Пальцы обеих рук он держал во рту, глазёнки его недвижно смотрели в одну точку. Шёл неровно, постоянно оступался и даже покачивался.
В том месте, где коридор поворачивал к кухне, он остановился и замер недвижно.
- Нефёд, - позвал Фёдор.
Малыш стоял не шелохнувшись. Взгляд его, всё такой же стеклянный и недвижный, нисколько не изменился. Он словно и не слышал голос отца.
С края его рта на ворот рубашонки в грязно-бурых пятнах стекла прозрачная, липкая слюна.
- Вот так и ходит весь день, - пояснил Фёдор (словно бы Антон Максимыч видел сына его в первый раз). - Или встанет - и стоит чуть не час. И хоть что делай… Хоть перед носом щёлкай, хоть чего. Глаз да глаз за ним… Ничего сам не может. А ведь три года уже.
Антон Максимыч вздохнул сочувственно и достал из хорошо знакомого ему шкафчика два стеклянных стакана.
- Да я не надолго… Хлопнем да я пойду… Лечишь его чем?
- А чего? Ты и не мешаешь вовсе, - добродушно отозвался Фёдор. - Лечим… То говорят - йод нужен, то витамины какие. Глицин вон ему купили, несколько упаковок. А там - пятьдесят таблеток в каждой. Шутка ли? Пацану столько давать. Во я и…
В кухню, словно учуяв застолье, с распушённым хвостом влетел бело-рыжий котёнок.
- Тимоха это, - пояснил Фёдор. - Тоже вот… лечит. Нефёд с ним одним и играет. За хвост схватит и давай таскать. Тот когтями в ковёр, да шипеть! Прям самому смотреть умора! Э, только у меня с закусью… Каша там на плите…
- Давно институт то накрыли? - спросил Антон Максимыч, накладывая остывшую и загустевшую уже кашу в две глубоких тарелки.
- Месяца два уже… Присаживайся, Антон Максимыч. Табуретку вон возьми.
Чокнувшись, выпили.
После водки каша казалась уже хоть и холодной, но вовсе уже не такой противной.
- А я вот, - заглатывая очередной комок, сказал Фёдор, - химию эту коту даю… Чего пацана то травить? Все мозги ему химией этой забили уже…
- Этому что ли? - спросил Антон Максимыч, пальцем показывая на Тимоху. - Рыжему этому? Витамины, что ли?
- Всё даю, понемногу, - ответил Фёдор. - И глицин тоже… Слушай, а может кот с него поумнеть? А? Этот… мозг развиться?
- Да ну! - ответил Антон Максимыч. - В жизнь не поверю!
- А ты смотри, - не сдавался Фёдор, - глаза у него какие умные. Эй, Тимоха, иди ка сюда!
Голодный Тимоха подскочил к Фёдору, забрался ему на коленки и мордочкой провёл по колючему фёдорову подбородку.
- Ну, вишь? Всё понимает!
- Жрать он хочет, - сказал Антон Иванович. - Какой там ум! Ты так и черепаху какую умной объявишь, если она за тобой ползать будет… Ну, чё? Ещё разок?
- Давай, - согласился Фёдор.
И, подцепив кончиком пальца комок каши, поднёс ко рту котёнка.
Тимоха сглотнул его жадно и быстро, тщательно облизав потом и палец.
- А жрёт то как! - восхитился Фёдор. - Ну прямо ничего не оставляет! А? Скажи ведь?
И выпил.
- Это не ум, - вновь не согласился Антон Максимыч, хотя голос его звучал не так уж уверенно, как прежде. - Ты чего думаешь? Таблетками накормил, так и из кота человека сделать можно?
- Рыжие - все умные, - заявил Фёдор. - Вот возьмём, к примеру…
- Ты мне про него не говори! - стукнул кулаком по столу Антон Максимыч. - Нашёл тоже, про кого рассказывать… Ты в прошлый раз про него говорил - тебе мужики у подъезда чуть рожу не набили.
- Иван Грозный тоже рыжий был, - привёл Фёдор другой пример.
- На кол сажал, - парировал поднаторевший в чтении исторических романов Антон Максимыч.
- По делу… небось, - сказал Фёдор, но настаивать на реабилитации Грозного не стал.
Котёнок, не дождавшись нового угощения, спрыгнул с фёдоровых колен и, подбежав к недвижно стоящему малышу, стал тереться об его ноги.
- Вот, - пояснил Фёдор. - Это он играться хочет… Эх, умный кот! Зря ты со мной не согласен, Антон Максимыч…
Допили бутылку они часа через три.
К тому времени дождь усилился и с земли стал подниматься молочно-белый туман.
Малыш заснул прямо в коридоре, привалившись к дверному косяку.
Фёдор рассказывал страшные байки о мутантах, которых выводили ещё в советское время в секретных военных лабораториях и почти приручили уже было, да вот пришли демократы к власти и перестали деньги на корм выделять. Оттого мутанты охрану сожрали - и бродят теперь по городской канализации, питаясь бомжами и метростроевцами.
- Фигня это всё, - не верил Антон Максимыч, и в пьяном виде не утеряв привычный свой скептицизм.
- В газетах писали! - кричал Фёдор и в порыве чувств стучал об стол кулаком.
