– С чего ты это взяла? – Олимпиада посмотрела на нее с плохо скрытой враждебностью. – А хоть бы даже и так, разве главное в умном человеке – не его благочестие?
– Благочестие – главное в любом человеке, по-моему, – нерешительно вставила Василиса.
– Ну, конечно, в любом! – сказала Олимпиада совсем уже раздраженно. – Я не то хотела сказать! Я имею в виду, что умному человеку вовсе не обязательно быть начитанным в языческих писателях, если есть отцы Церкви!
– Ну да, тем более – если говорить о женщинах, – согласилась Евдокия.
– Так думают многие, но монах, который беседовал с нами, другого мнения, – сказала Кассия и, не удержавшись, ядовито добавила: – Уверена, что он гораздо охотнее побеседовал бы об Аристотеле и Платоне, чем о житиях святых или о любовных стихах.
– Но он монах! – упрямо сказала Евдокия. – Им не положено!
– Монахам не положено читать Платона? – спросила Кассия с наигранным удивлением. – Разве есть такие правила?
– Ишь, умница нашлась! – прошипела Олимпиада.
Кассия даже не взглянула в ее сторону.
– Он и о любовных стихах беседовал охотно! – быстро проговорила Феодора и вспыхнула.
– И потом наверняка пересказал всё господину Феофилу! – рассмеялась Анастасия. – Подумай теперь, возьмет ли он в жены ту, которая из всех книг выбрала любовные стихи да еще обсуждала их с монахом!
– Откуда ты знаешь, что он пересказал? – воскликнула Феодора, ощущая, как у нее холодеет внутри. – Может, ничего он не пересказывал!
– Ну да, а зачем же он тогда с нами беседовал? – возразила Зоя. – И государыня, и государь! Наверняка, чтобы потом посоветовать жениху, какую невесту лучше выбрать! Ведь и раньше так бывало, мне отец рассказывал, что государыня Ирина для своего сына невесту избрала сама, хотя там был выбор как бы от лица императора. Но это так, просто для вида, для красоты…
– Нет! – Феодора чуть не топнула ногой.
Олимпиада и Анна засмеялись. Анастасия и Евдокия о чем-то шушукались, почти злорадно поглядывая на Феодору. Кассии стало жаль ее, и девушка уже хотела сказать в утешение, что Иоанн, судя по всему, не собирался влиять на императорского сына и выбор невесты должен быть "честным", как вдруг раздался тихий голос до того молчавшей Софии:
– Отец Иоанн никому ничего не пересказывал, я его спросила об этом, и я ему верю. И он действительно больше всего ценит ум и начитанность. Он сказал, что двух девушек отстранили от смотрин, потому что они заявили, что светская ученость вообще греховна… А то бы нас могло быть тут четырнадцать. Если б я могла, я бы поговорила с господином Иоанном… об Аристотеле, например. Но я этого не изучала…
– Но почему ты думаешь, что Иоанну интереснее было бы говорить об Аристотеле? – воскликнула Евдокия.
– Потому что я знаю, кто такой господин Иоанн, – улыбнулась София. – Мой отец с ним знаком, и Иоанн несколько раз заходил к нам.
– И кто же он? – спросила Василиса.
– Игумен Сергие-Вакхова монастыря, учитель господина Феофила, философ, богослов, один из главных советников императора.
Иоанн Грамматик!.. Кассия так и застыла. Этот еретик, софист, мучитель православных исповедников, запутавший и увлекший в ересь стольких людей, совративший в нечестие и доведший до гибели императора Льва, моривший голодом отца Навкратия и других подвижников! Это был он!.. О, как ей иногда хотелось повстречаться с ним и высказать ему всё, что она о нем думает! Она и в мыслях не держала, что с этим человеком может быть приятно общаться – настолько приятно и интересно, что когда их беседа в библиотеке окончилась, и Грамматик простился с ней, ей стало ужасно жаль, что нельзя поговорить с ним подольше!.. Она была так потрясена, что уже не могла слушать, о чем болтали девицы, но им и не пришлось продолжать разговор: портьеры, закрывавшие вход, раздвинулись и вошел магистр оффиций.
– Пожалуйте в зал, почтеннейшие и прекраснейшие госпожи! – и он вывел всех девушек в триклин.
Император уже восседал на троне, рядом с ним на другом троне сидела императрица, здесь же были патриарх с клиром Фарского храма, выстроенные по чинам синклитики в парадных одеяниях, стража со сверкающими мечами и щитами. "Невесты" издали поклонились василевсу, и по его знаку магистр оффиций поставил девушек в ряд под самым куполом, боком ко входу в триклин, каждую на белый, расшитый золотом круглый коврик.
