- Потому что, скажем, ты сладко спишь, снится тебе что-то хорошее, и вдруг набрасываются на тебя стражники, сбивают тебя с ног, и ты, будучи неготовым, невольно проявляешь слабость перед лицом врага.
- Вы много страдали, - сочувственно вздохнула она, долила ему в бокал вина и наивно спросила: - А как же вам удалось спастись?
- Не посмели со мной разделаться. Чугун им пригрозил. Послал письмо, что всех начальников пустит из-за меня в расход, если только посмеют меня тронуть… Э, хозяйка, оставим этот разговор! Этой истории конца нет, - небрежно махнул он рукой. Его охватил какой-то беспричинный смех. Был бы сейчас за дверьми Калыч или кто-нибудь из каменопольцев, кто бы мог услышать, как он тут хвалится, и рассказал ей, как он по глупости попал в ловушку Ристо Шишмани, как умолял Цено Ангелова и Костова, чтобы его отпустили. Да, жаль, что тогда он застал их в плохом настроении, и они с легкостью решили его судьбу.
Начав врать, Матейчо уже не мог остановиться. Он хотел окончательно удивить свою хозяйку.
- А вот осенью на фронте в Македонии…
- А вы и на фронте были? - прервала она и вспомнила; что у нее было легкое увлечение офицером из военного округа прошлым летом, пока не отменили мобилизацию ее мужа в корпус в Венгрию.
- Конечно был, и даже добровольцем. Партия меня не отпускала, но я пошел на свой страх и риск. Хотелось мне пустить немецкой кровушки. - Он стискивал зубы так, будто против него действительно находились захваченные гитлеровцы, которые ожидали решения своей судьбы, зависевшей от его благоволения. Он начал ковырять в зубах вилкой. Это вызывало у Раины легкое отвращение к нему, но Матейчо продолжал лгать, ничего не замечая: - Значит, я ответственный и главный начальник всего фронта. - Он сделал рукой широкий круг над столом. - Мы удерживаем одну главную высоту, а они, понимаете ли, прут на нас, как осы. Отдаю ребятам приказ ждать. Решил подстроить фашистам пакость, какая им даже и во сне не снилась. Как только они приблизились к нам, я встал во весь рост и буквально закидал их гранатами, не менее двух-трех ящиков высыпал им на головы. Что там было, рассказать невозможно!
- Ой, - закрыла глаза хозяйка в притворном испуге. Она уже поняла, что Матейчо лжет и преувеличивает. - А посмотреть на вас, не такой уж вы и страшный.
- Так то же на войне! - самодовольно заметил Матейчо. - Если ты не убьешь, то тебя отправят на тот свет, - поспешил он закончить разговор и только теперь понял, что переборщил со своим хвастовством.
Раина опять спустилась в подвал за вином. Оставшись один, Матейчо подошел к зеркалу. Ему показалось, что китель с расстегнутым воротом очень идет ему, и вряд ли в городе можно найти офицера симпатичнее, чем он.
- Поживи себе, Матейчо, - разговаривал он сам с собой, глядясь в зеркало, - гляди не упусти случая. Ну и хозяйка тебе досталась! Везет же тебе, осел. Одним словом - краля. И ты ей, кажется, приглянулся. Знать, варит у тебя котелок. Черт бы ее побрал, буржуазию, до сих пор она на нас ездила, теперь наш черед поездить на ней. Разве ж на селе мы жили? Что это была за жизнь? - брезгливо скривился он, глядя на себя в зеркало. - Отруби, грязь, нищета и дикость, собаки на тебя лают, каждый лопух смотрит на тебя свысока. Слушай, осел, признайся себе, клюнул ведь на хозяйку, уже, как карп, заглотнул крючок. Возьми себя в руки! Если поймет, кто ты такой, будешь потом только облизываться. Смелей, Матей, ее душенька так же одинока, как и твоя, грех на душу возьмешь, в котле на том свете вариться будешь, если ее не утешишь. Ох, - он ударил себя по щеке, - если тебе везет, так чего еще надо…
В коридоре послышались шаги Раины. Матейчо сразу же сел на свое место. Его лицо приняло задумчивое выражение.
Раина вошла запыхавшаяся, поставила кувшин на стол и схватилась за грудь.
- Ох, вы не можете себе представить, как напугала меня кошка.
- Да неужели? - Матейчо с готовностью встал. - Почему же вы меня не вызвали, я бы ей укоротил хвост. - Он вынул пистолет.
- Господин капитан, умоляю вас, спрячьте оружие! - Она слегка отстранила его руку от своей груди, так как Матейчо решил проверить, действительно ли она испугалась.
- Ваше сердце трепещет, как птичка, - продолжал он, обнимая ее.
- Мне очень страшно, господин капитан! - Она делала вид, что отстраняется от него.
- Чего вы боитесь, дорогая, я с вами, не бойтесь, - глуповато ухмылялся он. - Я всю ночь буду вас охранять.
Она села. Игриво улыбнулась, наполнила бокалы, чокнулась с ним и, облизнув свои полные, сочные губы, сказала, прищурив глаза:
- Выпьем за здоровье героев!
- И за здоровье одиноких и пугливых молодых женщин! - Матейчо подмигнул ей, готовый тут же вскочить и заключить ее в объятия.
