- У Майкла в арсенале был такой трюк: его переезжала машина, - объяснил мне Пит Бруссо. - Спецназовцы организовывали какой-нибудь джип, Майкл ложился на спину, и затем по нему медленно проезжали. В общем-то ничего особенного. Джип весит две с половиной тысячи фунтов, а раз у него четыре колеса, то мы это и делим на четыре. Если колесо прокатывается по тебе медленно, организм вполне способен выдержать. Но вот если поднять скорость, то к весу машины прибавляется кинетический удар.
По словам Пита, Эчайнис раззадорил коллег, чтобы они его переехали и он тем самым смог бы доказать, что его грозная репутация вполне заслужена.
- В общем, водитель не знал, что ему полагалось сбросить скорость, - продолжил Пит Бруссо. - Какая незадача! - Он рассмеялся. - Короче, Майклу повредило внутренние органы, и он скончался. Так мне рассказывали.
- Считаете ли вы, что историю с вертолетом придумали задним числом, чтобы не вгонять людей в краску и избежать возможных уголовных обвинений? - спросил я.
- Все может быть, - ответил Пит Бруссо.
Но ни в одном из услышанных или прочитанных мной рассказов о Майкле Эчайнисе не упоминалось, что он якобы убил козла простым взглядом. По делу о козлиной лаборатории я, похоже, оказался в тупике.
Но вот что странно: всякий раз, когда я в своих электронных письмах к бывшим друзьям и коллегам Эчайниса поднимал вопрос насчет разглядывания козлов, они тут же - все до единого! - прекращали отвечать. Возникало впечатление, что меня держат за чокнутого. И вот почему я, по истечении некоторого времени, стал избегать отдающих психдиспансером слов вроде "козел", "пристальный взгляд" и "смерть", а вместо этого спрашивал, к примеру: "Вы не знаете, Майкл принимал участие в попытках издалека влиять на домашнюю скотину?"
Впрочем, даже такой умеренный подход приводил к немедленному прекращению обмена электронными посланиями. Не исключено, что я и впрямь наткнулся на тайну до того государственную, что никто не желал признавать за собой хоть какое-то знание в этой области.
Пришлось снова навестить Гленна Уитона.
- Умоляю, расскажите мне, кто был автором идеи разглядывания козлов, - попросил я. - Больше мне ничего от вас не надо.
Гленн вздохнул - и назвал имя.
Через несколько месяцев один бывший джедай произнес тоже самое имя. Оно продолжало всплывать вновь и вновь. Мало кто из гражданских его слышал. Но именно этот человек подвигнул боевых джедаев на то, чем они занимались. Более того, эта примечательная личность, вооруженная страстью к оккультизму и верой в сверхчеловеческие возможности, оказала доселе никем не запротоколированное, но тем не менее глубочайшее влияние на практически любой аспект армейской жизни в США. Обреченная на неудачу попытка генерала Стабблбайна пройти сквозь стену была вдохновлена этим человеком, так же как и - если брать противоположный конец шкалы государственных секретов - знаменитая речевка, телерекламный слоган армейских вербовщиков, "Будь всем, чем можешь":
Загляни глубоко в себя,
Там найдешь доселе неведомое.
Будь всем, чем можешь.
Это даст тебе
Армия.
В свое время журнал "Рекламный век" назвал этот призыв вторым по эффективности лозунгом за всю историю телевизионной рекламы в Соединенных Штатах (первое место присудили песенке "Настал час радости твоей, / Воспрянь ото сна! Беги скорей! - в "Макдоналдс")". Он оказался созвучен настроениям, которые в восьмидесятые годы Рейган заложил в души выпускников американских колледжей. Кто бы мог ожидать, что в словах, которые декламировал солдат из рекламного ролика, восхитительный клич "Будь всем, чем можешь" нес в себе кое-что еще?
Хотя этот человек был полон самых добрых устремлений и миролюбивых помыслов, он тоже, как я впоследствии обнаружил, явился вдохновителем на редкость своеобразных форм пыток, продемонстрированных армией США в Ираке в мае 2003 года. Я говорю отнюдь не про издевательства, имевшие место в тюрьме Абу-Грейб, где голых иракских заключенных заставляли мастурбировать и имитировать оральный секс друг с другом; нет, речь идет о событиях, развернувшихся внутри двадцатифутового контейнера, который стоял на задворках заброшенной железнодорожной станции в городке Аль-Каим, что на сирийской границе. Там злодеяния были ничуть не менее ужасающими, нежели абу-грейбские зверства, но поскольку никто не делал снимков, да к тому же в ход был пущен пурпурный динозаврик Барни, этот прискорбный эпизод не получил критического освещения в прессе.
Так вот: пристальное разглядывание козлов и многое-многое другое было вдохновлено подполковником по имени Джим Чаннон.
