– Ну, например? Откуда, из какого храма или монастыря?
– Зачем тебе это знать, господин? – ответила Кассия с некоторой дерзостью. – Если ты пришел с обыском, то обыскивай, а насчет допросов в указе государя я ничего не прочла.
Она ждала, что Анастасий вспылит, но вместо этого он скрестил руки на груди и несколько мгновений молча смотрел на нее. В его зеленых глазах плясали искры, но не гнева – великий куратор любовался.
– Прекрасный характер, восхитительный! – наконец, сказал он. – Под стать внешности! Хотя для женщины не слишком подходящий.
Кассия вспыхнула, хотела было что-то сказать, но закусила губу и промолчала. Мартинакий наблюдал за ней.
– Но смиряться тоже умеешь, – улыбнулся он с ехидством. – Значит, не совсем амазонка… Что ж, здесь мне всё понятно, а теперь я горю желанием увидеть твое жилище, госпожа.
Когда они вышли из часовни, Фотина как раз поднималась по лестнице. Увидев горничную, Кассия вздохнула чуть свободнее и сделала ей знак следовать за ними. Очутившись в комнатах девушки, Мартинакий цепко оглядел всё вокруг, немного задержал взгляд на ящике для одежды, заглянул в смежную со спальней молельню, но не пошел туда, а прямиком направился к столу и, переворошив пачку листов на нем, подошел к книжному шкафу в углу, дернул за ручку и обернулся к Кассии.
– Открой-ка, госпожа.
Девушка молча подошла к столу, раскрыла маленькую резную шкатулку из кости, достала оттуда ключ и открыла шкаф. Когда она вставляла ключ в скважину, рука дрогнула, и тень досады прошла по лицу Кассии, не укрывшись от великого куратора, который наблюдал за каждым ее движением. Когда Кассия отошла и села на кровать, сложив руки на коленях, он бросил на нее насмешливый взгляд и принялся внимательно изучать содержимое шкафа. Анастасий пролистал несколько книг, и выбор их, очевидно, озадачил Мартинакия – он взглянул на Кассию чуть удивленно, но ничего не сказал. Последней книгой, за которую он взялся, оказался Плутарх. Тут Анастасий вдруг увлекся, даже пододвинул стул, сел и углубился в чтение, на лице его отразился неподдельный интерес. У Кассии затеплилась надежда, что он так и просидит, промешкает, а потом его начнут торопить спутники – всё-таки уже вечер! – и он не полезет на нижнюю полку… Но великий куратор внезапно закрыл книгу, положил на стол, остро глянул на девушку и, опустившись на корточки, взялся за содержимое последней полки. Кроме кипы чистых листов и коробки с перьями, там лежали две тетрадки. Полистав одну из них, Мартинакий усмехнулся и взглянул на Кассию:
– Ты, госпожа, я вижу, особенно не любишь глупцов? Видно, считаешь себя очень умной?
– Нет, просто не люблю, когда глупцы считают, что никто не должен подниматься над болотом их глупости.
Анастасий хмыкнул, открыл вторую тетрадку, и тут почти все листы из нее разлетелись по комнате – они были не подшиты. Фотина бросилась было поднимать, но Мартинакий рявкнул на нее:
– А ну, отойди! Я сам!
Он действительно собственноручно собрал все листы, аккуратно разложил на столе, пододвинул поближе светильник и принялся за чтение.
– Так-так, знакомый почерк! – воскликнул он. – А здесь другой, но зато узнаю стиль… Та-ак… И содержание… – он обернулся и посмотрел на Кассию в упор. – Письма Феодора Студийского, значит?
– Да, – ответила девушка.
Отпираться не было смысла. Мартинакий посмотрел на нее с сожалением.
– Переписываетесь, значит? – тон его стал вдруг мягким и почти вкрадчивым, но именно это заставило и Кассию, и Фотину вздрогнуть. – А знаешь ли ты, красавица, что за хранение – одно лишь хранение! – писем этого нечестивца полагается бичевание?
Зеленые глаза Мартинакия хищно сверкнули. Фотина в ужасе взглянула на великого куратора.
– Неужели, господин, – произнесла она, запинаясь, – ты станешь бичевать госпожу Кассию?
– Мне весьма жаль, милейшая, но мне дан приказ, и я обязан его исполнить!
Анастасий аккуратно сложил все найденные им письма в стопку, вынул из мешка на поясе веревочку и лоскут ткани, сложил туда пачку, завернул, перевязал и вышел из комнаты, сказав Кассии:
– Сойдем вниз, почтеннейшая!
Когда они спустились на первый этаж, там в большой гостиной уже собрались почти все стратиоты с Ефремом. Ничего подозрительного в доме и прилегающих помещениях они не обнаружили. Секретарю и стратиоту, осматривавшим библиотеку, не хватило терпения открывать все книги подряд, и до писаний Иоанна из Дамаска они, к счастью, не добрались. Мартинакию они, однако, сказали, что просмотрели всё содержимое библиотеки, но ничего крамольного не нашли. Великий куратор хмыкнул, но, одушевленный собственной находкой, не стал выяснять, правду ли они говорят.
– Зато я кое-что нашел! – Анастасий помахал перевязанной пачкой.
– Что это? – спросил Ефрем.
– Письма студийского разбойника!
– Феодора?! – воскликнул Леонтий.
