- Товарищи мобилизованные! Воинский эшелон пока не подан. Так что время у вас есть. Можете па прощанье потолковать кому с кем надо. Если у кого жёны-невесты… - сержант почему-то застеснялся, покраснел и мгновенно, потеряв воинский лоск, превратился в обыкновенного мальчишку. - Короче говоря… Далеко не расходиться, - он снова напыжился, набряк и, логике вопреки, но согласно Строевому уставу, скомандовал:
- Ррразайди-ись!
На воинской платформе стоял неумолчный гомон. Мобилизованные - безусые юнцы и солидные отцы семейств, - сбившись в группки, обнимали родных и товарищей, украдкой пили "Московскую", пели неестественно громкими голосами, плясали. Провожавшие их женщины деревянно улыбались и лили тихие слёзы.
Парень в кителе, выйдя из строя, не знал, куда податься. Его близкие остались в кишлаке, ташкентские приятели не знают о том, что он здесь. Парень подошёл к сержанту. Просто так, посмотреть. Сержант глянул на него светлыми задиристыми глазами. Вне службы он, видать, был золотой человек.
- Ты чего это так вырядился?
- А? - не понял парень.
- А!.. Ворона-кума. Говорю, вырядился зачем так? Сверху китель-сталинка, а внизу - буржуйские штаны в полосочку.
Грянул оглушительный хохот. Новобранцы рады посмеяться, а тут такой замечательный повод. Сержант, однако, сообразил: хоть и здорово он поддел "интеллигента", а всё же не совсем. Сочетание больно сомнительное. Слов сочетание. Как бы от начальства не нагорело. Он вновь обрёл важный, недоступный вид.
- Ладно. Посмеялись и довольно. Занимайтесь своими делами.
Парень в "сталинке" побрёл прочь, уши его пылал". Опершись о фонарный столб, он глядел на площадь. Она плавала в розоватом тумане. Но вот туман стал рассеиваться, и парень окаменел: со скрежетом подлетел грузовой "газик", из его запылённой кабины выпрыгнула девушка в зелёном платье, остановилась в растерянности, не зная, куда идти…
Он отвалился от фонарного столба, протянул руки вперёд, беззвучно зашевелил губами, на негнущихся ногах побежал. Она увидела, охнула и тоже побежала. И вдруг они остановились, не зная, что сказать друг другу. Девушка, плача и смеясь, произнесла:
- Вот и я, Рустамджан.
- Мухаббат… Мухаббат! Как же это, откуда?
- Села на попутную машину и…
- Мухаббат! - всё повторял и повторял Рустам. Он как-то совсем отчётливо сознавал, что, произнося имя девушки, говорит и о своей любви. Мухаббат - это любовь.
Он смотрел и не мог наглядеться. Глаза - чёрные миндалины, мягкие черты лица, тронутого солнцем; брови вразлёт, густые ресницы поседели от дорожной пыли.
- Как же так? Мы попрощались…
Парень заметил, что Мухаббат в туфлях на высоких каблуках. Ой-бо! Да ведь она не случайно здесь. Эти туфли, должно быть, специально взяла на полевой стан и с хлопкового ноля - прямиком сюда. Хотела сделать сюрприз. О Мухаббат!
Тут только он обнаружил, что в руках девушки - букет полевых цветов. Родная!
- Рустам-ака, не сердитесь на меня.
- Сердитесь! Да я готов на руках тебя носить, Мухаббат. Вслух же ом сказал, теребя в руках невесть откуда взявшийся носовой платок:
- Сердиться? Вы… - Рустам побледнел от переполнявших его чувств и тихо добавил: - Соловейчик мой прилетел.
Она расцвела в улыбке, потупилась.
И лишь сейчас они приблизились друг к другу, взялись за руки. Букет полевых цветов разделял их. От него исходил щемящий запах простора, приволья.
Новобранцы, провожающие поглядывали на эту пару с нежностью и сочувствием. Даже бравый сержант, которого не очень-то смутило падение Севастополя, совсем гражданским жестом сдвинул на глаза пилотку и вздохнул
- Соловейчик, - тихо повторил Рустам.
Сержант удивился. С ним на курсах младшего командирского состава учился один шустрый малый по фамилии Соловейчик. Тоже мне, выдумал нежное имечко для любимой! Они, правда, влюблённые - народ чумовой. Ещё и не такое придумают, рыбками-птичками величают друг дружку.
Не знал сержант, что Соловейчиком ласково называют Мухаббат в колхозе и стар и млад. За звонкий её голос, за ласковый характер. Именно - Соловейчиком. Не соловушкой. не соловьём, а Соловейчиком. Причём по-русски. Так уж прижилось. Не совсем грамотно, может быть, с точки зрения знатоков русского языка, зато от души.
И ещё подивился сержант тому, что парень с девушкой говорят друг другу "вы". Это удивляло и самих влюблённых, особенно - Мухаббат. То, что она говорит ему "вы", - понятно. С древнейших времён повелось, чтобы узбекская женщина говорила мужчине "вы" - знакомому ли, постороннему, брату, мужу - всё едино. Но почему Рустамджан обращается к ней на "вы"? Два года встречаются! Весь колхоз с нетерпением ожидал, - когда же, наконец, свадьба. Один лишь старый Максум - дядя Мухаббат - не сочувствовал этой чудесной паре. Даже препятствовал; в прошлом году умудрился расстроить свадьбу: мол, ещё молода Мухаббат.
