Йордан приблизился к подпоручику. Боязливо обернувшись, словно боясь, что их подслушивают, он шепотом сказал:
- Мы попытались установить связь с нашими людьми.
- Ну? - радостно встрепенулся Слановский.
- Завтра утром нам дадут знать…
* * *
Около полуночи Игнатов, два полицейских агента, унтер-офицер Кочо и солдаты Наско и Геца начали допрашивать задержанных.
Старого Бойо привязали тонкой веревкой к скамейке. Кочо выкручивал ему руки и вгонял острые спички под ногти. От невыносимой боли старик корчился, и скамейка под ним вздрагивала. Наско и Геца по очереди садились ему на спину, не давая ему сопротивляться. Кочо с садистским наслаждением вгонял спички еще глубже. Старик, хотя и был изувечен, не доставлял им удовольствия - он не кричал и не молил о помощи и пощаде. Он даже не стонал, а молча сносил боль и только грыз зубами край скамейки. Когда Кочо уставал или ему надоедало всаживать спички, он хватал суковатую палку и бил ею по широким, как скребки, ладоням старика. После каждых пяти-шести ударов он наклонялся к его разорванному уху:
- Говори, старая развалина, пока не порешил совсем! Отрежу руки до локтей.
- Режь, сучье отродье, - хрипел дед Бойо, сжимая окровавленные губы.
- Это ты давал бандитам хлеб? Где скрывается твой внук?
- Попробуй найди, что меня спрашиваешь?..
Игнатов переступал с ноги на ногу. Он ошеломленно смотрел то на Кочо, то на полицейских агентов. "На что же это похоже? - тревожно думал он. - Из стали эти люди, что ли?"
Полицейские агенты с профессиональным спокойствием и проворством набрасывались на свои жертвы, которые уже были обезображены и изувечены унтер-офицером Кочо. Но и их усилия ни к чему не приводили. Тогда Игнатов налетал на них с дикой яростью, бил кулаками, пинал ногами куда попало, а когда уставал, то, неистово крича, указывал на дверь.
Истязать арестованных закончили только на рассвете.
Илия Велев был избит до полусмерти. Стройный и жизнерадостный до вчерашнего дня молодой мужчина, теперь он лежал на цементном полу с посиневшим и опухшим лицом. Над его лбом была вырвана прядь густых волос, и на этом месте осталась запекшаяся кровь.
Твердый как камень кулак Георгия Мечки несколько раз достал-таки до груди Игнатова. Пока полицейские старались его повалить и привязать к скамейке, каждый получил от него по нескольку ударов. И поэтому на его крепкое и здоровое тело они обрушили всю свою злость и ожесточение. Но Мечка выносил эти истязания, стиснув зубы и не проронив ни звука.
По сравнению с остальными меньше всего били учителя Станчева, но его слабая грудь не выдержала и этого, и он уже в полдень начал харкать кровью и задыхаться от острого кашля.
Босые ноги Васко раздулись, как пшеничные булки. Его синяя холщовая рубаха была разорвана на спине и на груди, а нижняя губа, распухшая и окровавленная, отвисла.
- Угробили они нас! Еще прошлой ночью надо было очистить село от этих паразитов. Не могу себе этого простить, - слабым голосом повторял, как в бреду, Илия Велев.
Старый Бойо с трудом, словно слепой, приподнялся, прислонился к стене, посидел немного и снова сполз на цемент.
- Андрея-а, почему ты, внучек, не птица, чтобы прилететь сюда и увидеть, что со мной сделали?! Учитель, - повернулся он к старому учителю Станчеву, - помнишь, какие раньше офицеры были? Какие офицеры были, любо-дорого поглядеть! А теперь звери какие-то, давят людей, как мух. Ох, если выберусь отсюда, первым к партизанам подамся. Не смотри на меня так, - повернулся он к Мечке, который с трудом улыбнулся в усы. Он нашел в себе силы пошутить:
- Эх, дедушка Бойо, мой отец говаривал, что привязанная собака зайца не поймает.
- Если бы знать, что так влипнем, все бы ушли прошлой ночью с Чугуном. Никак не могу понять, откуда полицейские гады знают такие подробности, - лихорадочно продолжал Илия Велев.
Станчева душил острый приступ кашля. Он приблизился к дедушке Бойо.
- Жаль только, - проговорил он с трудом, - что не доживу, чтобы увидеть Красную Армию… Сколько лет ее ждали… Все глаза проглядели… Никому не дано жить на этой земле вечно. Поэтому каждый должен оставить какой-нибудь след после себя. Мы нанесли им рану, и она никогда не затянется… Ох, задыхаюсь, оборвалось что-то во мне, - мучился он, не в силах перевести дыхание.
- Обидно, валяешься здесь в грязи, как падаль! - Илия Велев с трудом сел, упершись в стену, и ногтями стал что-то царапать на ней. За полчаса, несмотря на сильную боль, он сумел написать: "Товарищи, боритесь. Ил. В." Потом медленно сгреб осыпавшиеся со стены песчинки и растер их по полу своей посиневшей ладонью.
А за стеной с запада надвигалась большая черная туча, и воздух, раскаленный от зноя, вздрагивал от доносившихся как из-под земли раскатов грома.
