- И так десятки раз и днем, и ночью. Страшно! - Ее бьет дрожь. Механически он гладит рукой ее волосы. Она поднимает голову, и они вслушиваются в гулкие раскаты взрывов. - Это русский обстрел! - поясняет она. - Для нас это неопасно, - успокаивает она его.
Он освобождается из ее объятий и ковыляет к окну. Виссе и сам уже понял, когда приехал, что этот дом недосягаем для огня, но его товарищи, которым нужно пересечь засыпанную обломками домов площадь, в опасности.
- Твои товарищи укрылись в бункере! Нужно подождать, пока закончится обстрел! Это на полчаса, может, меньше, может и больше!
- А что они здесь обстреливают? - поинтересовался он.
Все еще сидя на полу, около кровати, она пожимает плечами и, вспомнив, сколько у них осталось времени, говорит:
- Как ты оказался в Сталинграде? Когда ты уехал из Харькова, уехал от меня, я молилась за тебя! Уезжай из России в спокойное место. Судьба не благосклонна к нам.
Он снова сел рядом с ней. Обеими руками она обхватывает его руку, плачет крупными слезами.
"Так, значит, у нас есть полчаса, - думает Виссе. - Она прекрасная женщина. Время, проведенное с ней, незабываемо". Он вспоминает ночь в Харькове. "Пережить это еще раз!" Его охватывает жар.
Если она любит его, то пусть докажет это в его объятиях! За полчаса безрассудной страсти они совсем забыли о войне. "Немец, русская? Мы хотим быть только мужчиной и женщиной, островком райского блаженства среди разбитого вдребезги мира". Он гладит ее плечи, шею и прикасается к ее соблазнительной груди, которая словно спелое яблоко, покоится в его ладони. Он с сожалением ощущает, как уходят минуты. Он обнимает ее за плечи, чтобы притянуть к себе. "Мы ведь любим друг друга?" - шепчет он ей на ухо.
Она отводит его руки от своего бешено бьющегося сердца, сжимает их и с любовью и бесконечной нежностью смотрит на него, умоляя оставить ее.
- Ты меня любишь? - настойчиво допытывался он, и она мягко отстраняет его. "Для шпионки или партизанки она ведет себя чертовски искренне и проявляет слишком мало твердости, - хладнокровия и презрения. Наверное, это ее особый трюк. Она считает меня дураком и хочет слишком легко избавиться от меня. Я требую такого же ощутимого и весомого вознаграждения, какого требуют и получают обер-лейтенант и, наверное, унтер-офицер, как только у них появляется охота. Ведь она не церемонилась и с майором в Харькове, как и еще со многими другими.
Ведь она нас просто ненавидит, наверняка должна ненавидеть, - а мне она устраивает особенное представление, чтобы я отпустил ее. Оба этих жандарма слушаются ее. Возможно, она крупная шпионка и о ней нужно донести.
Тогда мне пришлось бы сообщить о том, откуда я знаю ее! И поделом тебе, если ты настолько глуп и сам подводишь себя, скажут они мне.
Германский офицер, который связывается с русской - неслыханно! Разумеется, разжаловать и не допустить дальнейшего продвижения по службе. Осел, тысячи русских спят по ночам с германскими офицерами. Ты, похоже, хочешь доставить нам неприятности, если поднимаешь шум из-за этого? Для такого дурака любое наказание будет слишком мягким".
Только за последние дни капитан Мёглих, майор Биндер и подполковник в корпусе намекали Виссе, что перед ним открыта карьера офицера при генеральном штабе, что у него есть благоволящие к нему начальники и их рекомендации.
Она закрыла лицо руками.
- Я должен донести на тебя и заключить под арест, потому что ты шпионка! - прямо и открыто говорит он ей, чтобы отрезать себе путь к трусливой сделке.
Он ждет, что она будет отрицать это, умолять пощадить ее, предложит ему себя, чтобы таким образом купить себе свободу - или попытается его шантажировать. Она поднимает лицо ему навстречу и спокойно смотрит на него. Потом освобождается из его объятий и садится рядом с ним на кровать.
- Разумеется, я шпионка! - Она улыбается, видя его ужас. - Не бойся! В Харькове я спала с тобой не для того, чтобы шпионить за тобой.
Сидя рядом с ним, сложив руки на коленях, она рассказывает свою историю. "Правда ли это?"
- Сначала меня заставили шпионить! Это ничего не меняет. Понимаешь? Нет, ты не понимаешь - каково тебе, когда тебя преследуют, угрожают, мучают, пока ты не скажешь, что сделаешь все, что они хотят! Шпионка! - Она произносит это слово с таким презрением, словно это ругательство, - теперь, я добровольно сражаюсь за свою Родину! Из Сталинграда мы с тобой живыми не выберемся.
- Я не собираюсь пропадать здесь! Потерпеть поражение в бою - не значит проиграть войну! Она улыбается.
- Вы, немцы, такие храбрецы! Но это вам не поможет. Как говорят у вас? Где много гончих, там зайцу смерть? Я русская и люблю Россию. Я шлюха для немецких солдат, вот что я такое.
- Замолчи! - приказывает он. Но она не умолкает.
- Ложусь, пожалуйста! При этом ничего не чувствую, терплю это, во имя Родины. Немецкие солдаты относятся ко мне хорошо, хотят, чтобы я их любила! Тебе я отдала в Харькове все, действительно подарила все, тебя я любила - и не жалею об этом.
- Как ты попала в Сталинград? - спрашивает он, стараясь, чтобы его вопрос звучал сурово.
- Помнишь майора Штейнкопфа? - Он кивает. - После тебя я больше не хотела быть с ним, быть его любовницей! Он был негодяй, пошел в службу безопасности, занес меня в списки восточных рабочих для отправки в Германию! Я не хотела ехать на эту каторгу в Германию, и мне пришлось исчезнуть из Харькова, где мы прятались. Без аусвайса было нельзя. Ведь я не хотела умирать! Была единственная возможность - пойти к партизанам.
Так было трудно! Оттуда возврата нет! Жаль, что немцы не понимают нас, украинцев, хотя мы не за Сталина. Меня привезли на секретный партизанский аэродром под Белгородом. На меня завели дело! Восемь дней допросов! Я сказала все, чего они добивались, все подписала. За предательство меня приговорили к смерти.
Однажды меня снова привели к комиссару. Он говорит:
"Ты не должна умереть, у тебя есть возможность искупить свою вину. На самолете тебя переправят в Сталинград. Ты красивая девушка, лучше всего, если ты будешь шпионить у немцев в постели. Если не будешь делать то, что тебе прикажут, тебя расстреляют". Несколько дней назад немцы раскрыли пункт радиосвязи у товарища Тарасовой и ее сразу расстреляли!"
- И что ты разведываешь?
- Я глупая разведчица! Сейчас должна быть у товарища, который собранные нами сведения передает по радио. Я не могла сказать ничего, кроме того, что вы должны были забрать румынских дезертиров.
- А что еще ты выдаешь им?
- Клянусь всем святым, обещаю, я больше не буду шпионить. Хочу любить мужа, детей, не хочу больше войны! - Она потеряла самообладание. Содрогаясь от рыданий, она обнимает его и покрывает поцелуями его лицо. - Останься со мной сегодня ночью! Мы скажем друг другу все, что могут сказать люди, которые любят друг друга!
- Я сегодня должен вернуться вместе с румынами!
- Ты должен! Солдаты, приказы! И всегда должен - бедный, несчастный, как пес, - распаляется она. Вдруг хватает его за руку: - Ты можешь спастись. Война для тебя окончилась! Прежде чем все остальные вернутся, мы с тобой уйдем! Я переведу тебя на нашу сторону! Я знаю безопасную дорогу. Скоро ночь, нас никто не найдет. Ты спасешься, и если я приведу тебя к русским как перебежчика, мне, наверное, уже не придется шпионить в Сталинграде!
Предложение было настолько абсурдным и таким типичным для влюбленной женщины, что он только рассмеялся.
- Я немецкий офицер, - говорит он ей.
Это понимает, и она и покорно кивает.
Артиллерийский огонь прекратился, и голоса румын и фельджандармов послышались около двери. Вдруг Катю охватывает дрожь.
- Я так боюсь умирать! - она вцепилась в него. - Я не должна умереть! - рыдает она и умоляет: - Помоги мне! Я слабая женщина! Я боюсь умирать!
Обер-лейтенант фельджандармерии входит в комнату и недоверчиво смотрит, как русская девушка оказывает Виссе помощь. Вся его фигура и взгляд выражают: "Мне совершенно не нравится, что моя русская оказывала тебе помощь в своей комнате на своей кровати".
- Ну, как нога?
- Спасибо, уже лучше.
- А нам снова повезло. Попади мы минутой позже в бункер, нам размозжило бы голову с русского благословения! Румыны могут забрать своих людей. Но мы из них мало что вытянули. Просто какие-то закоснелые ребята.
Вошедший унтер-офицер вмешивается:
- Здесь придется уже применять другие средства. Я быстро заставил бы их говорить. Но от румын я лучше буду держаться подальше. С ними можно нарваться на неприятности.
Полковник Димитриу и майор Биндер тоже входят в комнату, так что там уже не повернуться.
- Ну, как нога? - спрашивает Димитриу.
- Спасибо, господин полковник, все в порядке! Полковник с усмешкой окинул взглядом Катю.
- При таком очаровательном уходе моя нога поправилась бы не так быстро! Не можете ли уступить нам эту очаровательную противницу? - кричит он из комнаты обер-лейтенанту Камелли. - Предлагаю вам за нее двух комиссаров, трех русских майоров и винтовку, чтобы стрелять в ворон.
- К сожалению, не получится, но я с удовольствием приглашу ее на бокал коньяка, господа!
- Хорошо, утешимся этим! - Стоя они поднимают стаканы с русской водкой. - Если "котел" в ближайшее время не откроется, то нам придется туго.
- А если бы не заняли Францию?.. - насмешливо спросил Димитриу и указал на французскую бутылку с тремя звездами.
Писарь вносит керосиновую лампу и вешает ее на стену.
- Так вы не возьмете людей с собой? - спрашивает Камелли румынского полковника.