2
На место Волобуева из штаба бригады в роту Бельского прислали молоденького красивого лейтенанта с веселой фамилией Махоркин. Авдошин онемел от изумления, когда на груди нового командира взвода увидел Золотую Звездочку Героя Советского Союза.
- Д-да! - сказал он.- Вот это я понимаю! За что удостоились, товарищ гвардии лейтенант?
- За Днепр. Букринский плацдарм. Слышал о таком?
- Слышал. Бои были серьезные... И что же, сам Михаил Иванович вручал?
Махоркин улыбнулся:
- Сам Михаил Иванович. Повезло мне. В ЦК комсомола после госпиталя пригласили... Тогда же и награду вручили,
- Прямо в Кремле?
- В Кремле.
- И ручку Михаил Иванович пожал?
- Пожал.
- Н-да! Не всякому повезет... А скажите, товарища Сталина не удалось повидать?
- Нет, сержант, не удалось.
- Жалко.
Помкомвзвода смолк, глядя в припорошенное снегом окно. В половине дома, которую занимали два отделения бывшего волобуевского взвода, никого не было. Солдаты всем батальоном ушли в баню, оборудованную Никандровым в каком-то пустом, заброшенном сарае. Авдошин, занятый "сдачей дел", решил идти со второй очередью, с теми, кто нес сегодня внутренний наряд.
- Товарищ гвардии лейтенант, - взглянул он наконец на нового командира взвода, - можно у вас спросить? По личному вопросу. Если вы, конечно, не очень спешите.
Махоркин, просматривавший список личного состава, отодвинул от себя тетрадь.
- Пожалуйста. Я слушаю.
- Вот я тут документик один составил... Только не знаю, правильно или нет. - Помкомвзвода быстро развязал свой вещмешок, достал бумагу. - Вот. Посмотрите, если не трудно.
Махоркин развернул поданный ему листок, стал читать.
"Я, гвардии сержант Авдошин Иван Ермолаевич, прошу принять меня в кандидаты большевистской партии. Уничтожил 52 фашиста и десять "языков" привел живьем. Если достоин, прошу не отказать. Буду драться до победы над врагом за нашу Родину. Готов умереть за Родину по-геройски, как гвардеец.
К сему И. Авдошин. 31 декабря 1944 года".
- Вполне правильно написано, - сказал лейтенант. - Можно смело подавать. Вот только насчет смерти... Бить врага надо, а не умирать, хоть и геройски!
- Это, конечно, верно вы заметили.
Глаза Махоркина встретились со светло-голубыми настороженными глазами Авдошина.
- Ошибок... много, товарищ гвардии лейтенант? - спросил помкомвзвода.
- Ошибки мы исправим!
- Вот спасибочко вам!
Махоркин достал из внутреннего кармана кителя авторучку, исправил в заявлении все ошибки.
- Лучше, по-моему, переписать.
- Д-да! - виновато протянул помкомвзвода, разглядывая поправки. - Прямо беда! Пять классов образования у меня всего. И то, считай, почти двадцать лет назад. Отец умер, мать больная была. А семья немалая. Кроме меня еще пятеро. И все, как говорится, один одного меньше. Пошел работать. Кормить же их надо было, учить... Жили неплохо мы в колхозе, а вот насчет ученья своего, чтоб дальше, значит, все никак но удавалось.
Он вымыл руки, аккуратно вырвал из тетради чистый лист, сел за стол и, тяжело дыша от напряжения и внимания, переписал свое заявление. Потом спросил разрешения отлучиться, достал рекомендации (одну из них дал ему еще до переправы через Дунай лейтенант Волобуев) и пошел к парторгу роты старшине Добродееву.
Подходя к расположению своего "хозяйства", Никандров еще издали увидел помпохоза батальона старшего лейтенанта Рябова. Тот с интересом осматривал заваленные снегом, обломками досок и черепицей сеялки, плуги, бороны - все, что в беспорядке лежало под навесом, возле которого дымила батальонная кухня.
- Гляжу, добро вот пропадает, - сказал помпохоз, когда Никандров подошел. - А ведь еще можно в дело пустить.
- Точно, товарищ гвардии старший лейтенант! Как раз к весне.
- Вот, вот! Людям нужно сеять скоро. И вы знаете, старшина, мне пришла в голову одна мысль...
Проходивший мимо старик-мадьяр, чернобородый, крепкий, в очень поношенной одежде, остановился, тоже посмотрел на сваленный в кучу инвентарь, поцокал языком и повернулся к Никандрову. Тот был солидней, чем Рябов, и мадьяр принял его за начальника.
- Плох, капут, господин капитан...
- Ты откуда по-русски-то говоришь? - удивился Никандров.
- Русска плен первый война... Австро-Венгрий был. Сибир. - Мадьяр ткнул себя пальцем в грудь. - Толмач. Надь-Перката толмач... Нем йо война! Нехорош! - Он выдернул из кармана левую руку, сдвинул к плечу рукав, и Рябов со старшиной увидели вместо кисти красно-лиловый обрубок, посипевший от холода.
- Сеять хотите весной?
Старик пожал плечами.
