Но все попытки противника выйти в полосе обороны Тринадцатой дивизии к Волге были отбиты. За два дня противник смог продвинуться лишь на несколько десятков метров. Это стоило ему сотен убитых солдат и офицеров и сорока трех сожженных танков.
Гвардейцы прочно удерживали полоску земли вдоль побережья и несколько прилегающих к нему кварталов, вплоть до площади Девятого января.
Рано утром двадцать второго сентября Наумов позвонил из дома военторга в батальон:
- Идут четыре танка с десантом. Сдерживаем петеэрами. Прошу огонька…
Жуков доложил Елину, и сразу же заговорила наша артиллерия. Вражеские танки стали маневрировать.
Из командного пункта батальона хорошо просматривалась местность. Жуков обратил внимание на небольшое строение. Отличная позиция, чтоб отрезать подступы к дому военторга. Эх, туда бы станковый пулемет…
Капитан подзывает командира пулеметной роты:
- Посмотри, Дорохов, на ту хатку! Кто у тебя есть?
Дорохов моментально понял. Действительно, лучшей позиции не сыскать.
- Сержант Демченко смог бы…
- Отлично. Его и пошлите. Да поживей!
Потомственный хлебороб Павел Демченко с детства привык трудиться и любил труд. Добротно, с чувством большой ответственности, он делал всякую работу. С таким же чувством он относился и к доверенному ему "максиму". Пулемет у него, что называется, сверкал, а чистка оружия была ритуалом. Как ни устанет, но не успокоится, пока не убедится, что на пулемете не осталось ни одной соринки. Многие в роте помнили случай - это было еще в заволжском резерве, - когда Демченко среди ночи вскочил с койки и бросился в угол казармы, где стоял его пулемет. Потом смущенно теребя свои темные усики на худощавом лице, объяснял, что увидел дурной сон: будто после боя не почистил оружие…
Обычно медлительный, Демченко преображался в бою. Опасность словно прибавляла ему силы. Вот и сейчас. Пока танки, уклоняясь от огня нашей артиллерии, продолжали маневрировать, Демченко и двое бойцов успели протащить пулемет и замаскироваться.
Возможно, противник и не заметил, как проскочил Демченко, а может быть, просто не придал этому значения, хотя все происходило на виду. Как бы то ни было, но фашистские танки, облепленные автоматчиками, продолжали двигаться.
И тогда разыгрался этот смертный бой с четверкой вражеских танков. Он продолжался всею полчаса.
Достигнув пространства, которое наиболее густо простреливалось нашей артиллерией, танки развили полную скорость. Вот-вот они уже поравняются с домиком, где засел Павел Демченко с двумя своими товарищами.
Жуков, Дорохов и все, кто наблюдали из укрытия, замерли. "Ну же, чего медлишь, стреляй!" - так и хотелось крикнуть… Но Демченко не подавал признаков жизни.
- Что ж это он? - с досадой проговорил капитан.
Недоумевал и Дорохов. Он видел, что пулеметчики добрались благополучно, неужели заело пулемет? Нет. Такого у Павла Демченко случиться не может. Никто не помнил, чтоб его пулемет хоть раз отказал в бою…
- Эх, сгинул парень, - сказал, словно простонал, Дорохов.
Но нет, не погиб пулеметчик. Он выжидал, чтоб стрелять в упор, наверняка. И когда остались считанные метры, пулемет наконец заговорил. Свинцовая струя широким веером прошлась по четырем машинам - они шли уступом и представляли собой превосходную мишень. Десантников словно смыло, а машины мигом повернули назад. Улица опустела. И лишь вражеские трупы на мостовой говорили о том, что здесь произошло.
На несколько минут воцарилась непривычная тишина, а потом в направлении домика взвились ракеты - противник указывал цель. И вслед за этим посыпались мины. Вновь появились четыре танка, на ходу изрыгая огонь. Но домик продолжал держаться, а демченковский пулемет строчил по врагу не переставая.
Но вот один танк задымился. Его, по-видимому, достал кто-то из бронебойщиков Блинова, сидевших в доме военторга. Подбитую машину подцепили на буксир, а с ней отошли и остальные танки.
Усилился минометный обстрел.
Затаив дыхание, Жуков и Дорохов наблюдают за неравным поединком. Что происходит в эти минуты там, в домике, на который обрушился шквал огня? И каким нечеловеческим мужеством надо обладать, чтоб выстоять!
Все, кто видел этот бой, отлично понимали: в таком аду невозможно уцелеть. Но пулемет продолжает жить. Значит, видит еще хоть один глаз, значит, бьется еще хоть одно сердце - сердце солдата Сталинграда!
Вражеские танки снова пошли в атаку.