Она поняла его намерение, оценила его достаточно хорошо. У нее не оставалось сомнений, что ее квартирант наврал ей сегодня вечером с три короба, что он еще совсем недавно вертел коровам хвосты, грубо приставал к деревенским девчатам, но она изнемогала от сладостных желаний и была не в силах устоять перед ним. И чтобы не стать совсем легкой добычей, желая повысить цену взаимности, она поспешила изменить тему разговора:
- Вы здешнюю гимназию окончили?
- Я здесь учился, - сразу же соврал Матейчо.
- Ох, слушаю я вас, - вздохнула она, - и думаю, что вы ничего не получили в свои молодые годы.
- Да, оно, конечно, так. Мы жертвовали собой на благо народа, черт побери! - Он преодолел робость и неловко положил руку на горячее оголенное плечо Раины. Она смотрела на него с дерзкой улыбкой влажными и горящими от неистового желания глазами.
Матейчо схватил ее на руки и понес к кушетке. А она, прерывисто дыша, шептала:
- Ох, что вы делаете, вы сошли с ума…
Утром Матейчо проснулся, находясь все еще под впечатлением от проведенной ночи. Около часа он лежал на спине, и ему казалось, что он только что увидел какой-то сладкий и счастливый сон. Сквозь полуоткрытые шторы проникал солнечный свет, и веселый лучик плясал где-то посередине комнаты. Раина то выходила во двор, то возвращалась на кухню, напевая какую-то песенку. Матейчо прислушался к лесенке и, сонно потягиваясь, полушепотом сказал:
- Пой себе, душенька, повезло нам обоим, только бы судьба дала нам с тобой побольше времени поворковать…
В казарму Матейчо прибыл вовремя. Заглянул в одно помещение, в другое. Браться за работу не хотелось. Словно острая жажда, его мучило искушение поделиться с кем-нибудь своей радостной тайной. Но с кем в полку можно было поделиться, кому довериться, чтобы радость стала еще полнее? Не с кем. Друзей у него здесь не было, знакомых тоже. И тут он вспомнил о Самарском. Только ему он мог рассказать о своем неожиданном успехе в любви.
Матейчо сообщил в штаб полка, что его по очень важному делу вызывают в областной комитет партии. Этой ложью он преследовал еще одну цель - ему хотелось, чтобы в штабе создалось впечатление, что он на короткой ноге с самыми ответственными людьми, и пусть в штабе имеют это в виду, потому что может случиться и так, что ему понадобится куда-нибудь отлучиться.
В областном комитете его ждало первое разочарование. Ему сообщили, что Самарского в городе нет и что он вернется только через неделю. Тогда Матейчо пошел по главной улице: во-первых, ему хотелось пройтись, а во-вторых, хотелось, чтобы ему покозыряли младшие по чину, потому что от этого Арапский теперь испытывал истинное удовольствие.
Но только он вышел на площадь, как натолкнулся на Цоньо Крачунова. Матейчо не видел его с тех пор, как покинул участок в Камено-Поле. Крачунов заболел, ему сделали сложную операцию, получилось какое-то осложнение, и его с трудом спасли. Он был все еще болезненно бледным и слегка прихрамывал. От неожиданности Крачунов остановился и уставился на Матейчо, как будто не верил своим глазам.
- Как поживаешь? - наконец холодно спросил он.
- Ничего. Служу. Ты, говорят, тяжело болел, перенес операцию? - поспешил переменить тему разговора Матейчо.
- Да, - все так же холодно ответил Крачунов. - А тебе пора бы взяться за ум. Тебе надо учиться, читать, заниматься самообразованием…
- Конечно, - прервал его Матейчо. - Я и так каждый день газету прочитываю от первой до последней строчки.
- Оставь газету, - нахмурился Крачунов, - ты вообще учился?
- О чем ты говоришь? - обиделся Матейчо. - Дополнительное земледельческое училище нам зачтут за пятый класс…
Крачуиов все так же сердито прервал его:
- Ни за что ни про что никто вам не зачтет, так что давай-ка поступай в вечернюю гимназию.
- Конечно поступлю. Если не уеду на фронт, вот в чем загвоздочка.
На этом они и расстались. Радостное настроение Матейчо было испорчено холодным наставническим тоном Крачунова. Он сразу же направился к казарме, думая по пути: "Хорошо, что Крачунов был болен, пока я рассчитывался там, а то он наверняка помешал бы мне. Завидует, знаю я его, вот теперь пусть кусает себе локти. А попробует еще раз так со мной разговаривать, - продолжал грозиться Матейчо, - я найду, что ему ответить. Мои заслуги не меньше чем его. Ну и люди пошли, черт бы их побрал, все им колет глаза чужая удача!"
В казарму Матейчо вернулся, терзаемый противоречивыми чувствами. С одной стороны, он сожалел, что пришел в казарму. С другой - радостное волнение ласкало сердце. Раина пригласила его на обед домой. Он уже предвкушал радость и удовольствие от этой встречи.
Было около одиннадцати часов, и он решил пойти к себе на квартиру. В казарме ему не сиделось. Но только он собрался выйти, как к нему вошел солдат и доложил:
- Господин офицер, у ворот вас дожидается какая-то женщина.
- Какая? Полненькая, черноглазая? - Он прежде всего подумал, конечно, о. хозяйке.