3. Первый земной батальон
Стояло зимнее субботнее утро, и отставной подполковник Джим Чаннон неспешно вышагивал по территории своего обширного гавайского поместья, силясь перекричать ветер:
- Добро пожаловать в мой секретный сад, на мою экоферму. Хотите свежей клубники? Ни с чем не сравнить вкус того, что лишь мгновение назад было живым. Если к нам перестанут приходить корабли, если исчезнет история, а мир раздавит нас до смерти, я сумею прокормиться. Я приветствую этот ветер! "Дуй!" - говорю я ему. И он дует. Верите? А вот подойдите к моему баньяну. Ну же, смелей!
- Иду, иду! - сказал я.
Баньян был расщеплен посредине, и меж корней вилась кривая мощеная дорожка.
- Если хотите пройти сквозь эти врата, - сказал Джим, - вам надо быть на одну часть мистиком, а на другую - провидцем. Итак, добро пожаловать в мое убежище, где я залечиваю раны и мечтаю о наилучшем служении делу.
- Почему вы столь разительно несхожи с образом типичного подполковника армии США? - спросил я.
Джим призадумался. Запустил руку в свои длинные седые волосы. Наконец промолвил:
- Потому что вы мало видели подполковников.
Таков Джим сегодняшний. Во Вьетнаме он был другим. С его старых фотографий на меня смотрел опрятный молодой человек в военной форме со значком боевого пехотинца, где изображена обрамленная венком винтовка. Значок Джим хранит до сих пор. Он сам мне его показал.
- А что это значит? - спросил я.
- Тридцать дней участия в боевых действиях, - ответил Джим. И, помолчав, добавил: - Это вам не шуточки.
Джим прекрасно помнит, как все началось. Он только прилетел во Вьетнам и сидел в одном из 400 вертолетов, которые ревели над рекой Донгнай, направляясь к участку, который был известен под кодовым названием "район боевых действий D". Они приземлились среди трупов американцев, которым не удалось захватить РБД "D" несколькими днями ранее.
- Этих солдат, - сказал Джим, - сложили внавал возле окопов, где они сварились на солнце.
Джим принюхался к убитым, и в этот миг его обоняние отключилось. Вернулось оно по истечении нескольких недель.
Сосед Джима по правую руку выскочил из вертолета и тут же принялся палить во все стороны. Джим прикрикнул на солдата, но тот даже не услышал. Поэтому Джим напрыгнул на него и сбил с ног.
И тут неизвестно откуда по его взводу начал палить снайпер.
Все как стояли, так и продолжали стоять. Снайпер выстрелил еще раз; вот тогда американцы - все сразу - бросились к одному-единственному дереву, что находилось в пределах видимости. Джим несся до того стремительно, что лицом впечатался в пальму. За спиной кто-то крикнул: "Черные пижамы! Сто метров!"
Секунд через двадцать Джим задался вопросом: "А почему никто не стреляет? Чего они ждут? Неужто моей команды?!"
- ОГОНЬ! - взвизгнул Джим.
Солдаты принялись стрелять, а когда все кончилось, небольшая группка вышла вперед и нашла там посторонний труп. Зато снайпера, увы, не удалось прищучить, несмотря на всю пальбу.
Как так вышло?
Тут один из солдат воскликнул: "Господи, баба!"
"Только этого не хватало", - подумал Джим.
Секунду спустя снайпер убил одного из людей Джима, прострелив насквозь оба легких, - рядового первого класса Шоу.
- Во Вьетнаме, - рассказал мне Джим, - я чувствовал себя использованным презервативом. Политиканы от меня попросту отмахивались. Мне - лично мне! - приходилось писать письма мамам и папам убитых солдат.
А когда он вернулся домой, в Америку, то ему поручили ездить куда-то в сельскую глушь и там встречаться с этими родителями, вручать им похвальные грамоты и личные вещи мертвых сыновей. За долгие часы таких поездок Джим вновь и вновь прокручивал в голове те обстоятельства, что привели к гибели рядового первого класса Шоу.
Джим приказал своим солдатам снять снайпера, а они - все до единого! - вели себя будто слепые.
- Впоследствии стало ясно, что такова общая реакция у любого человека, впервые оказавшегося на поле боя, - сказал Джим. - Стрельба по людям - действие неестественное.
(Личные наблюдения Джима согласовываются с результатами исследований, проведенных после Второй мировой военным историком генералом С. Л. А. Маршаллом. Тот опросил тысячи американских пехотинцев и пришел к выводу, что лишь 15–20 процентов из них стреляли на поражение. Прочие же палили наугад либо вообще не открывали огонь, найдя себе какое-то иное занятие.
Причем 98 процентов из тех, кто в самом деле стрелял, позднее были глубоко травмированы собственным поведением. Оставшиеся 2 процента получили диагноз "агрессивного психопатического синдрома" и в принципе не имели ничего против убийств при любых обстоятельствах, будь то дома или за границей.
Конечный вывод, к которому пришел подполковник Дейв Гроссман из Исследовательской группы по вопросам киллологии, таков: "непрерывные боевые действия сведут с ума 98 процентов населения, а оставшиеся 2 процента уже изначально были сумасшедшими".)