- А что, разве нельзя? - с простодушным недоумением спросил Дегтярев.
- Нельзя.
- Ладно, учтем.
Больше он не удостоил Зубрицкого своим разговором, поднялся со стула и сказал, кивая на альбом с марками:
- Я вижу, вы любитель, товарищ капитан?
- Да так, балуюсь.,- неизвестно почему смутился
Чижов.
"Вспомнил! Я видел этого Дегтярева не так давно на почтамте, когда спрашивал у Дуси, не поступили ли новые марки".
- Вы знаете, товарищ капитан, я сам не любитель, - оживленно заговорил Дегтярев и добавил, что сам-то он не очень разбирается в этом деле, но у него есть друг на Дальнем Севере, заядлый филателист, по просьбе которого он собрал уйму всяких марок. Нет, нет, друг не обеднеет и не обидится, а он, Дегтярев, рад оказать товарищу капитану услугу за услугу. Если, конечно, тот не возражает…
- О нет, - воскликнул Чижов, он, конечно, не возражает и просит Максима Спиридоновича в любое время прийти на заставу и принести марки.
- Жду вас в любое время, Максим Спиридонович, - повторил капитан. - Теперь вы дорогу к нам знаете.
Они очень тепло попрощались друг с другом, но и после этого еще никак не могли расстаться, и Чижов пошел провожать его до ворот, дружески взяв под руку. Зубрицкий простился сухо, обиженный тем, что Дегтярев не обращал на него никакого внимания.
8
Когда за Дегтяревым захлопнулась калитка, капитан Чижов позвал Зубрицкого во двор.
- Слушаю вас, - козырнул Зубрицкий, недоуменно взглянув на своего начальника: присев на корточки, тот рассматривал возле клумбы четкие отпечатки чьих-то подошв.
- Смотрите, Станислав Борисович, те же самые! - возбужденно сказал Чижов, поднимая голову.
- Какие - те же самые? - не понял Зубрицкий.
- Видите ли, я провел Дегтярева по мягкому грунту, и вот - полюбуйтесь. У этого золотоискателя и того гражданина в клетчатой рубашке, которого видел дворник, одни и те же следы. И размер обуви одинаковый, и каблук на правом ботинке сбит. Значит, действительно, перед нами одно и то же лицо.
- А как же! - подхватил Зубрицкий, поняв, в чем дело. - В этом я и не сомневался. Что же дальше?
- А дальше следует, что птица сама прилетела в клетку. - Чижов выпрямился и отряхнул брюки.
- То есть? - сузил глаза Зубрицкий.
- Видите ли, - продолжал капитан, беря его под руку, - дело даже не в том, что я устроил тут маленькую проверку. Это я на всякий случай, чтобы лишний раз убедиться. А дело в том, как он вел себя при разговоре.
Они остановились в тени старой чинары.
- Вы слышали, как он точно назвал все приметы шляпы? - в упор спросил Чижов. - Разве вам это ни о чем не говорит?
- Говорит… - ответил Зубрицкий с легкой усмешкой. - Шляпа дождалась своего настоящего владельца.
- И только?
- Только, - спокойно подтвердил Зубрицкий.
Он смотрел на море, расстилавшееся внизу, под обрывом. Знойный день сиял и искрился в его синеватых водах.
А Чижов как-то странно улыбнулся и заговорил издалека:
- Как-то, во время отпуска, я с женой поехал к ее родным на Дон. В Ростове нам нужно было сделать пересадку. Сдали мы вещи в камеру хранения, пошли перекусить. Я был в гражданском плаще и костюме. Зашли в одну привокзальную закусочную, сели за столик друг против друга; плащ я повесил на спинку стула. Сидим, завтракаем. Народ мимо ходит, какие-то типы шныряют. Расплатился я с официантом, обернулся, а плаща и след простыл - унесли. "Ты не видела кто?" - спросил я жену. "Если бы видела, ты бы сейчас не спрашивал об этом, - ответила она и рассмеялась:- Эх, ты, а еще пограничник!" - "А ты куда смотрела? А еще боевая подруга!" - рассердился я. Сходила жена в телефонную будку, позвонила в милицию. Через некоторое время приходит местный Шерлок Холмс, подсаживается к нам, спрашивает, как было дело. Рассказали. Посмотрел он на нас обоих, вздохнул и спросил: "Может быть, хоть приметы какие-нибудь у плаща помните?" А я никаких особых примет не помню. Цвет, размер, фасон помню, а больше ничего. Черт его знает, где у него какая пуговица пришита и где какое пятнышко сидит! Ведь не знал же я, что о них придется рассказывать работнику уголовного розыска.
Чижов замолчал и вопросительно посмотрел на Зубрицкого.
- Понимаю, - задумчиво произнес Зубрицкий. - Вы не помнили примет, а этот Дегтярев помнит. Ну и что же? Просто, у него отличная наблюдательность и память.
- Возможно, - согласился Чижов. - А возможно, он специально запомнил все приметы.
- Как?
- А вот так… Перед тем, как подбросить нам эту шляпу.
- Для чего? - изумился Зубрицкий.
- Для того, чтобы проникнуть к нам на заставу.