Она была последней.
Домик, сложенный из камня, оказался слабее засевших в нем людей. Он не выдержал и рухнул, погребая в своих развалинах Павла Демченко и двух его товарищей.
Они погибли, но не отступили.
Весть о подвиге Павла Демченко прогремела в полку, о нем узнала вся дивизия. Еще долгие недели и месяцы продолжалась сталинградская битва, все меньше и меньше оставалось в ротах третьего батальона участников того боя, но рассказы о бесстрашном пулеметном расчете передавались из уст в уста, как эстафета.
А в феврале 1943 года, когда враг был разгромлен, изувеченные снарядами стены запестрели памятными надписями. Нужно сохранить в памяти народной места, где бои были особенно упорными. Дошла очередь до стен Дома Павлова, и в число его защитников включили Павла Демченко. Правда, пулеметчик совершил свой подвиг несколько ранее, но тот, кто выводил надписи, не боялся неточности. Все знали, что Павел Демченко - герой Тринадцатой гвардейской дивизии, и невозможно представить себе, чтоб знаменитый дом защищали без его участия…
В эти же февральские дни после разгрома гитлеровцев пулеметчики третьего батальона во главе - со своим командиром Алексеем Дороховым пришли к священному месту, где 22 сентября 1942 года состоялся поединок. Извлеченные из-под руин останки героев-пулеметчиков похоронили с воинскими почестями на одной из центральных площадей города в братской могиле бойцов Тринадцатой гвардейской.
В руинах отыскался и пулемет, который вручили Павлу Демченко в день, когда Тринадцатая гвардейская дивизия переправлялась через Волгу. Теперь, разбитый, искореженный, он стал достоянием истории. Его выставили в музее, чтоб сохранить навечно память о героях-пулеметчиках - Павле Демченко и двух его безымянных товарищах.
Эти трое дорого отдали свои жизни. Попытка гитлеровцев ворваться в здание военторга ни к чему не привела.
Спустя несколько дней сюда пришли бойцы соседнего полка, а седьмая рота возвратилась на разрушенную мельницу, которую занимал поредевший третий дроновский батальон.
Теперь боевые действия третьего батальона и его седьмой, наиболее полнокровной роты, которой командовал Наумов, сосредоточились в районе площади Девятого января.
Именно здесь и происходили бои, ставшие известными всему миру как славная героическая защита Дома Павлова.
Дом Павлова
В трехстах метрах от берега Волги высится красное кирпичное здание. Его обгорелые после пожара толстые стены изъедены, словно оспой, пулями и осколками снарядов.
Это бывшая государственная мельница № 4. Гитлеровцы именовали ее фабрикой. На своих картах они так и пометили - "Fabrik". Противник придавал зданию огромное значение. Он понимал, что это наиболее удобное место для опорного пункта, пользуясь которым, можно на большом участке выйти к Волге. И была поставлена задача - стереть эту "фабрик" с лица земли. К тому времени, как здесь обосновалась седьмая рота, от мельницы осталась одна лишь коробка. Крыши не было. Но нижний этаж - огромный и очень высокий подвал - все еще был надежно защищен массивным перекрытием. Больше половины подвала устилал двухметровый слой пшеницы. Из горы зерна беспорядочно торчали балки, обломки машин. И лишь высокие стены, исковерканные пулями и осколками снарядов, напоминали о том, что в свое время здание имело несколько этажей. О былых этажах свидетельствовали также и площадки, причудливо нависавшие то тут, то там. В углу, вырастая из груды пшеницы, стояла, почти вертикально, винтовая лестница. Когда-то по ней можно было подняться на чердак, но теперь она вела в пустоту, в никуда.
Ночью в подвале появился Елин. Его сопровождал командир батальона Жуков. Полковник проверял систему обороны третьего батальона и пришел в седьмую роту.
- Пошли, - указал Елин на лестницу и, увязая ногами в сыпучем зерне, направился в угол.
- Зачем вам туда, товарищ полковник? - нерешительно проговорил Жуков. - Место открытое…
- Тогда управимся вдвоем, без хозяина, - обратился он к своему ординарцу, который тоже увяз в рассыпанной пшенице.
Густые брови Жукова сошлись у переносицы. Неужели полковник неправильно его понял?
Но полковник, конечно, ничего дурного не подумал. Елин был уверен в молодом капитане, и естественное беспокойство Жукова за своего командира было понятно. Эх, нескладно получилось, зря обидел человека.
- Ладно, капитан… Знаю, вы не робкого десятка, - примирительно сказал Елин, уступая дорогу прошедшему вперед Жукову.
По винтовой лестнице они добрались почти до самого верха и оказались на хорошо сохранившейся площадке - великолепное место для обзора!