Черные танки шли по пятам, мы грудью встречали их, и нас оставалось все меньше на этой смертной дороге. Но мертвые передали нам свою ярость, и мы продолжали стоять. Вечером танки пошли на нас в пятый раз за этот день, а нас осталось только двое: я и наш политрук Гладков, веселый силач Валька Гладков; он нас учил на занятиях - будем бить врага малой кровью на его территории, а мы уже были черт знает где. Валька не выдержал, схватил последнюю гранату и пошел на танк. Граната мимо, а танк по Вальке. Я сидел в ровике, пока все танки не прошли, потом выглянул наружу: Валькин ремень со звездой распластался на песке, а на ремне след гусеницы, пятна крови. А Вальки нет - неужели?.. И тут я увидел Вальку у раздавленной березы. Танк прошел, березка снова стала распрямляться, открывая Вальку. "Валька, Валька!" Он все-таки услышал, открыл глаза и посмотрел на свою ногу - ноги не было. Даже песок не успевал впитывать Валькину кровь, а сам он сделался совсем белый. "Мало крови, может, ничего", - сказал он и затих, но в человеке, оказывается, хранится очень много крови. Вальки уже не было, а кровь еще текла. Я сидел и смотрел на Вальку, пока двигалась его кровь и что-то живое оставалось от него, потом схватил винтовку и побежал через лес в местечко. Танки уже прошли, пусто, тихо. За забором сараи стояли, длинные, без окон, я перемахнул - и туда. Тут навстречу в раскрытые ворота мотоциклист в черном френче, в больших очках; я пустил в него пулю. Мотоцикл вильнул, повалился, черный растянулся на асфальте. Распахнул дверь, вбежал в сарай. Боже мой, на полках аккуратно сложены штаны и гимнастерки, тысячи штанов и гимнастерок, в другом ряду стоят сапоги - тысячи сапог. А мы в то утро выскочили на улицу босиком, в одних кальсонах - и все это лежало на полках в сарае без окон, и черный мотоциклист валялся на асфальте, и колесо еще крутилось. Я поднял канистру, стал плескать бензин на гимнастерки и штаны, побежал в конец сарая, пока бензин не кончился. Чиркнул спичкой, огонь побежал по мокрому, взвился на полки, загудел, жарко опалил лицо. Я схватил два сапога, выскочил на двор - колесо уже не крутилось, а черный продолжал лежать. Забор, улица, ограда, огород, стреляют, я, задыхаясь, лежу в овраге - черный дым столбом стоит над складом. Я отдышался и побежал по полю, оглядываясь на дым, чтобы не потерять направления. Сапоги мои совсем износились, и палец вылез наружу, а те я бросил в овраге, потому что все на свете перемешалось и оба сапога оказались на левую ногу.
ГЛАВА X
- Я не могу воевать в такой обстановке! - кричал Стайкин с порога; он только что вошел в избу и оббивал снег с сапог.
- Чем тебе плохо так воевать? Скоро на лыжах пойдем. - Это сказал Молочков, прибывший с недавним пополнением.
- Ему ванна горячая нужна.
- А холодной не хочешь? Со снежком.
Солдаты смеялись.
Шмелев сидел за столом, как и позавчера, когда уходил Чагода, и смотрел в окно на падающий снег. А на месте Чагоды, положив руки на стол, сидел Войновский. С выражением покорного отчаяния Войновский говорил:
- Товарищ капитан, нельзя же так. Вам надо прилечь. Ложитесь, товарищ капитан. Хотя бы на часок. А я пойду на берег.
Снег за окном падал густо и неторопливо. Он ложился на землю и тут же таял, но падал свежий снег - белые пятна возникали на земле: снег оставался на пнях, под стеной сарая, на куче хвороста, на камнях у маяка, а Шмелев сидел и смотрел, как падает снег. Достал пачку, увидел, что там осталась одна папироса, сунул пачку в карман.
- Один часок, товарищ капитан, я прошу вас. Я скажу Джабарову, чтобы он постелил.
Солдаты в первой комнате продолжали разговор.
- Я не могу воевать в такой обстановке. Я требую, чтобы мне создали условия.
- А какие тебе нужны условия? - снова спросил Молочков.
- Ему в медсанбат захотелось, к сестричкам.
- Отставить разговоры, - Стайкин просунул голову в дверь, посмотрел на Шмелева, а потом отошел и встал боком, так, чтобы видеть через дверь капитана.
Солдаты приготовились слушать.
- Товарищи солдаты и старшины, - с выражением сказал Стайкин. - Докладываю. Для войны мне нужны следующие условия, самые нормальные и простые. Во-первых... - Стайкин поднял руку и загнул мизинец. - Во-первых, товарищи солдаты и старшины, мне нужен для войны противник, или, по-нашему, фриц, потому что, когда противника нет, я просто воевать не в состоянии. Дайте мне противника. Чтобы у него автомат - у меня автомат. У него танк - и у меня танк. Тогда я могу воевать на равных. Но это еще не все, товарищи солдаты и старшины. - Стайкин загнул безымянный палец, посмотрел через дверь на Шмелева. - Во-вторых, мне нужен для войны командир. Чтобы он распоряжался мной и думал за меня. "В атаку!" - и я в атаку. "Ложки в руки!" - и я работаю ложкой. Очень мне нужен командир, потому что на войне я органически не способен думать.