- Ну, знаете, товарищ капитан, - еще больше изумился Зубрицкий. - Зачем же ему приходить на заставу, самому лезть в петлю?
- Вот, вот, - с укоризной подхватил капитан. - На такие наши рассуждения он и рассчитывал.
- Но сами посудите, зачем врагу добровольно подвергать себя смертельной опасности? - горячо возразил Зубрицкий. - Что он добивается своей шляпой? Да тут все мальчишки знают, что на берегу стоит застава. Все отдыхающие видят, как по берегу ходят наряды. И вообще, - Зубрицкий замолк и махнул рукой.
- Что - вообще? Договаривайте.
Зубрицкий рассматривал двор заставы. Аккуратные цветочные клумбы. Красивые пальмы. В тени каштана два солдата играли в шашки.
Три других солдата с полотенцами прошли к морю. За дощатым зеленым забором с рычанием пронесся по шоссе курортный автобус.
- Начистоту? - осмелился Зубрицкий.
- Да.
- Хорошо. Я служу на заставе всего лишь год. Но вы сами сказали, что последнее нарушение границы произошло здесь пять лет назад. В течение пяти лет ни одного следа, ни одной боевой тревоги, ни одного выстрела. Ничего! Случайно ли это? Нет. Не вам объяснять, что теперь другие времена. Теперь у иностранной разведки появились новые каналы, иные средства: воздушные шары, высотные самолеты и так далее. Я, конечно, понимаю, что остались и прежние методы - ползком, так сказать, на брюхе. Но где? На сухопутных участках, а здесь - не верю.
- Значит, мы напрасно стоим здесь, даром едим государственный хлеб? - тихо спросил Чижов, бледнея. - А не кажется ли вам, лейтенант, что вы не способны
больше служить на этой заставе? Не написать ли вам рапорт о переводе на сухопутный участок? И вообще!.. - выкрикнул капитан, сорвавшись.
- Что - вообще?
- Что вы потеряли чувство границы, вот что!
- Ну, знаете, товарищ капитан… - медленно выдавил из себя Зубрицкий и взглянул прямо капитану в глаза:- Хорошо, рапорт я напишу!
9
Шли дни. Жизнь на заставе текла своим чередом. Уходили и приходили наряды. Проводились занятия. По вечерам над волейбольной сеткой взлетал мяч.
Но… играло теперь по два-три человека и то с полчаса, не больше. У людей стало меньше свободного времени. Людей не хватало. За Дегтяревым и его "дикой" квартирой велось наблюдение. Ни на минуту не ослабевало наблюдение и за морем. В районе нагромождения камней, на берегах глухих бухточек, круглосуточно дежурили наряды. Каждый вечер на боевом расчете капитан, доводя обстановку, настойчиво повторял: "По имеющимся данным, не исключена возможность нарушения государственной границы"…
Правда, капитан не говорил, что подозревается конкретное лицо - отдыхающий по фамилии Дегтярев Максим Спиридонович. Не знали солдаты и о том, что соответствующие органы разослали запросы на Дальний Север, в Сочи, Гагру и Куйбышев. Все эти тонкости не касались солдат.
Но проходил день за днем, а все было спокойно. В поведении Дегтярева не отмечалось ничего подозрительного. Он жил в том самом доме, который значился в штампе прописки. Его видели то на пляже, то слоняющимся по набережной, то просиживающим часы в ресторанчиках. Он был общительным, веселым человеком, и знакомства его носили безалаберный, чаще всего собутылочный характер. Но за "особочками" он уже не ухаживал и на берегу позже одиннадцати часов вечера не разгуливал.
В море не появлялось ни одного постороннего судна. В глухих бухточках никто не высаживался. На причалах все лодки в положенное время были на месте.
В общем, все было спокойно, и слова начальника заставы: "не исключена возможность…" встречались солдатами без особого энтузиазма. От напряженной службы они устали, осунулись, приумолкли.
Чувство ответственности за все это давило на капитана Чижова. А через три дня пришли ответы из Сочи и Гагры: да, Дегтярев Максим Спиридонович отдыхал с такого-то по такое-то время в таких-то санаториях по путевкам Главзолото. Капитан призадумался. Его охватило сомнение: правильно ли он поступает? Но интуиция, опыт и какое-то непостижимое упрямство поддерживали в нем надежду. Кроме того, он ожидал сообщений из Куйбышева насчет Марии Трапезниковой и с Дальнего Севера - по месту работы геолога. Портила настроение и размолвка с Зубрицким. В тот же день лейтенант подал рапорт: "Прошу ходатайствовать перед командованием о переводе меня на сухопутную границу, на самый активный и трудный участок, где бы я мог полностью проявить свои способности командира".
- Вы хорошо подумали? - спросил Чижов.
- Так точно.
- Жалеть не будете?
- Никак нет.
- Так… ладно. Но до решения командования будете продолжать исполнять свои обязанности.
- Слушаюсь.
И все. Больше ни слова. Он больше ни в чем не возражал Чижову и беспрекословно выполнял все его распоряжения: проводил занятия, ходил на поверку нарядов. Но по его отчужденности, замкнутости, по снисходительным и холодным усмешкам было видно, что он глубоко обижен на капитана и не простит ему недоверия,