- Где головной убор? - спросил, нахмурившись, капитан.
- Потерял в бою, товарищ капитан.
- Возьми мою пилотку, - предложил Андреев и покосился на капитана - что тот скажет. Наступило же времечко! Теперь будет держать при себе, пока не догоним батальон, а как с ним себя вести - одному аллаху ведомо. Постоянно тянуться в струнку - надоест до чертиков, перейти на обычное обращение - вроде неловко, все-таки комбат.
- Правильно... Как ваша фамилия?
- Андреев, товарищ капитан.
- А! - неожиданно улыбнулся Анжеров. - Книжник?
Григорий смутился.
- Самусь докладывал. Верно, вспоминаю: один книжник, другой ухарь, но оба дружат. Так?
- Так точно! - отозвался за Григория Игонин. - Наш лейтенант неплохой человек, но я не ожидал, что за ним это водится.
- Что именно?
- Ну, это, как бы вам сказать...
- Ябеда, что ли, это хотите сказать? Я не говорю - доносчик.
- Выходит, так.
- Запрещаю так думать о лейтенанте Самусе. Это я его вынудил рассказать о вас после того, как уничтожили диверсанта. Ясно? Выполняйте приказание.
- Есть, выполнять приказание!
Петро лихо надел пилотку на голову, расправил под ремнем складки и глянул на Андреева таким орлом, что Григорий только подивился: и откуда такая командирская стать у приятеля. А тот вышел на середину лесной поляны и, сложив из ладоней рупор, зычно и властно прокричал:
- Подъем! Подъем!
Как ни крепок утренний сон, как ни велика была усталость, но бойцы при первых же звуках команды зашевелились, стали быстро стекаться к поляне.
Игонин между тем, подтянутый, какой-то новый, весь преобразившийся, незнакомый Григорию, вытянул в сторону правую руку, скомандовал:
- В две шеренги становись!
Бойцы команду выполнили беспрекословно, хотя кое-где замешкались. Здесь встретились люди из разных подразделений. Те, которые служили раньше вместе, держались каждый своей кучкой и сейчас, образуя строй, тоже не хотели вставать в разные места. Потому и произошла задержка, но она была кратковременной, так что можно с основанием сказать: красноармейцы в тяжелой обстановке не утратили чувства дисциплины, а это было сейчас главным.
На лесной поляне застыли по команде "Смирно" две равные шеренги. Рассчитались по порядку номеров - насчиталось чуть побольше двухсот человек. Сотни настороженных глаз следили за Игониным - как он, по всем правилам устава, подлетел к капитану и, козырнув, доложил:
- Товарищ капитан, бойцы отряда по вашему приказанию построены!
Между прочим, Петро, пока командовал бойцам построение, мучился: как лучше их назвать? Батальон? Слишком не похоже на батальон. Ротой? Великовата рота. Э, черт, не приходило на ум подходящего слова, и Петро решил отрапортовать как о батальоне. В последнюю секунду совершенно неожиданно с языка сорвалось нужное слово - отряд. Что ж, название было точным.
Капитан стоял строгий, подтянутый, красиво и в то же время с неуловимой небрежностью, как это водится за командирами, привыкшими к власти, держал руку у козырька фуражки, пока ему докладывал Петро.
- Вольно! - разрешил Анжеров и пошел вдоль строя. За ним, несколько поотстав, следовал Петро, рядом вышагивал Андреев. Когда Игонин командовал построение, Григорий по привычке ринулся было в строй, но капитан задержал:
- Будете со мной.
Теперь оба приятеля шли за комбатом, чувствуя себя неловко в новом, неожиданном для них положении. Правда, Петро держался естественнее, его нельзя было удивить ничем. А Григорий проще бы чувствовал себя в строю, чем торчать вот так, на виду у всех. И еще пилотки нет на голове.
Капитан остановился возле высокого плечистого бойца.
- Фамилия?
- Красноармеец Куркин!
- Вы что, красноармеец Куркин, не знаете, каким надо становиться в строй?
- Знаю, товарищ капитан!
- Приведите себя в порядок!
Куркин потянулся рукой к вороту гимнастерки, застегнул его, потуже затянул поясной ремень. Другие бойцы, не ожидая, когда им сделают замечание, тоже приводили себя в порядок.
Анжеров остановился как раз недалеко от центра строя, сделал несколько шагов назад, чтоб видеть и фланги, и сказал:
- Расхлябанности не потерплю. Буду наказывать беспощадно, вплоть до расстрела. Задача - догнать колонну. В пути не отставать, соблюдать строжайшую тишину. На привалах костров не жечь. Вопросы? Нет вопросов. Слушай команду: имеющие автоматическое оружие, два шага-а вперед ма-арш!
Строй колыхнулся, и около четырех десятков бойцов выстроились в новую шеренгу.
- Игонин! - позвал Анжеров и, когда тот вытянулся перед ним, приказал: - Будете командовать этим взводом!
