Но как проявить человечность в этих обстоятельствах? Он еще не нашел ответа на этот вопрос к следующему утру, когда ему позвонил Джагер, только что получивший донесение.
Выслушав его, Каммингз дал отбой. Он выглядел ошеломленным. Пошел искать Козларича.
- Сэр, макаронная фабрика уничтожена, - сообщил он ему.
Согласно донесению, после ухода солдат на фабрике появилась дюжина вооруженных людей в масках. Некоторые из них несли взрывчатку, и взрыв, который они устроили, был мощным.
- Ее больше нет, - сказал Каммингз про фабрику.
Хотя, возможно, это было и не так. Первоначальные донесения часто оказывались ошибочными. Требовалось подтверждение.
Но в Ираке, как и везде, бывают особенно трудные дни. В Камалии в тот день не было солдат, а воздушная разведка была невозможна из-за сильного ветра и пыли.
Потом, ближе к концу дня, пилот высоко пролетавшего истребителя сообщил, что фабрика и правда, похоже, сильно разрушена.
Насколько сильно, было неясно. Пилот не сказал. Каммингз не знал.
А хижина?
- Не знаю.
А благодарный человек?
Он покачал головой.
А старуха? А беременная женщина? А дюжина детишек?
Он покачал головой.
Что он знал - это что проблема Боба была решена.
- Ненавижу эту страну, - сказал он.
Четыре дня спустя поздним утром, когда первый сержант Уильям Заппа стоял на улице в Камалии, кто-то выстрелил ему в бок.
- Мне сперва показалось - царапнуло чем-то. Не понял даже, что подстрелили. Услышал хлопок и думаю: что это, к чертям, такое было? Потом смотрю вниз и что-то уже чувствую, потом вижу, кровь течет из бока, и думаю: черт, меня же ранило, - говорил Заппа позже, когда этот длинный день кончился.
Ранее тем утром большая часть батальона отправилась в Камалию делать очередной шаг в постановке района под контроль. Выехали с ПОБ массированной колонной достаточно рано: торговцы козлятиной вразнос еще снимали с животных шкуры, рассчитывая продать мясо до дневной жары. В девять утра в небе кружили два вертолета огневой поддержки, и сотни солдат, рассыпавшись по Камалии веером, обыскивали дома. В 9.50 Козларич, выглянув в окно своего "хамви", сказал: "Все идет хорошо", а в 10.21 Заппа был ранен одиночным выстрелом: пуля вошла ему в бок и вылетела через спину, началось кровотечение.
- Вначале все маленько одурели, потому что только и знали, что меня подстрелили. Орут: "Первый сержант ранен!" - рассказывал он потом желающим послушать. - И все бегом ко мне, вытаскивают ножницы, собираются что-то резать, а я им: "Тпру, ребята, стоп. Я еще живой. Я без вас могу снять бронежилет. Сам сниму". И я сам снял бронежилет, никто мне не помогал.
Потом меня посадили на заднее сиденье, я наклонился вперед, чтобы санитар посмотрел выходное отверстие, и тут меня маленько стало подташнивать, голова кругом пошла. Слышу, кто-то из солдат говорит: "Первому сержанту плохо, сейчас вырубится", и я рявкнул им: "Воды мне дайте!" Выпил воды, мне полегчало, санитар меня забинтовал, я оделся - без футболки, конечно, футболку он разрезал. Просто накинул бронежилет на левое плечо, и мы поехали.
Едем, сижу на заднем сиденье, и один сержант говорит: "Ненавижу этих засранцев", а я ему: "Почему? Они все, что ли, пытались меня убить? Да нет, группа одна, и только. Если один отморозок в меня выстрелил, не надо из-за этого на всех катить бочку".
Почти в это же время на другой улице в Камалии сержант Майкл Эмори был ранен выстрелом в затылок.
- Снайпер! - крикнул Джефф Джагер, увидев, как Эмори упал.
Они стояли с несколькими солдатами на крыше фабрики и наблюдали, как вторая рота прочесывает окружающие улицы. На крышу вели три марша узкой закрытой лестницы. Крыша была большая, усеянная битым стеклом, с грязными лужами от недавнего дождя, и Эмори был примерно в ее середине, когда хлопнул выстрел и он упал.
- Кто там лежит? Сержант Эмори? - крикнул один из солдат. Потом громче: - Сержант Эмори!
Эмори неподвижно лежал на спине в растекающейся луже крови.
- Нас атаковал снайпер. Нас атаковал снайпер, - сообщил солдат по радио. - Один человек упал.
- Боланд! Дымовую! Дымовую! - закричал Джагер лейтенанту, стоявшему на дальнем конце крыши у лестничного колодца. К бронежилету Боланда были прикреплены две дымовые гранаты.
Алекс Боланд бросил гранату. Хлопок - и густой желтый дым окутал Эмори, к которому ползком двигался солдат.
- Рация, - сказал Джагер радисту, показывая на нее.
- Сэр, можно снять рацию и пойти помочь ему? - спросил солдат.
- Да, - сказал Джагер.