Отчего же они до сих пор на "вы" - от избытка нежности, что ли?
Рустам перехватил поудобней букет.
- Спасибо, Соловейчик. Только не надо плакать, - он взял Мухаббат осторожно за локоть и отвёл к скамейке. - Ну, ну же… улыбнитесь. Я хочу запомнить вас весёлой, улыбающейся.
Мухаббат вымучила улыбку и смахнула с лица слезинки.
- Вот так, умница. Хорошо.
Девушка вдруг закрыла лицо руками. Плечи её затряслись от беззвучных рыданий. Рустам растерялся, стал утешать Соловейчика, и как-то само собою вышло, что голова Мухаббат очутилась на его плече. Соловейчик лепетала не разобрать чего. Горевала. Парень, сам чуть не плача, бормотал:
- Ну же… Не надо. Вот я вернусь, и мы поженимся,
- Зачем мы раньше не поженились?!
Об этом Рустам мог говорить часами. Ещё бы! Ему не знать - почему? Дядя не позволил, Максум-бобо! Парень надеялся, что хоть перед отъездом в армию получит согласие грозного дяди. Куда там! Затряс Максум своей козлиной бородой, скособочился от гнева: "Зря по пятам моей племянницы не ходи, сапоги стопчешь. В загс ему захотелось!.. Фиолетовую печать в паспорт. Да ещё накануне армейщины! Новая мода - вдов штамповать в загсе. А ну, проваливай, учитель. Навострился там, в городе. Иди лучше своих сопляков учи. Дважды два - четыре!"
И чего старик на него, Рустама, взъелся? Ну - учитель. Окончил учительские курсы, заочно учатся в пединституте. Что тут плохого? Просто облюбовал старик другого жениха для племянницы. И добро бы стоющего, а то так - прощелыгу.
Парень осторожно, словно невиданный хрусталь какой, погладил девушку по плечу.
- Не надо… Всё будет хорошо.
Она подняла на него глаза.
- Да, хорошо, - и тут же словно прочитала его мысли: - А на дядю не надо обижаться. Он человек старый. Не то что замуж - до сих пор ворчит, что я без паранджи хожу. - Она не выдержала, рассмеялась. И Рустам рассмеялся. Выдумает же старик Максум!
- Не сердитесь на него, Рустам-ака. Всё-таки он мой дядя. А во мне можете быть уверены. Буду ждать до победного дня. И ещё дольше. Хоть всю жизнь.
- Я вернусь, обязательно, непременно вернусь, Мухаббат, родная моя, честное слово! - заторопился Рустам и мучительно покраснел, понимая, что говорит по-мальчишески, глуповато даже. Ну, где у него гарантия обязательно и непременно вернуться с войны? На войне убивают. Сотни, тысячи таких, как он, ежедневно уходят из жизни.
Рустам помолчал, заговорил по-другому, - напрямик, жестоко.
- Обязательно вернусь - это я слишком. Да, могу и не вернуться. Но не хочу в это верить. Ждите меня, Мухаббат. Горе нынче вошло почти в каждый дом. Врага надо бить! Пока он бьют нас. А надо - его, его! Это мой долг - воевать.
- Я понимаю… Тяжело расставаться. Но вы не обращайте на это внимания. Я буду ждать вас.
- Спасибо. Верю. Маму мою не забывайте.
- Ой!.. Как можно? Тётушка Хаджия… Теперь у меня две матери: моя и тётушка Хаджия.
- Спасибо, Соловейчик!
Солнце палило немилосердно. Рустам решил поискать местечко попрохладнее. Они подошли к навесу возле водопроводной колонки. Желающих освежиться было хоть отбавляй В очереди за водой Рустам заметил Ибрагима, здоровенного парня, студента физкультурного института. Они познакомились в военкомате. Возле Ибрагима, курившего папиросу, с достоинством горевал старик с белоснежной бородой - отец, должно быть.
Взявшись за руки (они так и не напились, надоело торчать в очереди). Рустам и Мухаббат молча прогуливались по платформе. Букет донимал парня. Он опускал его к земле, и букет выглядел веником, поднимал кверху - получалось, вроде бы жених с невестой идут. Рустам сунул букет под мышку - ещё хуже: шагает человек из русской бани. Вот ещё беда!
Мухаббат поняла, смеясь, взяла букет. В её руках букет выглядел просто здорово. Молодец. Мухаббат, умница.
Они прохаживались и молчали. Столько хотелось сказать! А они молчат. Может, это и хорошо? Разве могут они выразить свои чувства словами?
К пяти часам подали, наконец, эшелон - длинную вереницу товарных вагонов. Как из-под земли появился бравый сержант, быстренько навёл порядок, доложил хмурому капитану. Перед посадкой в вагоны провожающие ещё теснее обступили новобранцев. Кое-кто заплакал навзрыд, истошно заголосила женщина, другая, третья…
Рустам смотрел на Мухаббат, и в душу его вдруг заполз знобящий ручеёк страха. Нет, он не боялся за себя. Как можно погибнуть в двадцать лет, когда до старости целое бессмертие! Он дрогнул душой, испугавшись предательской мысли: "Дождётся ли меня Мухаббат, дождётся ли?"
Она прочитала в его глазах немой вопрос.
- Верьте мне, - произнесла Мухаббат беззвучно, одними губами.
Рустам устыдился своих сомнений, покраснел, побледнел.
И тогда Мухаббат ошеломила его. Она взяла его за руки: