Часть атакующих на этом участке, не успевшая залечь, шарахнулась влево, где сомкнулась с основным потоком. Там наконец были подавлены все огневые точки, и люди беспрепятственно устремились в лес.
На участке, где находились Игонин и Андреев, атакующие никак не могли подняться из-за пулемета. Несколько смельчаков, не ожидая команды, поползли вперед, чтоб забросать пулемет гранатами. Но сам фашист не рассчитывал долго задерживаться. Он же видел, что бой проиграй и пора уносить ноги. Так он и сделал: бросил пулемет и пустился наутек, в спасительную темень леса.
Но навредил он сильно: задержал группу атакующих. Колонна исчезла в лесу, а группа отстала.
После того как выяснилось, что пулеметчик удрал, бойцы поднялись и, не отставая друг от друга, побежали к лесу.
В лесу было темнее и теплее, нежели на открытой местности. Опешили, рассчитывая догнать колонну. Однако скоро вымотались. Идти трудно, тем более напролом. Под ногами путаются сучки, ветки безжалостно бьют по лицу, того и жди без глаз останешься.
А бойцы были утомлены боем, бессонной ночью. Брели, по привычке ждали команды. Команду никто не подавал. Кто ее должен подать? Может, некому ее подать? Может, было кому, да только сам он ждал, думал, что есть же здесь кто-нибудь постарше его по званию?
Не выдержал Игонин. В ботинках у него хлюпала вода, портянка сбилась комком в носу ботинка. Вообще у Петра с портянками всегда не ладилось. До армии о портянках не имел понятия, а в армии не сумел, научиться хорошо и прочно накручивать. Сколько ни старался - не получалось. Сейчас, хромая и держась за плечо Андреева, вполголоса ругал Самуся за то, что тот еще в мирное время не разрешил поменяться ботинками с одним парнем из второго взвода. Не вмешайся Самусь, у него, Игонина, не терло бы сейчас ногу. И привала, как назло, нет. В тартарары, что ли, провалились все командиры или голоса посрывали в атаке?
- Какого черта! - ругнулся Петро, споткнувшись об очередной сучок, и упал бы, если бы не поддержал Андреев. - Есть хоть живая командирская душа или нет? Ноги у нас не железные, нервы не воловьи, пора и отдохнуть. Давай, Гришуха, командуй привал.
Андреев сам не меньше Игонина вымотался за эту бешеную ночь. От ходьбы согрелся, согрелась и мокрая гимнастерка, видно, от этого зудило тело.
- Я-то при чем тут? - удивился Григорий.
- Кто-нибудь должен быть при чем, как ты считаешь? Пусть потом кричат на меня, но идти я больше не могу.
Вздохнув глубоко, он неожиданно гаркнул во всю мощь легких:
- Привал!
Команду ждали и безропотно подчинились ей. Никто не взял под сомнение, по какому праву ее красноармеец подал. Если скомандовал, значит, имел право. Как же иначе? Утром можно разобраться, а сейчас отдыхать.
Григорий и Петро привалились спинами к сосновым стволам, вздохнули облегченно. Игонин достал из кармана брюк сухарь с ладонь величиной, разломил пополам. Сухарь намок, но не рассыпался на крошки. Взяв срою долю, Григорий ощутил мучительное желание затолкнуть в рот сразу всю половину, даже кисловатая слюна появилась. Закусил немного еще на посту, вместе с Синицей, а потом завертелось-закрутилось.
Отломил крошку, кинул в рот и не заметил, как проглотил. Не раздумывая, чтоб не мучить себя, двумя глотками расправился с сухарем. Облизнулся. Голод только усилился. Тело, распаленное ходьбой, понемногу остывало, и Григорий почувствовал на себе неприятное, мокрое белье. Когда уходили с танкистом, отдал свою скатку Синице. Тот согласился донести ее до встречи на восточном берегу. Где же он, этот Синица? Где Самусь? Кажется, он обиделся, что Григорий с Игониным напросились в группу Тимофеева. Почему не остались во взводе? Что, Тимофеев лучше его, Самуся? А взводу ведь тоже предстояло горячее дело. Самусь даже не взглянул на Андреева, когда тот козырнул на прощание, уходя с Тимофеевым. Где сейчас батальон? Есть ли кто знакомый среди отставших? А Костя-танкист? Последний раз видели его еще на том берегу, когда он приказал Игонину и Андрееву переправляться первыми.
Петро тоже продрог и предложил:
- Ложись ко мне спиной, а я к тебе. Теплее будет. Легли спина к спине, согрелись. В лесу потихоньку смолкали голоса, отмигались красные точечки самокруток. В темную рвань сосновых ветвей заглянула с неба изумрудная веселая звездочка. Не эта ли звездочка двадцать лет назад светила отцам этих парней, славным конармейцам?
ПЕРВЫЕ ДНИ В ЛЕСУ
1
Проснулся Игонин от легкого удара в голову. Открыл глаза и не сразу сообразил, где находится. Потом увидел рядом круглолицего маленького бойца, который курил папироску и поглядывал наверх, на крону сосны.
- Дай закурить, - попросил Петро у незнакомого бойца. Тот без слов оторвал замусоленный конец, выплюнул его, а остатки папироски отдал Игонину. Петро с удовольствием затянулся папиросным дымом и спросил:
- Ты чего там высматриваешь?