Когда серебряные двери триклина распахнулись и Феофил, войдя, направился по вытканной золотом дорожке к "невестам", девушки повернули головы, и едва слышный вздох пронесся между ними. Они уже знали, что императорский сын красив, но действительность явно превзошла ожидания, и прекрасные создания затрепетали под взглядом внимательно смотревших на них темных глаз. Только Кассия не взглянула в его сторону. Ей вдруг стало ужасно стыдно, что она оказалась на этих смотринах, что сейчас этот молодой человек будет ее разглядывать, "словно прицениваться"! "Как будто мы тут как блудницы собрались! – мелькнуло у нее в голове, и Кассия в гневе закусила губу. – Кто только выдумал эту церемонию?!.."
Феофил шел по золотой дорожке вдоль выстроенных "невест", останавливаясь по очереди перед каждой, и девушки, как им было заранее указано магистром оффиций, кланялись императорскому сыну в пояс и называли свое имя.
"Я ни за что не буду на него смотреть! – думала Кассия. – Хотя нет, один раз все же придется, когда представляешься…" Она стояла восьмой от дверей, опустив глаза. И вот, наконец, она увидела перед собой руки наследника престола, державшие кончиками длинных пальцев золотое яблоко. Она поклонилась, выпрямилась и произнесла, поднимая глаза:
– Кассия.
И они замерли друг перед другом.
Феофилу показалось, что всё вокруг свернулось и исчезло, и осталась только одна она, стоявшая перед ним, – девушка, встреченная им прошедшей осенью в Книжном портике.
6. Выбор
Всё начинается с выбора.
("Матрица")
Когда Кассия взглянула на Феофила, она ощутила себя архитектором, который нарисовал план прекрасного дворца или храма, всё вымерял, рассчитал и пребывал в уверенности, что построенное по его чертежу здание будет стоять веками, – и вдруг вся постройка рушится у него на глазах до основания… Она поняла, что Феофил тоже узнал ее и поражен не меньше, но он проявил выдержку и не задержался перед ней дольше, чем перед другими девицами, а спокойной поступью пошел дальше, только золотое яблоко дрогнуло в его руках…
А перед ее взором поплыл тот сентябрьский день в прошлом году, когда она решила в очередной раз пойти в Книжный портик. Кассия и так уже собиралась туда зайти, а тут получила и письмо от владельца одной из тамошних лавок: он сообщал, что в лавку поступил хороший экземпляр "Метафизики" Аристотеля, которую девушка спрашивала еще в мае.
Под сводами портиков царило оживление: сновали туда и сюда торговцы-разносчики, слуги, чиновники, оборванцы, нищие… Запахи жареной рыбы, свежеиспеченного хлеба, пряностей накатывали волнами, смешивались, щекотали ноздри. Кассия, одетая в тунику из голубого шелка, с таким же мафорием на голове, надетом так, что лоб был закрыт до самых бровей, в сопровождении Маргариты и Фотины шла, опустив взор к земле и ни на кого не глядя. С утра она перечитывала последние полученные ею письма игумена Феодора и думала, что всё еще плохо исполняет его наставления и что вообще надо больше следить за собой, за своими помыслами, за тем, как она одевается, за походкой… "Я слишком красива! – думала она. – И зачем только?.. Лишний повод для тщеславия и искушений!" Но всё-таки когда она дома взглядывала на себя в большое зеркало в гостиной, ей втайне было приятно, что она красива…
Когда она зашла в книжную лавку, где заказывала рукопись Стагирита, помощник владельца приветствовал ее улыбкой, от которой вокруг его глаз залучились морщинки.
– О, юная госпожа удостоила нас своим посещением! Да, знаем, знаем, чего желает твоя душа! И откуда только столько ума в твоей прекрасной голове? Божий дар, Божие благословение!
Он достал с полки рукопись в обложке из коричневой кожи и положил перед Кассией на прилавок. Она раскрыла книгу. "Все люди от природы стремятся к знанию. Доказательство тому – влечение к чувственным восприятиям: ведь независимо от того, есть от них польза или нет, их ценят ради них самих, и больше всех зрительные восприятия, ибо видение, можно сказать, мы предпочитаем всем остальным восприятиям, не только ради того, чтобы действовать, но и тогда, когда мы не собираемся что-либо делать…"
Кассия перелистывала рукопись, проверяя, хорошо ли она переписана, когда с улицы раздалось цоканье копыт, а потом служанки за ее спиной вдруг зашушукались. Она оглянулась и увидела двух молодых людей, только что вошедших под своды портика. Юноши были одеты роскошно и в то же время с отменным вкусом. Один из них, на вид лет пятнадцати или шестнадцати, высокий, статный, был замечательно хорош собой. Другой, пониже ростом, с явно армянской внешностью, ничем особенным не отличался, кроме разве что горбатого носа и вьющихся удивительно мелкими кольцами черных волос. По поводу высокого юноши горничные Кассии и перешептывались: "Красавец!.. Глаза какие!.."