- Хутор немцы спалили, - будто жалуясь, проговорила девушка.
- И Лысуху зарезали, - вставил мальчик.
- Дома новые построим, людей жалко, - отозвался Донцов. И к мальчику: - Тебя как звать, герой?
- Егор… А фамилия - Брус.
- Ну вот, Егорка, зараз чайку попьем… Да ты садись, что стоишь, как кулик на болоте. Чаек с ягодами - это, брат, ого!.. А ягод здесь - пруд пруди. Батько на войне?
- Батьку убили.
- Да-а-а, - протянул солдат. - Война… Но ты не горюй, Егорка. Мы еще вернемся. Они нам за все заплатят!
- А у вас винтовка есть?
Степан смущенно хмыкнул: не объяснять же, где осталась винтовка.
- У меня, брат, гранаты, - и как бы оправдываясь, показал на торчавшие из карманов рукоятки. - Был бы солдат, а винтовка найдется.
- Чай кипит, а где же Петыка? - забеспокоился Вано.
- Покричи его, может, заплутался в чаще, - посоветовал Донцов.
Пруидзе отошел к речке и несколько раз позвал Зубова. Тот не откликнулся.
- Ничего, придет. Не маленький, - вернул его лейтенант.
Наталка сидела у костра и улыбалась. Да и как было не улыбаться! Людей, о которых так много думала и, казалось, потеряла навсегда, встретила снова.
"Вот как бывает, - дивился Головеня. - Все эти дни вспоминал, тревожился о ней; шутка ли, остаться в оккупации! Думал, девушка, что с нее возьмешь, а она…"
- Ой, да вы, наверное, голодные, - спохватилась Наталка. - Ну, конечно, Егорка, давай узел!
Она вынула из узла большую белую паляницу, порезала четвертинку сала:
- Вечеряйте, товарищи.
Все действительно были голодны, но не спешили приниматься за еду.
- Что же вы? - удивилась Наталка.
- Солдат один где-то застрял, пополнение наше, - объяснил Донцов. - Не подождать ли?
- Вечеряйте, ему оставим, - рассудила девушка и, положив на ломоть хлеба кусочек сала, отодвинула в сторону. - Придет и поест.
За речкой треснули сучья, показалась фигура Зубова. Он подошел к костру и, увидев новые лица, потянулся дальше от света.
- Ходишь-бродишь, - проворчал Вано.
- Будь они прокляты, твои ягоды! - послышалось в ответ. - Чуть было шакалам на ужин не угодил. Километров пять отмахал, пока на огонек не выбрался.
Наталка вздрогнула, услышав знакомый голос. Неужели тот, что в Выселках?.. Голос вроде его. И тут, словно подтверждая ее догадку, Серко зарычал в темноту, где сидел солдат. Егорка схватил пса за ошейник:
- Что ты, дурак, это же свой.
Наталка подвинулась ближе к костру, притихла.
Над горами сгущалась ночь.
Все улеглись, и лишь Донцов, приняв дежурство, мерно прохаживался в сторонке. Лейтенанту не спалось. "Прошли километров двадцать, - думал он. - До Сухуми - двести. Продуктов почти нет… Что будет завтра, через неделю?.. Дальше, в горах, безлюдье, ледники, холод… Может, остановиться?.. Должны же здесь быть войска или партизаны. В крайнем случае, создать свой отряд… Вот только рана… Но что рана? Война без ран не бывает".
Он уже пробовал ступать на раненую ногу, больно, но вроде терпеть можно. День-дна, пусть даже неделя - полегчает. Сегодня, перевязывая рану, лейтенант убедился - пуля не задела кости. Повезло. Если бы тогда сразу наложить жгут, наверное, уже ходил бы…
Серко насторожил уши.
- Сергей Иванович, на тропе люди, - зашептал Донцов, нагибаясь.
Лейтенант приподнялся.
- Навстречу… И если что - сигнал!
Встал и Пруидзе. Наталка, оказалось, тоже не спала. Шурша палаткой, заворочался Зубов. Один Егорка, умаявшись за день, по-детски разбросав руки, сладко посапывал на траве.
Зубов изредка поглядывал на девушку. Не сказать, что он боялся встречи с нею. В чем она может обвинить? Да и станет ли обвинять, не постесняется ли? Чепуха все это!.. Важнее другое: часа два назад отсюда, с гор, радировал Хардеру. С радиограммой, наверное, уже ознакомился и Фохт. Пусть знают: путь свободен… Рацию пришлось оставить за речкой. Так безопаснее: уснешь, а этот чертов грузин ревизию в мешке наведет.
Донцов доложил: приближается группа солдат.
- Наши, - заявил он. - По разговору ясно.
Ждать пришлось недолго: на поляну один за другим стали выходить военные. У одних через плечо скатки, другие вовсе без шинелей. Но оружие, кажется, у всех. Острый глаз лейтенанта заметил: есть даже один "дегтярь". Что ж, неплохо.