Петро обалдело уставился на командира. Одно дело построить отряд и отрапортовать, а другое - командовать сорока бойцами, вооруженными автоматическим оружием. У многих, как и у самого Игонина, трофейные автоматы, штук пять или шесть ручных пулеметов Дегтярева и два наших автомата - ППД. Видя колебание Игонина, капитан поторопил недовольно:
- Принимайте взвод!
- Есть! - гаркнул Игонин, подбежал к своему взводу, обретая уверенность, оглядел строй и скомандовал: - Налево!
Отвел в сторонку и занялся распределением бойцов по отделениям. Так совсем негаданно Петр Игонин превратился во взводного. В это время Анжеров разбил остальных бойцов еще на несколько взводов и приказал готовиться к выступлению.
Между прочим, Петро никогда не стремился стать командиром. Обычно шутил на этот счет:
- Рядовому, братцы мои, служить легче. Верно ведь, Гришуха?
Андреев с ним не соглашался, приводя в доказательство старую, как мир, присказку о том, что плох тот солдат, который не стремится стать генералом.
- А ты, Гришуха, мечтаешь быть генералом? - балагурил Петро. - Давай, давай, ты им станешь, я уверен. Не скоро, правда, но станешь. Вид у тебя подходящий. Приду к тебе и попрошу теплую должность. Сердце у тебя доброе, не откажешь. Не откажешь ведь, Гриша?
Как бы там ни балагурил Игонин, все же судьба настойчиво хотела сделать его командиром. Зимой Петра чуть-чуть не зачислили в полковую школу. Но зачисление не состоялось: то ли командир роты другого подыскал бойца, то ли писарь списки перепутал. После этого Петро изрек лаконично:
- Бог правду видит.
Игонин частенько замещал командира отделения: или потому, что в строю отделения стоял после командира вторым и автоматически являлся бессменным заместителем; или играл тут роль его общительной неунывающий нрав. Недавно вот Самусь назначил отделенным, а сейчас капитан произвел во взводные. Чудеса и только! Так, пожалуй, можно вперед Гришки в генералы вылезти.
Но, думая так, Петро был по отношению к себе необъективен.
Назначение командиром взвода обрадовало его, возвысило в собственных глазах. Ему приятно было это еще и потому, что назначение получил не от кого-нибудь, а от самого комбата Анжерова, у него поощрение заслужить не так-то просто. И хотя Петро ничем не проявил себя еще как командир, тем не менее это назначение связывал со своими геройскими белостокскими днями. И чтоб размышления примирить с совестью, подумал: "Черт те что делается на белом свете, Петька Игонин стал командиром! Кто бы мог подумать?"
Первый привал сделали часов в двенадцать, когда солнце грело вовсю. Григорий выполз на маленькую лужайку, усеянную бело-желтыми ромашками, и разложил на самом солнцепеке сушить книги и общую тетрадь, которую подобрал в куче хлама перед самым прорывом. Сильнее от воды пострадал "Дон-Кихот", меньше - общая тетрадь - может быть, потому, что была завернута в толстую оберточную бумагу.
К нему подсел Петро. Другие бойцы поглядывали на Андреева с любопытством.
- Сушишь? - усмехнулся Игонин. - Давай, давай, потом зачтется. В музей могут попасть эти книжки. А что? Запросто.
- Напрасно стараешься - не заведешь, - отмахнулся Григорий.
- Я тебя и не собираюсь заводить. Но ты погляди - вот эта толстая совсем разбухла, буквы расплылись. На черта она тебе?
Петро подметил правильно. "Дон-Кихоту" досталось крепко, листы покоробились, а некоторые слиплись, и переплет ее потерял вид. Игонин подзуживал:
- Совесть у тебя есть? Бойцы цигарки крутят из листьев, а ты как Кощей бессмертный: ни себе, ни людям.
- Отдать на раскурку? - обиделся Григорий. - Да я ее лучше спрячу куда-нибудь, чем на раскурку. Ты соображаешь, что говоришь?
- Погоди, кто-то обещал не заводиться? Ладно. Можешь прятать куда угодно. Молчу как рыба.
- Ну и молчи.
- Экий ты горячий. Я ведь про книгу - к слову, у тебя в желудке не урчит?
- Урчит, - сознался Григорий. - Сейчас бы целого барана съел.
- Баран - мечта голодного разума. Но я кое-что достал, - и Петро вытащил из-за спины полбуханки хлеба и шматок круто посоленного сала.
- У-у! - зажмурился Григорий от радости. Петро достал нож, разделил и хлеб и сало на три части, одну отдал Григорию и сказал:
- Это тебе, это капитану. Слушай, Гришуха, ты сейчас вроде бы у нас за адъютанта, отдай ему.
Андреев потянул было хлеб к зубам, но, услышав предложение Игонина, остановился и наотрез отказался:
- Ничего не выйдет.
Петро знал по опыту: коли Гришка закусил удила, то спорить с ним бесполезно. Пошел к капитану сам. Тот хлеб принял, но учинил допрос, где его Петро достал. А хлебом с Игониным поделились бойцы - сходиться с людьми он умел быстро.
"Дон-Кихота" Григорий оставил под молоденькой березкой, прикрыв сверху валежником. А "Железный поток" оставил при себе.