– Его! Собственноручные или копии… Штук двадцать будет!
Ефрем присвистнул, посмотрел на Кассию и спросил:
– Что будем делать?
– Придется малость попортить красивую шкурку, – сказал великий куратор. – Жаль, конечно, но приказ августейшего императора надо приводить в исполнение без лицеприятия.
– Что?! – вскричала стоявшая в дверях Маргарита. – Вы хотите бичевать госпожу? Да как вы смеете!
Анастасий нахмурился и взглянул на горничную так, что она сразу сникла.
– Что за речи я слышу? Вы, похоже, тут живете, как во сне! Не знаете ни законов, ни постановлений! Переписываетесь с государственными преступниками! – тон Мартинакия становился всё более угрожающим. – Знаете ли вы, что только за хранение его писем положено полсотни бичей? А тут, я вижу, не только хранят письма, но и ведут переписку! Думаете, я глупец и меня можно обмануть досужей болтовней о маминых больных ножках? Вы что, хотите меня уверить, что вы не иконопоклонники? – он рассмеялся. – Милейшие, я предостаточно перевидал вашей братии за последние два года, и меня не обманешь! За то, что вы тут вытворяете, сажают в подвалы Претория! Я же ничего подобного делать с вашей госпожой не собираюсь. Мы всего лишь немного поучим ее уму-разуму. Ей полезно, еще молода, вся жизнь впереди, поучение пойдет ей на пользу!
– Это бичи-то – поучение?! – всплеснула руками Маргарита; она всё еще не верила, что великий куратор говорил всерьез.
– Конечно! Если бы вы, вместо переписки с еретиками и изучения языческих писателей, – Анастасий бросил насмешливый взгляд на Кассию, – почаще читали Священное Писание, то знали бы, что там сказано о несомненной пользе наказания для юных! Так что, милейшая, – обратился он к Маргарите, – принеси-ка сюда лучше скамью пошире!
– Зачем это?
– А чтоб госпоже твоей удобнее было лежать, пока мы ее учить будем!
Стратиоты дружно загоготали.
– И не подумаю! – воскликнула Маргарита. – Да вы совсем изверги! Пятьдесят ударов? Ей?! Звери! Не дам!
Она бросилась к Кассии, но тут же, по знаку великого куратора, была схвачена двумя стратиотами и забилась у них в руках.
– Не смейте ее трогать! Не смейте! Господь покарает вас!
Анастасий вдруг подошел к ней и со всего размаха влепил пощечину; щека девушки стала красной, как свекла.
– Если ты сейчас же не заткнешься, будешь ночевать в Претории, падаль ты этакая! – сказал он тихо и кивнул стратиотам. – Уведите ее вон, пусть остынет на улице! Да, и остальных слуг сюда не пускать, а то что-то крику много, я вижу.
Рыдающую Маргариту вывели. Спустившаяся со второго этажа Фотина остановилась в дверях и с ужасом наблюдала за происходящим, не смея раскрыть рта из страха, что ее тоже выгонят, и тогда госпожа останется наедине с "этими извергами"… Мартинакий повернулся и посмотрел на Кассию. Девушка стояла, опершись рукой на круглый столик, глаза стали как будто еще больше на ее побледневшем лице.
– Если нужна широкая скамья, то на кухне есть такая, – тихо сказала она, медленно сняла пенулу и бросила на кресло.
Мафорий почти сполз у нее с головы, и Кассия совсем сняла его, оставшись только в темно-синей тунике. Ефрем, Леонтий и стратиоты почти завороженно наблюдали за ней. Мартинакий вдруг сел на стул, вытянул вперед ноги и, скрестив руки на груди, смерил девушку с ног до головы пристально-оценивающим взглядом. Кассия невольно покраснела и сказала, не глядя на великого куратора:
– Надеюсь, вы не… не выйдете за пределы того, что вам приказано.
Анастасий усмехнулся и подмигнул Ефрему:
– Как, дружище, не выйдем? А ведь соблазнительно было бы, ей-Богу!
Тот пробурчал что-то невразумительное. Мартинакий обвел глазами гостиную и увидел прислонившуюся к дверному косяку Фотину.
– А ты что тут делаешь, почтенная? Выйди!
– О, нет! – воскликнула Фотина, умоляюще складывая руки. – Прошу тебя, господин, не выгоняй меня! Я… не буду кричать… и мешать…
– Помогать, значит, будешь? – насмешливо спросил великий куратор. – Ну, так принеси с кухни скамью для твоей госпожи!
Стратиоты снова захохотали. Горничная побледнела и отступила на шаг.
– Принеси скамью, Фотина, – сказала Кассия. – Да не бойся за меня. Воля Божия!
Девушка зажала рукой рот и вышла. Мартинакий сказал стратиотам:
– Стол и стулья отодвиньте вон туда! У кого бичи?
– Здесь! – сказал один из стратиотов, похлопав по суме, висевшей у него при поясе.
– Прекрасно! Давай сюда!
– Один, господин Анастасий?
– Один. Хватит одного, – великий куратор поднялся со стула и сверкнул глазами на Кассию. – И веревки дай.
– Ты… это… – сказал Ефрем. – Не переусердствуй, смотри! А ну, как помрет, потом шума не оберешься! Да и жалко девицу, – добавил он совсем тихо.