- Я иду! - крикнул радист и побежал по крыше. Нырнув в дымовую завесу, он встал на колени около головы Эмори и взял его за руку. Дым рассеялся, и теперь у них не было защиты.
- Еще дымовую! - завопил Джагер. - Еще дымовую!
Боланд бросил вторую гранату. Желтый дым повалил, потом стал жиже.
- Тащите его сюда! - крикнул Боланд.
- Еще дымовую! - крикнул ему Джагер.
- Больше у меня нет! - ответил Боланд.
Тем временем по лестнице с топотом взбежали еще несколько солдат, в том числе санитар, он бросился к Эмори, упал, поднялся, побежал дальше, встал на колени прямо в кровавую лужу и начал накладывать ему на затылок давящую повязку.
- Ребята, встали и потащили его. Вон туда! - крикнул Джагер, показывая в сторону Боланда. - Живей.
Они подхватили Эмори под руки и потащили - он был как мертвый. Подоспел еще один солдат, взял его за бронежилет и поднял. Подбежали еще двое, один взялся за одну ногу, другой за другую.
- Я вам обеспечил прикрытие, - крикнул Джагер. - Несите!
- Пошли, - сказал один из солдат.
- Тяни, тяни, - требовал другой.
- Идем-идем-идем-идем, - приговаривал третий. - Не останавливаться.
Они внесли Эмори на закрытую лестницу, где могли уже не бояться снайперского огня, но теперь надо было пройти вниз три марша. Здание было большое. Всего ступенек - наверное, штук сто. Они положили Эмори на спинодержатель. Его тело было совершенно обмякшим. Глаза то открывались, то закрывались. Два солдата подняли спинодержатель, но у него не было ремешков, Эмори начал соскальзывать, и тогда другой солдат взвалил его на спину и понес.
Это был старший сержант Адам Шуман. Он считался одним из лучших в батальоне. Через несколько месяцев, превратившись в душевно надломленного человека, он говорил:
- Я помню, как у него из головы шла кровь и затекала мне в рот. Я не мог потом от этого вкуса избавиться. От железного вкуса. Пил в тот день кулэйд, пил и все не мог напиться.
Шуман дотащил Эмори до площадки второго этажа, там его опять положили на спинодержатель, Шуман поднял передний конец себе на плечи, и так раненого спустили вниз. В какой-то момент Эмори пошевелился и спросил: "Почему у меня голова болит?" - и Шуман был одним из солдат, которые заверили его: "Ничего, все у тебя будет в порядке". Он помог занести Эмори в "хамви", на котором его должны были отвезти в медпункт, а потом вместе с другим солдатом вернулся на крышу забрать оставленные там вещи Эмори. Там лежали его солнечные очки. Там лежала его каска, мокрая от крови, и почему-то Шуман и второй солдат решили, что никто, кроме них, этого видеть не должен, поэтому они стали искать на фабрике что-то, чем можно было бы прикрыть каску. Нашли мешок муки, разорвали, опустошили и положили туда каску, а тем временем Эмори, лежа на спинодержателе на заднем сиденье "хамви", продолжал разговаривать заплетающимся языком.
- Почему у меня голова болит? - спросил он опять.
- Потому что ты упал с лестницы, - ответил сержант, который находился в "хамви" около него, лежал с ним рядом по пути в госпиталь и держал его за руку.
- О… - произнес Эмори.
Потом он поднял другую руку и посмотрел на нее.
- Откуда у меня кровь на руке? - спросил он.
- Ты с лестницы упал, - сказал сержант, крепче сжав ладонь Эмори.
Эмори перевел взгляд на сержанта.
- Первый сержант, мне капец, да? - спросил он.
Почти в это же время на еще одной улице в Камалии старшему сержанту Джареду Стивенсу пулей раскроило нижнюю губу.
Когда это произошло, он двигался назад. Так солдат учили: не стой долго на одном месте, перемещайся, не будь мишенью. Стивенс так и делал, и хорошо, что он двигался назад, а не вперед, поэтому пуля не попала ему ни в рот, ни в челюсть, ни в подбородок, а только черкнула вдоль губы, оставив длинный порез.
Тоже в "хамви", тоже в медпункт.
- Ясно, - сказал Козларич, услышав по рации о третьем раненом, а потом опять переключился на проблему, которая занимала его непосредственно. Большую часть утра он провел, обыскивая дома, пытаясь выследить предполагаемого боевика, которого в бригаде считали важнейшим объектом охоты, как минимум два раза ему пришлось укрываться от обстрела, а теперь он смотрел на толпу из нескольких сотен иракцев, собравшуюся у мечети. Люди пели, размахивали иракскими флагами и флагами Джаиш-аль-Махди, и, когда кружившие над толпой вертолеты попытались рассеять ее осветительными ракетами, пение только стало громче.
Ситуация была плохая и менялась к худшему - Козларич это понимал. Ничего подобного не предполагалось. Обыскивать дома? Да, и они это делали. Выслеживать боевиков? Да, и они это делали. Но если целью операции, как говорилось в ее плане, было показать 60 тысячам жителей Камалии, что американцы пришли "очистить ваши жилые кварталы и повысить качество вашей жизни", эта цель не достигалась.