- Ты просто фашист. Все дело, как обычно, в недоразвитом пенисе. - шутливо откликнулся я.
Мамина душа на мгновение вырвалась из удушающих тисков "Улицы Коронации", и её хозяйка посмотрела на нас с понимающей улыбкой.
- Не неси чушь. Я свою мужественность доказал, - воинственно откликнулся он, намекая на тот факт, что я умудрился дожить до двадцати пяти лет, не заведя ни жены, ни детей.
На какое-то мгновение мне даже показалось, что он вот-вот вытащит свой член из ширинки, чтобы доказать мою неправоту. Вместо этого он просто вернулся к тому, с чего начал:
- Как бы тебе понравилось, если к тебе на кухню заявились два миллиона жёлтых таракашек?
При слове "таракашки" я живо представил себе два миллиона тараканов у себя на кухне, что было в общем-то нетрудно, потому что нечто похожее я довольно регулярно наблюдал.
- Ко мне они уже заявились, - высказал я свои мысли.
- Тогда ты понимаешь, что я имею в виду, - сказал он так, словно я согласился с его словами. - А вслед за ними ещё два миллиона уже в пути.
- Сомневаюсь, что все два миллиона пожалуют к нам на Каледониан-плейс. В Далри, в гетто, и так уже негде присесть.
- Смейся, смейся. Подумал бы лучше про рабочие места. И так уже два миллиона человек в Шотландии живут на пособие. А жильё? Они же все настроят себе картонных домиков кругом.
Боже мой, как он меня достал! По счастью, в разговор вмешалась мама - верный цербер на страже говорящей лампы:
- Ну-ка замолкните и не мешайте мне смотреть телик!
Извини, мамик. Я понимаю, что ужасно самонадеянно со стороны твоего ВИЧ-инфицированного потомка тянуть одеяло на себя, когда Майк Болдуин стоит перед важным выбором, который во многом определит его будущее. И что ещё учудит эта гротескная сморщенная старая климактерическая блядь? Смотрите продолжение в следующей серии.
Я решил не упоминать про мой ВИЧ. Взгляды моих родителей на эту проблему не отличаются особенной прогрессивностью. А может, и отличаются. Кто знает? В любом случае момент казался неподходящим, а Том учил нас всегда доверять собственной интуиции. А интуиция подсказывала мне, что мои родители поженились в восемнадцать лет и к моим годам уже произвели на свет четверых орущих потомков. Они и так меня уже считают педиком. Если я заикнусь про СПИД, это только усугубит их подозрения.
Вместо этого я выпил банку пива и спокойно побеседовал с моим стариком на футбольные темы. Он не был на стадионе с 1970 года. Цветной телевизор заменил ему ноги. Через двадцать лет появилось спутниковое телевидение, и ноги у него отнялись окончательно. Тем не менее он по-прежнему считал себя большим специалистом в области игры. Мнения всех остальных не имели никакого значения. В любом случае не стоило усилий оспаривать их. Как и в случае с политикой, он часто менял свою точку зрения на абсолютно противоположную и отстаивал её с тем же пылом, что и предыдущую. Нужно было только не сталкиваться с ним лбами и выждать, и тогда вскоре он переходил на твою позицию.
Я сидел некоторое время, сосредоточенно кивая. Затем под каким-то банальным предлогом я распрощался и вышел.
Вернувшись домой, я открыл свой ящик с инструментами, оставшийся с тех времен, когда я ещё плотничал. В субботу я отправился с ним к Фрэнсис в Уэстер-Хэйлс. Там мне предстояло сделать кое-какую работёнку, о которой она ничего не подозревала.
Фрэн находилась в предвкушении ужина с друзьями. Одеваясь, она беспрестанно болтала. Я пытался поддерживать с ней беседу, постоянно мыча что-то утвердительное, но голова моя была занята мыслями о том, что мне предстояло сделать. Я сидел, сгорбившись, на краю постели, время от времени вставая и выглядывая в окно, пока Фрэнсис наводила красоту.
После того, что показалось мне целой вечностью, я услышал, как в пустынный, захламленный двор въехала машина. Подскочив к окну, я радостно объявил:
- Такси приехало!
Фрэнсис покинула дом, оставив спящего ребёнка под моим присмотром.
Сама операция прошла без особых проблем. Но после я начал чувствовать себя просто ужасно. Чем я лучше Вентерса? Бедный Кевин. Мы иногда весело проводили вместе время. Я водил его на концерты во время фестиваля, в Киркальди на матчи Кубка Лиги и в Музей детства. Всё это, конечно, пустяки, но я сделал для маленького ублюдка гораздо больше, чем его собственный папаша. По крайней мере так мне сказала Фрэнсис.
Но как плохо я себя ни чувствовал тогда, это были всего лишь цветочки по сравнению с тем, что я почувствовал, когда проявил фотографии. Как только изображение проступило, я затрясся от страха и угрызений совести. Я положил снимки на сушилку и сварил себе кофе, чтобы запить им пару таблеток валиума. Затем я взял фотографии и отправился в хоспис к Вентерсу.