- Отдать швартовы! - выкрикнул кто-то.
- Да тут, смотрите, занято.
- Места на всех хватит. Эй, у костра, пускаете на квартиру?
- Мы свои хоромы не запираем, - отозвался Головеня. - Располагайтесь, как дома.
Некоторые из подошедших ложились на траву и тут же засыпали. Иные, сидя в сторонке, грызли сухари. Двое подсели к костру, начали сворачивать цигарки.
- Откуда, друзья? - спросил лейтенант.
- Известно откуда: от войны бежим, - невесело пошутил тощий солдат.
Шутка задела лейтенанта за живое: горькая правда была в ней. "В самом деле, - подумал он, - там идет война, а мы… Если все уйдут, что же тогда будет?"
- Здравия желаю, товарищ лейтенант!
Головеня обернулся и сразу узнал остроносого стрелка, с которым вместе лежал за насыпью, у переправы.
- Друзья, выходит, встречаются вновь? - улыбнулся он.
- Так точно, товарищ лейтенант.
Солдат опустился на траву, положил рядом винтовку.
- Там, у переправы, и представиться некогда было. Подгорный моя фамилия. Ефрейтор Подгорный, - и, подсев ближе, продолжал: - Вы тогда, товарищ лейтенант, на пароме остались, а я, как услышал жужжит, - бултых в воду!.. Течение отнесло. Ничего, выплыл. А вот сержант… - Подгорный запнулся.
Головеня понял, что он говорит о Жукове: сержантов там больше не было. Однако расспрашивать не стал: будь сержант жив, Подгорный сам об этом сказал бы. Перевел разговор на другое: спросил, есть ли у солдат продукты, нет ли раненых… Оказалось, что продуктов самое большее на два-три дня… А легкораненых двое.
- Как-нибудь дойдем. На передовой труднее было и то выжили, - заявил один из бойцов.
- А что думает командир? - спросил Головеня.
- Какой командир?.. У нас - анархия! - горько признался Подгорный. - Сколько раз говорил: давайте выберем командира. Так нет, на смех поднимают… Гуси вон когда летят, и то вожака имеют. А мы - всяк сам по себе…
- А дед разве не командир? - вмешался солдат с басовитым голоском. - Все время впереди!
- Что за дед?
- Генерал.
- Дед, а дед, на линию огня! - пробасил тот же голосок.
Среди лежавших поднялась невысокая фигура:
- Чего там еще?
- Быстро, лейтенант вызывает! - подзадорил кто-то.
Старик подошел к костру, и тут Наталка, молча прислушивавшаяся к разговору, вдруг вскрикнула, бросилась к деду:
- Родненький мой!..
Старик прижал ее голову к груди:
- Ось дэ ты, перепелка. Так и знав - в горы полетишь. Да куда ж еще, как не в горы? Теперь всем одна дорога… Ну, добре, добре… - и он погладил ее по вихрам, как ребенка.
Егорка сквозь сон услышал деда. Вскочил, повис у него на шее. Внимание парнишки привлекла винтовка, которую дед не выпускал из рук. Есть ли патроны, сколько и много других вопросов обрушил Егорка на голову деда, желая узнать все сразу.
У него с дедом своя, особая дружба. А эта встреча в горах еще больше сблизила их.
В группе оказался и солдат Крупенков, служивший ранее во взводе Головени. Тощий, молчаливый - себе на уме - он и сейчас старался держаться в тени, подальше от костра, хотя лейтенант успел заметить его. Да и солдат узнал командира. Это не удивило лейтенанта: в прошлом у него с Крупенковым были довольно сложные отношения, которые ни тот, ни другой не могли забыть.
Еще на Украине, под Глуховом, Головеня не один раз выдвигался со своим взводом вперед для стрельбы прямой наводкой. Так было и в районе села Крапивни. Выкатив орудия, артиллеристы подбили два танка, но в это время группа немецких автоматчиков, выскочив из-за леска, ринулась на артиллеристов. О помощи нечего было и думать, бой развернулся по всей позиции, которую занимал пулеметно-артиллерийский батальон. Бойцы Головени встретили врагов ружейным огнем. Завязалась упорная схватка. В расчете сержанта Жукова кончились патроны, и бойцы пошли врукопашную. Ни один фашист не достиг окопа, где засели с пулеметом Донцов и Пруидзе. И только Крупенков не принимал в этой схватке никакого участия. Забившись в траншею, выжидал исхода боя, так как потерял затвор и фактически остался безоружным.
Полевой суд квалифицировал его поведение как проявление трусости. Крупенкова судили, он отбывал наказание в штрафной роте. А когда вышел оттуда - в свою часть не попал.
И вот сегодня, встретив лейтенанта, солдат то ли не захотел, то ли не решался подойти: трудно было сказать, что у него таилось на душе, чем он руководствовался в эти минуты.
И Головеня решил пока не затевать разговора.