- Как сеять? Кони нет, мужик нет... Хорти забрала, Салаши забрала... Машинен - вот! Очен плох!
- Это мы вам, батя, если хотите, починим, - сказал Рябов. - Специалисты у нас найдутся. - Он посмотрел на Никандрова. - После окопов лучший отдых. Точно?
- Точно, товарищ гвардии старший лейтенант!
Когда старик, растроганный и удивленный, ушел сообщить крестьянам, что русские солдаты хотят помочь им отремонтировать к весне весь инвентарь с графского двора, Рябов взял Никандрова под руку.
- Вот так, старшина. Я думаю, правильно! Ты поговори с людьми, а я согласую с комбатом и замполитом.
3
В большом зале на втором этаже медсанбата играл оркестр корпусного клуба. Легкая и стройная, в центре зала стояла елка, украшенная самодельными игрушками из цветной бумаги и жести. Гирлянды маленьких автомобильных лампочек поблескивали в ее темно-зеленых, остро пахнущих хвоей ветвях. Яркий свет электричества матово отливал на дорогих рамах старинных, потускневших от времени картин, на которых были изображены какие-то люди в раззолоченных опереточных костюмах. Их странно было видеть рядом с лозунгами и плакатами, призывавшими беспощадно уничтожать немецко-фашистских захватчиков, бить ненавистного врага до полной победы. В противоположном от оркестра конце зала были расставлены столики, возле которых, поминутно посматривая на часы, прохаживались пожилые офицеры.
Люди смеялись, танцевали. Сверкали ордена, пахло духами. Женщин - врачей, медсестер, санитарок, сменивших в этот вечер военную форму на припрятанные в вещмешках и чемоданчиках обычные платья, невозможно было узнать.
Минут за десять до полуночи в зал вошли Гурьянов и Дружинин. Все притихли.
- Какая роскошь! - громко сказал командир корпуса.- Не хуже, чем до войны. Товарищи женщины и товарищи офицеры, прошу к столу.
Талащенко поискал взглядом Катю. Она стояла у самой елки, перешептываясь с не знакомой ему девушкой.
"А! Будь что будет!"
Протолкавшись к елке, он остановился возле них.
- Катерина Васильевна! Прошу вас и вас,- Талащенко взглянул на Катину собеседницу.- Прошу вас разделить сегодня компанию с нами... Я и мой замполит. Если можно.
Смутившись, Катя взглянула на подругу.
- А если я ее не отпущу? - спросила та.
- Господи! -- сказала Катя.- Я одна и не пойду! Ой, познакомьтесь... Это - Ниночка Никитина...
Талащенко назвал себя.
- Ладно! - Никитина взглянула на часики.- Идем, Катюша! Уже без пяти.
Краснов, ждавший их за столиком, поднялся навстречу. Начались шутливо-официальные взаимные представления.
- Церемонии потом, потом! - замахала руками Никитина.- Садитесь!..
Стол выглядел очень непривычно. Чистая скатерть, тарелки с закусками, бокалы и рюмки из остатков графских сервизов, маленький графинчик с водкой, две бутылки вина - на их этикетках было написано что-то по-венгерски, около стола - мягкие кресла...
- А здесь неплохо, правда? - склонился к Кате Талащенко.
- Да. Очень хорошо.
Она взглянула на свои красные обветренные руки с коротко остриженными ногтями (так категорически требовал Сухов) и, застыдившись, опустила их на колени.
- Товарищи! - послышался голос полковника Дружинина. - Дорогие гвардейцы-однополчане! Мы встречаем сегодня новый, тысяча девятьсот сорок пятый год! Это будет год нашей окончательной победы над врагом. Мы встречаем его далеко от родной земли, но никакие расстояния не в силах разделить нас с нею, никакие испытания и тяготы не в силах погасить нашу солдатскую любовь к ней! - Начальник политотдела обвел взглядом зал. - Уходящий год был для нас хорошем годом. Мы здорово били врага, гнали его от Днепра до Дуная. Наши гвардейские части получили шесть благодарностей Верховного Главнокомандующего товарища Сталина. Пусть и в наступающем году наша ратная служба Отечеству будет такой же верной и такой же успешной!..
Все встали. Свет погас. В ветвях сверкающей огоньками елки послышались треск, шипенье, и вдруг, далекий очень-очень знакомый, ворвался в зал шум Красной площади. Хрустальный перезвон курантов, словно взбегая по невидимым ступенькам, зазвучал в торжественной праздничной тишине. Раздался первый удар часов, второй, третий...
- С Новым годом, дорогие боевые друзья! - крикнул в притихший зал Дружинин. - С новыми победами!
Талащенко поднес свой бокал к бокалу Кати, и в ее блестящих глазах он увидел отражение разноцветных огней елки.
За одним столиком с Мазниковыми сидели Кравчук и Александр Евгеньевич Стрижанский. После первого тоста Виктор посидел немного для приличия и поднялся.
- Извините. Пойду поищу ребят из "девятки".
- Скажите просто, что вам не подходит наша стариковская компания, - засмеялся командир медсанбата. - Дипломатия тут ни к чему.
- Иди, иди, потанцуй, - добавил командир бригады, глядя на сына. - Не разучился?
- Да вроде нет.