- Белочку.
- Да ну? - Игонин пошарил глазами по сплетениям ветвей и колючек, но ничего не обнаружил. "Это она шишку, наверно, уронила, вот я и проснулся, - подумал Игонин. - Да я, кажется, и выспался, надо будить Гришуху и помозговать, что дальше делать".
Только теперь Петро обратил внимание, что под соснами скрытые мелкой порослью и просто на открытом месте лежат и сидят бойцы. Одни спят в самых неудобных позах, другие проснулись - кто курит, кто чистит оружие. А вон там шагает командир в фуражке, вглядывается в лица сидящих и спящих, и Петру очень знакомым кажется этот командир, но приглядеться пристальнее мешает поросль сосенок, разросшаяся здесь особенно сильно. Командир вышел на открытое место, и Петро узнал в нем капитана Анжерова.
- Гришуха, вставай! - потряс Игонин Андреева за плечо, а тот только сильнее засопел. - Да вставай же, соня! - разозлился Петро. - Капитан тебя ищет!
Андреев вскочил, еще не придя в себя ото сна. Он всегда просыпался с причудами. Бывало, проспит тревогу или вскочит до побудки раньше всех, но, продолжая спать на ходу, механически делает все, что положено, хотя сознание пока не включилось в работу. Оно просыпалось у него постепенно.
Вот и теперь. Григорий хоть и стоял на ногах, но глазами хлопал бессмысленно.
- Никак не очухаешься? - улыбнулся Петро. - На-ка затянись пару раз, и будет порядок. Мне вот приятель дал докурить. Послушай, а тебя как ругают? - повернулся он к бойцу с круглым, нежным, как у девушки, лицом.
- Феликс Сташевский.
- Будь здоров, Феликс. Это Гришуха Андреев, а меня Петром мать нарекала. Смекнул?
- Смекнул, - мотнул головой Феликс.
- Люблю понятливых. А капитан, похоже, держит курс на нас.
Петро проверил, все ли пуговицы застегнуты на гимнастерке, поднес руку по привычке к голове, чтоб поправить пилотку, и только тут вспомнил, что потерял ее в бою. Встал рядом с Андреевым и спросил Феликса:
- У тебя, часом, не завалялась в сидоре лишняя пилотка?
- У меня и сидора нет.
- Совсем молодец, такой же горемыка, свой брат, У нас хоть и есть сидоры, да очень тощие. У Гришухи сидором стала противогазная сумка, в ней только книги. Незадача.
Между тем капитан Анжеров действительно направлялся к ним. Лес постепенно оживал, уже слышались голоса, кто-то разжег маленький костер - чтоб дымом не привлекать внимание противника. Анжеров шагал озабоченный, чем-то расстроенный. И никого с ним из знакомых командиров. Когда он поравнялся с сосной, у которой стояли Петро, Григорий и Феликс, Игонин громко поздоровался:
- Здравствуйте, товарищ капитан!
Анжеров вскинул свои строгие глаза и узнал в Петре бойца из своего батальона. Особенно запомнил его по Белостоку, тогда пообещал медаль за уничтоженного диверсанта. Тимофеев отозвался об Игонине так: "Парень бывалый, рисковый, но вполне надежный". И как-то потеплели глаза у капитана, он обрадовался этой встрече, будто были они давнишними, близкими знакомыми. Это, конечно, не укрылось от цепких глаз Петра. "Странный какой-то сегодня у нас капитан", - промелькнуло в голове недоумение. Петро покосился на Андреева, тот, вытянувшись по стойке "смирно", тоже недоумевал.
- Все трое из моего батальона?
- Нет, товарищ капитан. Вот он, - Петро кивнул на Феликса, - из другой части, мы сами только что познакомились с ним.
- Так, так, - проговорил Анжеров задумчиво и вдруг спохватился: - Вы садитесь, садитесь.
Приятели думали, что капитан уйдет, а он и не собирался никуда уходить. Первый сел под сосной и спросил:
- Ну вы что же? Садитесь.
Игонин - парень, посмелее - опустился рядом с капитаном, Андреев - поодаль, не в силах побороть робости, А Феликс вообще не сел - так и стоял, привалившись к сосне плечом.
- Я осмотрел весь бивак, - сказал Анжеров, - и никого из нашего батальона не нашел. Только вы и я. Больше того, ни одного среднего командира.
- Ситуация, - протянул Петро. - А что, товарищ капитан, далеко сейчас ушли наши?
- Не думаю. Вчера мы ворвались на восточный берег вместе, со мной рядом бежал Волжанин. Потом этот пулемет. Комиссар подал команду уходить влево, я остался лежать, думал, сомнем пулеметчика сразу. Колонна ушла левее и далеко уйти не могла. Потому что левее шоссе.
- Надо скорее догонять! - нетерпеливо заерзал на месте Игонин.
- По идее - да. Но сначала придется навести порядок. Командовать умеешь?
- Работенка нетрудная, товарищ капитан.
- Не храбрись! Подымай бойцов и давай построение. Живо.
- Есть! - отозвался Петро, вскакивая. Поднялись и Анжеров с Григорием. Игонин повесил на плечо трофейный автомат: забрал у того фрица, которого закидал гранатами.