- А в-третьих? - спросил Войновский. Он встал из-за стола, подошел к двери и стоял, опершись на косяк и слушая Стайкина.
- Разрешите доложить, товарищ лейтенант. В-третьих, мне нужен тыл. Чтобы письма получать оттуда, посылки с вышитыми кисетами и запахом женских рук. Тыл мне нужен, чтобы оттуда шли ко мне боеприпасы, теплые подштанники и американская тушенка. Потом мне нужен тыл, чтобы было куда драпать в случае неприятностей. Если мне есть куда драпать, мне воевать спокойнее. Вот мои три условия, товарищи солдаты и офицеры, и я требую, чтобы мне их создали. В противном случае я пишу рапорт и подаю в отставку. У меня все.
- Вот это дал прикурить!
- Чего же тебе не хватает? Тыла тебе мало? И так в тылу сидим.
- Ты к Гитлеру обратись, пусть выделит для тебя противника.
- Войновский, - позвал Шмелев, он по-прежнему сидел у окна и смотрел на снег. Войновский подошел. - Кто дежурит на маяке?
- Комягин, товарищ капитан. Вы бы прилегли, товарищ капитан. Хотя бы на часок.
- Вызови маяк, - Шмелев повернулся и положил руки на стол.
Войновский покрутил ручку телефонного аппарата. Трубка сухо трещала. Маяк не отвечал.
- Плохая видимость, - негромко сказал Шмелев. Он сцепил пальцы рук и положил на них подбородок.
- Маяк, почему не отвечаешь? Доложи, что видишь на озере. Лодки не видишь?.. Как "кто" спрашивает? Капитан спрашивает... Он и так знает, что плохая видимость. Надо смотреть лучше - тогда увидишь. Ясно?
Солдаты в соседней комнате замолчали и слушали, как Войновский говорит с маяком.
- Подожди минуту. - Войновский отставил трубку от уха и посмотрел на Шмелева. - Будете говорить с маяком, товарищ капитан?
Шмелев ничего не ответил. Подбородок его соскользнул с руки, голова скатилась набок. Он спал.
- Значит, так, - тихо сказал Войновский в трубку. - Приказано усилить наблюдение. Ясно? - Он положил трубку, вышел в первую комнату и прикрыл за собой дверь.
- Заснул, - сказал он.
- Теперь уж не дождаться, товарищ лейтенант, - сказал Маслюк, доставая из кармана кисет. - Из этого Устрикова еще никто не возвращался.
- Сначала Куц, теперь капитан, - сказал Войновский. - Если что - я буду на берегу.
Метрах в ста от берега сквозь падающий снег была видна вода, она двигалась и колебалась, а между ней и берегом широкой полосой снег лежал прямо на воде. Войновский спустился вниз и осторожно ступил на снег. Лед легко выдержал его. Войновский остановился, пораженный, потом сделал несколько шагов, разбежался и покатился по льду, оставляя за собой темную гладкую полосу - лед под снегом был гладкий и почти прозрачный. Войновский катился по льду, забавляясь и не подозревая о том, что он первым покидает этот опостылевший берег. Лед сухо затрещал под ногами, Войновский остановился, постоял, потом снова разбежался и покатился к берегу.
Солдаты в избе курили.
- Вот поставят нас на лыжи и скажут: иди, - говорил Молочков. - Еще в запасном полку сказывали: наступление скоро откроют.
- А мы специально тебя дожидались, - сказал Стайкин и показал Молочкову гримасу. - Эх ты, мастер лыжного спорта.
Солдаты засмеялись.
- Тише вы, - сказал Джабаров. - Капитан спит.
- Гиблое место это Устриково, - сказал Маслюк. - Не хотел бы я туда идти.
- Старший сержант, расскажи что-нибудь веселенькое.
- Предварительные заказы принимаются только по телефону.
- Расскажи про Шестакова. Как он наряд от старшины получил.
- Про топор?
- Давай про топор.
Солдаты усаживались поудобнее, готовясь слушать. Стайкин потянулся, громко зевнул и лег на нары.
- Давай. Что же ты? - попросил Молочков.
- Не хочется, - сказал Стайкин. - Скучно что-то.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Но этот шар над льдом жесток и красен,
Как гнев, как месть, как кровь.
А. Блок
ГЛАВА I
Батальоны выходили на лед Елань-озера ровно в полночь, как было намечено по графику. Где-то за облаками висела невидимая луна, остатки рассеиваемого ею света просачивались сквозь слой облаков на землю, и снег отражал их. Черная ночь становилась темно-серой: фигуры людей в маскировочных халатах казались темно-серыми, и черные стволы автоматов тоже были темно-серыми - плотная темно-серая масса стлалась вокруг. Впрочем, и луна учитывалась графиком, и было точно известно, что через пять с половиной часов, когда батальоны будут подходить к вражескому берегу, луна уйдет за линию горизонта, и тогда, в нужный момент, придет абсолютная темнота.
Батальоны выходили к Елань-озеру по замерзшему извилистому руслу Словать-реки, будто живая река мерно лилась меж берегов к озеру, а под ногами людей, подо льдом туда же бежала холодная вода и тоже вливалась в холодное озеро.