* * *
- А ты хи-и-трая птаха! - старшина Нецветаев глядит на меня долго, испытующе, как будто в первый раз видит. - Что ж ты молчала?
- О чем?
- Да ведь ты награждена Красной Звездой!
- Я?!
- Нет, дядя.
- А за что? Шутите, конечно?
- Да мне больше и делать нечего, как только шуточки шутить.
На вечерней поверке меня поздравил сам капитан Бунчиков на построении всей роты. И только тогда я поверила, что это правда. Поверила, но искренне удивилась: где ж тут подвиг? Ну, стреляла из пулемета. А что ж мне оставалось? Спрятаться в какой-нибудь яме и ждать, когда зарежут пьяные "психи"?.. Интересно, а Диму Яковлева наградили? Вот кто истинный герой. А Киселев, командир минометной батареи? На моих глазах огромный осколок перебил Киселеву руку в локте, и она держалась только на одном сухожилии. Он приказал мне: "Режь!" Я отказалась. Тогда он сам перочинным ножом перерезал сухожилие и отшвырнул половину руки прочь. А перевязанный мною, продолжал управлять огнем, пока не упал от потери крови. Вот они - герои.
В тот же вечер я узнала, что остатки моей родной дивизии отозваны в глубокий тыл на переформировку. А я-то мечтала после курсов непременно вернуться в свой полк!.. Осиротела.
Ночью, укрывшись шинелью с головой, я долго плакала. Тихо, тихо, чтобы никто не услышал…
* * *
- Слушай приказ командарма генерал-лейтенанта Поленова! "Звание младшего лейтенанта присваивается…"
Моя фамилия прозвучала в мужском роде столь неожиданно, что я растерялась. Да что он, капитан Бунчиков, смеется, что ли, на прощанье?
Праздничное настроение было испорчено. От обиды, с досады я не пошла на выпускной вечер, а чтобы меня не нашли, укрылась на кухне, в крошечной каморке повара дяди Леши. Тут можно было и пожаловаться и даже всплакнуть: дядя Леша не выдаст. Он меня утешил. Погладил, как маленькую, по головке. Принес огромную мясную кость.
- Поглодай-ка вот. Обойдется.
Утром, едва дождавшись подъема, я побежала в штаб роты выяснить досадное недоразумение. Капитан Бунчиков сказал:
- А что я могу сделать? Ведь исправил-то твою фамилию сам командарм. Собственноручно. Понимаешь, соб-ствен-ной рукой! Чего ж ты расстраиваешься, ведь вы ж с генералом Поленовым старые друзья. Разберетесь.
- Да не знаю я его совсем, товарищ капитан!
- Ах, вот что! Хм. Ну и проходимка!.. "Это он меня сюда направил…" - Капитан захохотал; а отсмеявшись, воскликнул: - Честное слово, люблю таких! Ну, вот что. Сама кашу заварила, сама и расхлебывай. По пути к месту назначения заверни в штаб армии, прорвись к генералу Поленову и во всем признайся откровенно. Ты - парень хват. Он таких любит. Найдете общий язык, тем более, что ты орденоносец.
Не пошла я к генералу Поленову. Смалодушничала. Да и какие права у человека, которому еще нет полных восемнадцати. Разозлится генерал и вообще никакого звания не даст…
Меня, как единственную женщину, направили в самую прославленную дивизию - 3-ю гвардейскую мотострелковую. Это в первый раз за все время учебы мне оказали преимущество перед сокурсниками.
Меня принял сам гвардейский комдив генерал-майор Акимов. Совершенно седой, дородный, строгий. Он был вооружен сразу двумя парами очков: одни вздыблены на густую шевелюру, другие - на крупный породистый нос. Прочитал генерал мою бумажку, пристально на меня поглядел и спрашивает:
- Ну-с, и где же этот молодчик-пулеметчик?
Я даже растерялась и этак смирненько отвечаю:
- Как же так, товарищ генерал-майор, разве не видите? Ведь это же я и есть.
Генерал нахмурился. Снова прочитал мою бумажку и опять воззрился на меня:
- Постой, постой, ведь тут же черным по белому сказано: мужчи-на! А ты… а вы, насколько я разбираюсь в медицине, женщи-на!..
- Да какая разница! Ведь это же просто опечатка.
Генерал вспылил:
- Пусть сам черт в этой опечатке разбирается! Ах, канальи! Прошу командиров, а они насмешки строят. Что у меня тут, детсад?
Так и не стала я гвардейцем. Поневоле пришлось явиться в штаб армии, раз попала в тупик.
Начальник армейских кадров, добродушный полковник Вишняков, смеялся совсем не по-стариковски: раскатисто, заливисто и от всей души. А отсмеявшись и вытерев выступившие от смеха слезы, сказал:
- Ну и бесенок! Всех вокруг пальца обвела. Что ж теперь делать-то будем?
- Так дело-то мое выеденного яйца не стоит! Переделайте меня в женщину, только и всего.
Полковник усмехнулся:
- Ишь ты, шустрячка. "Переделайте!" Да ты и понятия не имеешь, кто утверждает приказы о присвоении офицерских званий. Лет-то тебе сколько? Только по-честному.