В этот вечер Игнатов распорядился позвать на ужин в корчму офицеров, унтер-офицеров, курсантов, двух полицейских агентов и начальника полиции Гатева, который под вечер прибыл в Лозен.
Вокруг двух длинных столов расселись гости и ротные командиры.
Ветер продолжал дуть с неослабевающей силой. Высоко в небе неподвижно парил орел, расправив крылья, и казалось, что он вел облака прямо над долиной Осыма. Молния хлестнула в туче и опалила ранние сумерки ослепительной белой вспышкой.
Земля жадно впитала первые капли дождя. Гроза неистовствовала около получаса, поломала отяжелевшие от плодов ветви деревьев и ушла к Дунаю. Мутная после ливня вода вышла из берегов Осыма и залила луга.
В задымленной корчме разговоры начались только после ужина, когда было выпито много охлажденного вина. Ужин продолжался часа полтора, но Слановскому показалось, что он провел здесь свыше десяти мучительных часов. Агенты и Игнатов говорили об убийствах и истязаниях с таким деловым и откровенным цинизмом, что Слановский почувствовал, как по его коже побежали мурашки.
Наконец начальник полиции Гатев, сидевший напротив Игнатова, стал зевать.
- Пора вставать, - предложил он, и его скрипучий голос потонул в общем говоре. - У тебя еще заботы с арестованными! Куда ты думаешь их отвести? - перегнувшись через стол, спросил он.
- На берег Осыма! - Игнатов взглядом указал в направлении дверей.
- Далеко отсюда?
- Нет, километра два-три. Пойдем с нами?
- Что мне там делать? - Начальник полиции снова зевнул. - Теперь ваше слово. Меня ждут на допрос в Сине-Бырдо. Надо ехать туда.
- Подожди, пока рассветет, - посоветовал ему низенький агент, - не следует ехать сейчас, а то где-нибудь пустят в расход.
* * *
Перед грозой стало еще труднее дышать, а вечерняя тишина сделалась еще более глубокой и таинственной. Как раз в это время Йордан вывел на водопой трех коней.
Животные тревожно храпели и прядали ушами, предчувствуя приближающуюся грозу. Йордан нетерпеливо всматривался в сторону моста через Осым. Оттуда должен был появиться Гешо Моллов с известием, прибудет ли человек из отряда, кто это будет и где его ждать.
Кони напились студеной воды. Блеснувшая молния рассекла небо на две половины, осветила знакомые места, вспыхнула синим отблеском в листве вербы. Кони неспокойно застучали копытами. Йордан держал их под уздцы и всматривался в полумрак. И вот он заметил, что кто-то быстро бежит к колодцу. Сердце его радостно забилось. Слабая молния расколола край тучи и на миг осветила все вокруг.
Подошел Гешо Моллов. От быстрой ходьбы он пыхтел как паровоз. Наклонив голову к Йордану, прошептал:
- Ох и намаялся же я сегодня!
- Ну что?
- Придет Данчо Данев. Ждите его на церковном дворе. Действуйте, как договорились. Он укажет дорогу.
- А если вдруг мы с ним разминемся, тогда в каком направлении нам податься?
- Мне велено передать только это. - Гешо подставил большой кувшин к струе воды, увидев, что какая-то женщина приближается к колодцу. - Ждите Данчо во дворе церкви…
Упали первые крупные капли, и сразу же запахло прибитой дождем пылью. Йордан погнал лошадей во двор школы, там привязал их к телеге, потом побежал в помещение, сообщил дежурному, что он с лошадьми, снова пробежал под дождем и шмыгнул на церковный двор. Только там он остановился, прислушался и огляделся. За ним никто не следил. Он набросил плащ-палатку, взял под мышку карабин и встал под кровлей церковной кельи, полной грудью вдыхая сладостную свежесть воздуха, напоенного запахом мокрой травы.
Прошло более часа. В школе погасли огни. Только окно караульного помещения еще светилось. Йордан напрасно всматривался в темноту. В висках стучало. От напряжения болело в ушах. Но никакого шума не было слышно, никто сюда не шел.
Гроза прошла, небо, все еще покрытое рваными облаками, начало проясняться. Между облаками появились чистые, словно вымытые, звезды. Какие только мысли и предположения не приходили Йордану в голову в эти напряженные минуты! Что случилось, почему Данчо медлит? Может, Гешо неправильно его понял? Почему не захотели им указать хотя бы направление? Не может быть, чтобы Илия Велев не знал ни одной их явки. Последние удобные для действия минуты были на исходе. В холодной липкой темноте большим светлым пятном выделялась корчма. Там теперь были Игнатов и полицейские агенты. Вернутся в школу - тогда все планы рухнут.
Со стороны ограды послышался шум. Кто-то приближался к нему, с хрустом наступая на подорожник и полынь, низко сгибаясь под ветвями яблонь.
- Эй, сюда! - позвал Йордан.
К нему приблизился Марин. Сбросил с головы капюшон плащ-палатки и тревожно спросил:
- Что, все еще нет?
- Нет, измучился его ждать.
- А как же теперь?
- Что теперь?
- Времени не остается.