- Так вот они какие! - удивился Донцов.
- Это что - мелочь, - продолжал Вано. - Дальше пойдем, в пять обхватов увидим… И граб, и железное дерево - самшит - увидим!
Донцов подошел к чинаре, похлопал по стволу ладонью:
- Вот бы на доски распустить.
- Распустить-то можно, - тотчас вмешался дед, - да как вывезешь? Ни на коне, ни на тракторе не подъехать. - И заключил: - Сколько добра пропадает.
- Кончится война - с пилами, с топорами придем. Дорогу построим, - пообещал Донцов.
- Ты-то придешь, а мне хотя бы войну протянуть…
- Да ты, Митрич, еще меня переживешь.
- Дай бог нашему теляти…
- Вот именно! А то - войну протянуть. Да война еще год-два и кончится. От силы - три.
- Тьфу! Типун тебе на язык! - сердито сплюнул дед. - Три года… Да ты что, рехнулся? Нешто мы враги себе - столько беду терпеть!
Донцов только крякнул в ответ.
Опять увалы, перекаты, угрюмые утесы. Роща в низине. Между утесами и рощей каменная площадка. Справа от нее - пропасть.
- Орлиные скалы! - послышалось впереди.
- Да вот же они, милые, - оживился дед.
Головеня не мог больше лежать в носилках. Кривясь от боли, пошел по тропе, не разрешая даже поддерживать себя.
Тропа, сдавленная скалами, сузилась - не разминуться и двум встречным. Темные утесы закрыли солнце, казалось, наступил вечер. Но так было недолго: утесы кончились и справа вновь открылась пропасть… Опять стало светло. Лейтенант остановился и, чуть нагнувшись, посмотрел вниз с обрыва: внизу такие же камни, хаос; где-то на самом дне шумит вода. Донцов с опаской следил за командиром и, когда тот отошел назад, со вздохом выронил:
- Стоит оступиться и…
- Зачем оступиться? - усмехнулся Вано. - Ходи хорошо. Вот так! - и, балансируя, пошел по самой кромке обрыва.
Наталка закрыла глаза: упадет. А Донцов схватил Вано за рукав и почти отшвырнул его в сторону:
- Псих! Жить надоело?
- Это ты псих. Я спокойно шел.
Орлиные скалы, как и говорил Матвей Митрич, оказались очень удобным местом для обороны. Лейтенант сразу оценил это и решил, что дальше идти незачем.
- Будем защищать перевал, - громко сказал он. И, выждав немного, подал команду: - Строиться!
Солдаты переглянулись: этого еще не хватало! От самой Кубани шли, кто как хотел, а тут - на тебе - строй. Загибает лейтенант. Однако Донцов и Пруидзе уже стояли на указанном месте, опустив руки по швам. Подошел и встал рядом дед, затем Егорка с Наталкой. Глядя на них, потянулись остальные.
- Строй касается только военных, - заметил лейтенант.
Но дед сурово остановил его:
- А нам куда же? Теперь все военные.
Лейтенант подступил ближе:
- Правильно, Митрич, - все военные. Все, кому дорога Родина, сегодня взялись за оружие… Родина приказывает нам остановиться. Наше место, здесь.
- Что-о? - вырвалось у Зубова. - А говорили - до Сухуми…
Головеня глянул на него в упор:
- Приказ не обсуждают. Предупреждаю: за нарушение уставов, за попытку покинуть боевой рубеж будем судить по всей строгости военного времени.
Зубов угрюмо опустил голову.
20
К Орлиным скалам нельзя подойти незамеченным. К ним вообще нет скрытного подхода с севера. Каждый, кто попытался бы пройти, непременно должен ступить на открытую каменную площадку, на пятачок, с которого некуда свернуть: слева гранитная стена, справа - пропасть. И попасть под губительный огонь защитников перевала.
Лейтенант назначил ефрейтора Подгорного командиром стрелкового отделения. Командиром пулеметного расчета стал Донцов, в расчет вошли Черняк и Зубов.