- А я всегда по-честному!
Полковник озорно мне подмигнул:
- Рассказывай сказки про белого бычка. Так сколько же?
- Много. Скоро будет восемнадцать.
- Как скоро?
- Через три с половиной месяца.
- Гм… гм. Комсомолка?
- А то как же!
- Ну, вот что, курносая, вот тебе талоны в столовую. Иди и попитайся. А мы тут подумаем. Посоветуемся, что с тобой делать.
- Товарищ полковник, только, пожалуйста, не докладывайте генералу Поленову. Ладно? Ужасно я его боюсь…
Полковник опять засмеялся:
- Доложил бы, и с удовольствием. Виталий Сергеевич обожает подобные казусы. Да жаль, нет его сейчас и еще долго не будет.
- А где он?
Ответа я не получила.
Теперь, когда я узнала, что командарма Поленова нет на месте, я уж ничего не опасалась и надеялась на благополучное решение моей командирской судьбы. Но мытарства мои только начинались…
На прощанье полковник Вишняков по-отечески поцеловал меня в лоб, крепко тряхнул руку:
- Ну, благословляю! Иди. Воюй, как мужчина, оставаясь женщиной. А кем ты числишься в верхах, не все ли тебе равно. Ведь так? Вот тебе новое направление.
- Только так, а не иначе! Ух, гора с плеч. Спасибо. Огромное спасибо!
…Через два дня я снова стояла перед полковником Вишняковым, едва сдерживая слезы. Не приняла меня вторая по счету дивизия, в которую он меня направил. Не приняли без объяснения причины. "Не надо нам!" - и все тут.
А в третьей дивизии меня хотели засадить в штаб, бумаги подшивать. Сама отказалась. Наотрез.
На сей раз полковник Вишняков не смеялся.
- Что мне делать с тобой, несчастный взводный? Никак не могу тебя просватать, - сказал он с досадой.
Тут я взмолилась:
- Да не посылайте вы меня, ради бога, в те дивизии, которыми генералы командуют! Не нахожу я с ними общего языка.
И меня направили в сибирскую дивизию, которой командовал полковник Моисеевский, человек еще молодой и без предрассудков. Приняли!..
* * *
- Братцы! Что же это деется? Баба - командир! Пропали!..
- Да чтоб мы, сибиряки, да подчинялись бабе! Да ни в жизнь!..
- Была б там баба. А то девчонка. Пигалица.
- Цыц, мазурики! Чего попусту глотки рвете? Тут надо в аккурате. По начальству. Пиши заявление. Дескать, нету на то нашего никакого согласия.
- Э, братцы, коллективно нельзя, это ж вам не колхоз. И не заявление это называется, а рапорт.
- Какая разница! Пиши всяк от себя.
Бунт. Буря в стакане воды. Над "мазуриками" верховодит дед Бахвалов, самый старый пулеметчик в дивизии. Бывший чапаевец. Таежник, медвежатник. И сам он похож на медведя. А бородища - хоть траншею подметай.
Ко мне в землянку ввалился командир стрелковой роты старший лейтенант Рогов, человек пожилой, интеллигентный, славный. Бывший учитель.
Кивнув головой на дверь, спросил:
- Слышишь?
- Слышу. Не глухая.
Он подивился моему видимому спокойствию.
- Митингуют, как в гражданскую. Что ж ты мер-то не принимаешь?
- Да какие же тут могут быть меры, Евгений Петрович?
- Выйди. Рявкни. Покажи характер.
- Так мне же их все равно не перекричать.
- По-твоему, это нормальное положение?
- Положение ненормальное. Реакция нормальная. Лучшего я и не ожидала. О, если б вы только видели, как меня принимало высокое начальство в трех дивизиях… А с солдата взятки гладки.
- Да ведь можно в это дело комбата подключить и даже командира полка. Наказать одного-двух зачинщиков, чтоб другим было неповадно.
- Хорошенькое начало для командира, - невесело усмехнулась я. - А дальше что? Опять просить няньку?
- Так ведь надо же что-то делать, милая ты моя! Это же черт знает что такое! А что будет в наступлении?
- В наступление нам не завтра, Евгений Петрович. Обойдется. Накричатся, напрыгаются и утихомирятся. Видите ли, я верю в железную силу приказа. Не дураки же они, в конце концов, поймут, что никаким способом им от меня не отбояриться. Привыкнут.
- Да, ты, пожалуй, права. Командира себе не выбирают. Какой достался, с таким и воюй. Но их тоже надо понять. Предшественник-то твой Богдановских был настоящий богатырь. Дорого продал жизнь: семерых уложил на месте. К тому же он их земляк. Они ему очень верили. Трудно тебе будет после Богдановских. Трудно, но не невозможно. Все зависит от тебя самой. Как себя поставишь, так и будет.
- Я это знаю, Евгений Петрович.
Мы долго молчали. Наконец он сказал:
- Ладно. Нет причины расстраиваться. Твои горлопаны дело свое знают. Пулеметы работают, как часы. В расчетах полный порядок. Считай, что тебе хоть в этом повезло.
- А разве это мало? Меня беспокоит дед Бахвалов. Что он за человек, хотелось бы знать…
Рогов улыбнулся.