В физическом смысле от него уже почти ничего не оставалось. Я опасался худшего, заглянув в его тусклые глаза. У некоторых больных СПИДом развивается нечто вроде старческого слабоумия. Болезнь может делать все, что ей угодно, с его телом, но если она затронет его разум, мой план мести так и останется неисполненным.
К счастью, Вентерс вскоре зафиксировал мое присутствие. Видимо, безразличие, с которым он встретил меня вначале, было всего лишь побочным эффектом принимаемых лекарств. Глаза его остановились на мне и приняли знакомое мне и привычное подло-вороватое выражение. Я чувствовал, как презрение ко мне так и сочится из его самодовольной улыбки. Ему казалось, что такой, по его мнению, слюнтяй, как я, будет терпеть его до последнего. Я сел рядом с ним и взял его руку в свою. Меня так и подмывало отрывать его костлявые пальчики по одному и засовывать их ему в разные отверстия. Я ненавидел его теперь ещё и за то, что мне пришлось сотворить с Кевином.
- Ты - славный парень, Дэйви. Жаль, что мы не познакомились при других обстоятельствах, - хрипит он, повторяя эту истасканную фразу, которая сопровождает каждый мой приход.
Я ещё крепче сжимаю его руку. Он смотрит на меня непонимающим взглядом. Отлично. Этот ублюдок ещё в состоянии чувствовать физическую боль. Вряд ли это больнее, чем то, что он уже ощущает, но лишним тоже не будет. Я начинаю говорить медленно и внятно:
- Я рассказывал тебе, что заразился через иглу. Так вот, Ал, я солгал тебе. Я много в чем тебе солгал.
- О чём ты это, Дэйви?
- Послушай меня минутку, Ал. Я заразился от девушки, с которой встречался. Она не знала, что инфицирована. А её заразил один говнюк, с которым она как-то познакомилась в пабе. Она была немного пьяна и слегка наивна, прикинь? Говнюк, о котором идёт речь, сказал ей, что у него есть немного травы у себя в берлоге. И она с ним поехала. К нему домой. И там этот ублюдок изнасиловал её. Знаешь, что он с ней сделал, Ал?
- Дэйви… что ты городишь…
- Нет уж, ты у меня, блядь, все до конца выслушаешь! Он стал угрожать ей бритвой. Привязал её. Выебал её во все дыры, заставил её отсосать. Девчушка просто перепугалась до смерти, к тому же он сделал ей больно. Ничего похожего не припоминаешь, падла?
- Я не знаю… Я не понимаю, о чем ты это, Дзйви…
- Не ври мне, сука. Ты же помнишь Донну. Ты же помнишь паб "Зе Саутерн".
- Мне тогда было очень херово… Ты же сам помнишь, что ты про себя рассказывал…
- Я тогда солгал. Да у меня бы даже не встал, если бы я знал, что в моей сперме содержится эта дрянь. Мне бы, блядь, не удалось улыбаться клюшке и делать вид, что со мной всё в порядке.
- А Малыш Гогси? Помнишь, как он…
- Заткни свой вонючий хлебальник! Малышу Гогси охуительно повезло. Ты сидел там и смотрел на всю эту блядскую сцену, будто тебя она совсем не касалась, - заорал я, и капли моей слюны усеяли его покрытый плёнкой пота морщинистый лоб.
Я взял себя в руки и продолжил мой рассказ:
- Девочке после этого было непросто вернуться к жизни. Многие женщины после такого уже бы не оправились, но Донна оказалась сильным человеком и решила жить дальше, как будто ничего не произошло. Зачем из-за одного мерзавца с мозгами, залитыми спермой, портить себе всю жизнь? Это легче сказать, чем сделать, но ей удалось. Единственное, чего она не знала, так это то, что мерзавец этот был ВИЧ-инфицированным. Затем она повстречалась с другим парнем, и у них все завертелось, но он знал, что у неё проблемы с мужчинами и сексом. Неудивительно, верно?
В этот момент мне захотелось выбить злой дух, который всё ещё продолжал жить в теле этого пидораса, из его жилища, но я сказал себе, что время ещё не настало. Время ещё не настало, тупой уёбок. Я набрал в лёгкие побольше воздуха и продолжил мою жуткую историю:
- Но всё же в конце концов у них всё получилось - у Донны и у этого парня. И тут она узнала, что насильник был ВИЧ-инфицированным. А затем - что и она заражена. Но что оказалось хуже всего - хуже всего для неё самой, для её совести, - заразился и её новый приятель. И всё из-за тебя, сволочь! Ведь её новым приятелем был я. Я. Вот этот самый, как ты выражаешься, слюнтяй. - И я ткнул себя пальцем в грудь.
- Дэйви… извини, старик. Что я могу сказать? Ты стал мне другом… все из-за этой болезни… всё из-за этой ужасной болезни, Дэйви… эта болезнь не щадит никого… она не щадит никого…
- Слишком поздно. Ты просрал шанс, который я тебе дал. Им воспользовался Малыш Гогси.
Он расхохотался мне в лицо. Это был не столько смех, сколько долгий хрип.
- Ну и что… ну и что ты собираешься с этим делать? Убить меня? Валяй… ты только окажешь мне услугу… мне на это глубоко насрать.