Рядом с пулеметчиками - наблюдательный пункт. Чуть пониже, под скалой, - штаб.
Утром, подозвав к себе Митрича, Донцова и Пруидзе, лейтенант долго беседовал с ними. О чем они говорили, никто не знал, но все понимали - было важное совещание.
Немного погодя, Митрич отозвал внучку в сторону и очень строго и таинственно сказал:
- Ты, значит, остаешься, а мы уходим.
- Куда?
- На кудыкину гору, - нахмурился дед. - По военному времени спрашивать не положено, вот что. А тебе говорю, чтоб знала: вернусь. И курносого этого остерегайся, о котором рассказывала, Зубова, значит. Не лежит у меня к нему душа!..
Солдаты, собравшиеся в поход, топтались на месте, поджидая старика, а он будто нарочно тянул время. Наконец простился с внучкой, пожал руку лейтенанту и сказал, будто слово с него взял:
- На тебя оставляю Натаху-птаху. Ты, командир, гляди!
Только после этого Матвей Митрич вернулся к солдатам и, вскинув винтовку на ремень, повел их вниз по тропе. По той самой тропе, по которой всего два дня назад шли сюда. Замыкающим уныло брел Пруидзе: не хотелось ему возвращаться назад.
Егорка рванулся было вслед за дедом, но тут же остановился, услышав окрик лейтенанта:
- Отставить!
Ничего не поделаешь, теперь и он, Егорка, не может ослушаться: он теперь тоже военный, И лишь надул губы, взглянув искоса на командира. А тот, улыбнувшись, поманил Егорку к себе, о чем-то заговорил, обняв за плечи, и мальчишка, соглашаясь, закивал головою, а потом даже подпрыгнул от радости.
Наталка задумалась над словами деда. Невольно вспомнила тот вечер в Выселках. Дед прав: Зубов опять поглядывает на нее. И взгляд у него какой-то бегающий, вороватый.
Эти мысли привели ее к Головене.
- Можно к вам? - спросила она, не дойдя три шага до места, где он сидел и что-то писал.
- А почему нельзя? - поднял голову лейтенант и приветливо улыбнулся.
Наталка осмотрелась по сторонам и, присев на камень, тихо заговорила:
- Еще тогда хотела узнать… спросить хотела… Зубов, он ваш?
- Ну, как сказать. Конечно.
- А я думала… - она потупилась, не решаясь продолжать.
- Не понимаю, - насторожился Головеня. - Говорите, что же вы?..
- Боюсь.
- Это кого же боитесь? - удивился лейтенант.
Она поджала под себя ноги, обхватила колени руками:
- Приставал он ко мне, вот что… Еще там, в Выселках, когда вы ушли… Стрелял.
- Стрелял?
- Серка хотел убить… Я его, Сергей Иванович, сразу узнала, как только к костру подошел… Неужто наши, советские, так могут?
Командир задумался. Сказать ей, что у самого не лежит сердце к Зубову, - нельзя: солдат. Но проверить его надо. И чтоб отвлечь девушку, заговорил о другом.
- Очень хорошо, что вы пришли, Наташа! Думаю назначить вас санитаркой… нашим доктором.
Девушка вскинула тонкие брови на лоб:
- Никогда не увлекалась медициной.
Подсев ближе, лейтенант начал уверять, что она вполне справится. И заключил:
- Меня лечили? Лечили. Значит, и дальше дело пойдет!
- Я рада, что вы так быстро выздоровели.
- С вашей помощью.
- Какая там помощь.
- Да что вы, Наташенька, без вас я бы до сих пор… Вы можете… У вас хорошо получается, - заговорил, стараясь не замечать ее смущения. - А о Зубове…
Закончить фразу не дал подошедший Донцов. Он доложил, что пулемет установлен и расчет ждет приказаний.
Головеня встал и, опираясь на палку, медленно пошел к пулеметчикам: боеготовность прежде всего.
Наталка посмотрела вслед, подумала: "Бодрится. Вон как хромает".