А умный, но в конец оголодавший котёнок, сидел у окна и считал сбегавшие по стеклу капли.
"Одна… две… три… Так страшно открыть однажды глаза и узнать, что живёшь ты в таком ужасном месте, где не хватает даже вчерашней каши… и где коты наказаны разумом… как и люди… пять… шесть… И зачем мне всё это надо?.. семь… восемь…Чего орут?.. девять… Я кот… и будь оно всё проклято!"
И, мяукнув, спрыгнул с подоконника.
Он знал, что в следующий раз кашу сварят только к ужину.
Квартира
В такие дни Москва особенно отвратительна.
Тёмно-серые тучи; мелкий, холодный дождь.
Грязь, бесконечная грязь повсюду. Окурки, обрывки газет, рваные картонные коробки, смятые пластиковые бутылки.
Грусть без конца и день без надежд.
Небо кажется уставшим и тяжёлым. В такой день противно быть небом.
Не хочется высоты. Не хочется быть домом для ангелов. Старым, обшарпанным, от начала времён не знавшим ремонта домом для ангелов.
Тяжело быть тёмным и облачным.
Водянка замучила.
Беден красками такой день.
Серое, чёрное, белое, коричневое.
Вот, пожалуй, и всё…
Длинный автобус-"гармошка" с тяжёлым гулом вошёл в долгий, затяжной поворот.
Плеснула из лужи ледяная каша. Брызги наотмашь хлестнули по борту автобуса.
Дождь, отброшенный ветром, скользнул назад, длинными, размазанными струйками отчаянно цепляясь за стекло.
"Март… Серая, долгая весна в этом году" подумал Дмитрий. "Тяжело в такую погоду работать".
Эту квартиру он заприметил давно.
Молчаливая, безжизненная, она выделялась своими слепыми окнами на сияющем огнями в долгие стылые вечера типовом многоквартирном доме.
Три чёрных провала. Череп с тремя глазами.
Один глаз смотрит в прошлое.
Второй - в настоящее.
Третий - в будущее.
Зашипели тормоза, двери открылись медленно и важно. Пахнуло горелой соляркой.
Дмитрий вышел.
Мысленно прочертив маршрут от остановки до дома, он повернулся, обошёл перевёрнутую и распотрошённую урну, и направился к тому месту, где в разрыве между двух девятиэтажных коробок краешком виднелся дом.
Тот самый дом.
Дмитрий обрабатывал квартиры медленно, но наверняка.
Этой он занялся ещё в конце февраля.
Завершалась вторая неделя.
Он ничего не знал о людях, живущих в этой квартире. И вообще, казалось, что она нежилая.
Но о самой квартире он знал теперь многое. Почти всё.
С крыш близлежащих домов он подолгу рассматривал её в бинокль.
Вычислил точный адрес. Нашёл по справочнику номер телефона.
Первые несколько раз он названивал осторожно. Один раз утром, один днём, один вечером и один - глубокой ночью (и при этом трубку он держал у уха минуты три). Потом, осмелев, названивал через каждые два часа.
Трубку никто не брал.
В бинокль никакого движения в квартире не было заметно. Свет никто не включал, шторы не двигал и внутри комнат не перемещался.
Пару раз он поднимался на пятый этаж (где находилась квартира). Звонил. Ему никто не отвечал. Дверь не открывали. Никто ни о чём не спрашивал.
В тишине дневного, вымершего дома он прислушивался - не стоит ли кто с другой стороны двери. Присматривался - не блеснёт ли в дверном глазке включённый в прихожей свет. Не прошелестят ли чьи-нибудь тапочки по полу, не скрипнет ли дверь…
Но было тихо. Только время от времени гудел в шахте лифт и шелестела, пробегая по трубам, вода.
Квартира была мертва.
Выжидать далее не было смысла. Прошло уже много времени. Если хозяева уехали в отпуск - они могли вернуться в любой момент. Или позвонить кому-нибудь из друзей и попросить проверить квартиру. Или даже пожить в ней.
Временно. До возвращения хозяев.
И кто знает, что ещё может случиться.
В свой предпоследний визит Дмитрий тщательно осмотрел дверь и дверной косяк. Подсветил себе ручным фонариком.
Определил тип замка. Проверил наличие сигнализации.
Ни проводов, ни "жучков", ни датчиков, ни особых, скрытых запоров и блокировок он не заметил. Похоже, их и не было.
Правда, по горькому опыту он знал, что далеко не каждую сигнализацию мож-но обнаружить при таком осмотре.
Но решил рискнуть.
В общем то, риск был не слишком велик. Расположение комнат он знал теперь достаточно хорошо и маршрут движения по квартире наметил и распланировал во всех деталях.
На всё посещение он отводил минут пять, не больше, с учётом возможных непредвиденных задержек. А если всё пройдёт по плану - минуты две-три.
Даже в самом худшем случае этого времени хватило бы для того, чтобы разминуться (хотя бы на полторы-две минуты) с нарядом милиции. Если вдруг у них на пульте и сработает та самая, скрытая, не обнаруженная им и очень хитрая сигнализация.
Перед тем как войти в дом, он позвонил из уличного таксофона.
Молчание.
И на этот раз трубку никто не взял.
Тогда он вошёл в дом.