушки, смотревшие в сторону Нарвы, де Кроа по своей нелепой диспозиции так и не развернул против шведских колонн, и гренадеры Реншильда, внезапно появившись с тыла из снежной пелены, перекололи у ликами и штыками русских батарейцев.
- Центр прорван, господа! Дивизии Головина и Трубецкого бегут! - мрачно объявил герцог де Кроа своему штабу, укрывшемуся в шатре командующего. На столе герцога красовались закуски, водка, вина. Герцог налил себе стакан перцовки, выпил на одном дыхании, произнес злобно: - Я сам видел, как солдаты и стрельцы бьют офицеров-немцев. У царя не армия, а жалкий вброд!
- Что же делать, ваше высочество? - спросил, как всегда невозмутимый, Галларт.
- Что делать? Найти первого шведского офицера и отдать ему шпагу! Пора сдаваться, господа! Садимся на лошадей и скачем к шведам! - решительно приказал герцог. Так в самом начале сражения де Кроа перебежал к неприятелю. Русская армия осталась без командующего. С де Кроа бежал и его штаб, состоящий в основном из офицеров-наемников.
* * *
- Что за черт, сражение в разгаре, а из штаба герцога никаких распоряжений! - недоумевал Борис Петрович, вслушиваясь в ожесточенную стрельбу в центре русской позиции. Он стоял на пригорке над откосом реки и напрасно смотрел в подзорную трубу - все равно ничего не видно из-за проклятой метели, бившей в глаза русским.
Конница была поставлена по приказу де Кроа самым нелепым образом, частью на узкой прогалине от конца укреплений Вейде до речного откоса, частью на самом берегу.
- Герцог словно нарочно нас в реку толкает! - сердито: заметил Борис Петрович окольничему князю Урусову, начальному своего штаба.
- Мерзавец! Поставил нас кучей перед откосом, тут швед одной батареей всех нас в воду сметет! - матерно выругался Урусов.
- Знаю, ведь по всем правилам европейской военной науки, да и по нашим воинским обычаям, кавалерию надобно держать в тылу, в резерве и бросать в бой для преследования неприятеля. Сказал я об этом горе-командующему, когда он приезжал вечор к нам. И что же? Зыркнул на меня гневно и отмахнулся: делай, мол, как приказано! И я ему перечить не моги! На то царская воля! - с какой-то обреченностью ответил Шереметев.
А вскоре произошло то, что мрачно предсказывал Урусов: справа загрохотали шведские пушки и затрещали ружейные выстрелы. Шведский генерал Веллинг повел свои батальоны в атаку на левое крыло русских. Крайняя к реке батарея шведов ударила картечью по столпившейся у реки дворянской коннице, не имевшей никакого прикрытия. Картечь вылетала из ледяной снежной крупы и наповал разила ополченцев. Неприятеля не было видно, а смерть легко находила свои жертвы в густой и неподвижной массе конников.
Борис Петрович выхватил палаш, крикнул: "В атаку марш, марш!" - хотел взять шведскую батарею в конном строю, но куда там! Прошли те времена, когда дворянская конница была цветом московского войска.
Поражаемая картечью, масса смела с пригорка и Шереметева, и его штаб. Страх заразил и части, стоявшие на самом берегу, и они первыми бросились на лошадях в ледяную Нарову. А с откоса сотни всадников валились вниз. Звериный лошадиный храп, вой и человеческие стоны заглушили даже пушечные выстрелы.
Под Борисом Петровичем был испытанный умный аргамак. Конь сам выбрал место для спуска, спрыгнул с утеса на песок и ноги, слава богу, не переломал. А Шереметев сидел в седле крепко. Рядом на своем сивом благополучно приземлился и старший сын боярина, Михаил. Борис Петрович пытался повернуть коня, хотел уйти берегом в лагерь дивизии Вейде, но куда там, масса лошадей так сдавила, что оставалось поневоле подчиниться и со всеми броситься в ледяную реку.
- Вот мы и приняли, Миша, ледяную купель! - крикнул Шереметев сыну, вместе с которым выбрался на восточный берег Наровы. - Что ж, на все воля Господня. Ты вот что, Миша, найди немедля горниста, пусть трубит сбор!
Скоро запел одинокий горн, и вокруг Бориса Петровича стали собираться самые стойкие воины.
Большинство же дворян, нахлестывая лошадей, мчались в беспорядке по псковской дороге, хотя ни один швед за ними не гнался.