Позитивная роль генерала сводится главным образом к прямому или косвенному воспитанию Мрочного. А тот прилежно проходит школу Болдына, и далее в предельно запутанных порой ситуациях в нем берет верх воспитанник, единомышленник генерала. Причем эту верность учителю адъютант сохраняет и после героической смерти Болдына. Верность тому лучшему, что было у генерала и что необходимо нести с собой дальше в великом походе.
…Генералы Домб-Фридеберг, ограниченный служака, пилсудчик, всю жизнь воевавший только с комплексом своего неславянского происхождения, и Пороля, старый алкоголик, с лакейской подобострастностью одобряющий явно провальный план обороны страны ("Сентябрь"), полковник Туронь, главарь реакционной банды, палач, мечтающий о генеральских звездах ("Перепутья")… Они исчезают бесследно, люди вчерашнего дня. Партизанский генерал Болдын, погибая, продолжает жить в Мрочном, в сотнях бойцов, которые с его именем на устах атакуют врага. В этой преемственности - неодолимость идей, олицетворяемых народными избранниками.
Успешному воплощению замысла романа "Болдын", несомненно, способствовала очень точно подобранная интонация задушевного разговора, исповеди. Когда читаешь книгу, невольно оживают в памяти следующие знаменательные строки из мемуаров Путрамента: "Недавно Макс издал свои военные воспоминания, пользующиеся большим успехом. Правильно сделал. То, что писал о нем некогда я, оставалось - как бы там ни было - только литературной обработкой, а тема, как говорил нам когда-то Павленко, требовала подачи в духе дневниковой непосредственности". Такой безыскусности, непосредственности манеры изложения писателю удалось достичь в романе "Болдын", именно это и делает достоверной метаморфозу Пакоша-Мрочного, который на голову выше своих литературных собратьев.
Положительный герой - представитель поколения "Колумбов" - это прежде всего герой трудный. Он был рожден в спорах, и творческая дискуссия о нем не стихает по сей день. Варьируются старые решения, предлагаются новые. Р. Братный представил своих аковцев в героическом ореоле, а затем развенчал их. Т. Конвицкий в романе "Современный сонник" (1963) вывел "Колумба", осознающего свою вину перед обществом за свое прошлое. Герой Путрамента - человек с чистой совестью. Он осуществляет нелегкий шаг в наименее благоприятных условиях, задолго до победы, до первых успехов социалистического строя. Мечислав Пакош не просто меняет свою прежнюю аковскую кличку Арнольд на новую - Мрочный. Он усваивает и новые духовные ценности. Проникается верой в справедливость идей, за осуществление которых еще предстоит сражаться. Он обретает способность подыматься ради них под огнем в атаку. И подымать других.
Трудно отрываться от земли под обстрелом. Мрочному это было бы труднее вдвойне, если бы далеким сентябрьским днем не вставал под пулями на подступах к окруженной Варшаве подпоручик Маркевич. Этот офицер из интеллигентов твердо уяснил одно: с коммунистами можно идти в атаку - не подведут, не залягут. Мрочный сам становится коммунистом. И, приняв боевую эстафету от Маркевича, оставшегося уже где-то позади, у варшавской бессмертной баррикады, продвигается дальше и дальше…
Путрамент с I съезда польских писателей, состоявшегося еще в прифронтовом Люблине осенью 1944 года, выступает за активную роль литературы в воспитании нового человека, сознательного строителя социализма. Он поддерживает новаторство, обогащение арсенала творческих средств. Принципиальный противник серости, схематизма, писатель вместе с тем категорически отвергает псевдоэкспериментаторство, слепое подражание чуждым западным образцам. "Авангардизм, - подчеркивал Путрамент, - предполагает наличие литературы с минимальным радиусом воздействия, адресованной снобам. Художник обязан обновлять средства изображения, это ясно. Но не путем чрезмерного их усложнения. Слишком многое надо нам рассказать, чтобы стоило тратить время на подражательство. Прежде всего следует писать, а не мудрствовать лукаво".
Путрамент за героя, который всегда в наступлении. Он за наступательную литературу.
М. Игнатов
Часть первая
1
- Подвиньтесь, черт возьми! Здесь всем места хватит!
Высокий детина с орлиным носом и густыми черными бровями, не ожидая ответа, прыгнул в узкую траншею и очутился рядом с двумя мужчинами, с остервенением орудующими лопатами.
- Куда вы лезете? - крикнул человек в черном жилете и накрахмаленной рубашке без воротничка. - Тут и без вас всякого сброда хоть отбавляй. Как вы копаете, как вы лопату держите - хотите людям глаза землей запорошить? - набросился он на своего соседа, худенького старичка в очках.
- Спокойно, граф, спокойно! - Детина слегка отодвинул дядю в жилете. - Разве вы не видите, что профессор и так из кожи вон лезет?
- А почему вы меня графом обзываете? - обозлился дядя в жилете. - Прошу объяснить!
- Нет, нет, что вы, - замахал руками детина. - Я со всем уважением… Только, видите ли… Вы с самого утра в черном… Ну совсем как пан Михоровский …
- Не знаю такого! - отрезал мужчина в жилете. - А что в черном, так потому, что отсюда прямо на работу! Надо же мне было на свое горе приемник купить. Как услышал, что копать зовут… Черт побери, это же моя специальность… Ну и растяпа, черт вас возьми… Опять песком в глаза… Профессор, а не понимает, что лопату полагается держать ровно…
- Пан профессор, - наклонился к старичку детина. - Граф сердится… Может, подниметесь наверх и отдохнете в скверике…
- Нет-нет! - тоненьким голосом запротестовал старичок.
- Да-да! - Детина ласково похлопал его по плечу. - Зачем гневать графа? А лопатку мне одолжите, а то я свою забыл в родительских апартаментах.
- Нет-нет! - упирался старичок. - Я тоже…
- Фу ты пропасть! - крикнул человек в жилете. - Какого черта пускают всяких разинь? Того и гляди все осыпется. Сухой песок надо брать умеючи!
- Видите ли, профессор… - С этими словами детина подсадил старика на край траншеи и схватил лопату. - Ну, граф, теперь держитесь!
- С меня хватит! - не успокаивался тот. - Брошу все к черту, и работайте без меня! Вон опять кто-то лезет. И куда вы все прете? Профессоров тут и без вас хватает.
- Ну-ну, граф, каждый имеет право… - начал детина.
- И что вы меня все графом обзываете? У меня приличная профессия, работаю на кладбище - на Повонзках.
- А-а-а! - Детина на минуту перестал орудовать лопатой. - В таком случае - мое почтение! Значит, Гитлеру могилку готовите!
- Готовлю, готовлю! С вами приготовишь! Ну вот, и бабы туда же. Нет, к черту, брошу все и уйду, - ругался он, но работы не бросал.
В скверике красовались три молоденькие липки с запыленной листвой, чахлые газоны пересекала зигзагообразная траншея, вокруг толпились люди, августовская жара и пыль настроили всех воинственно. Малиновые лица, белые руки, бронзовые торсы. Возле клумб резвилась стайка ребятишек. Лопат не хватало.
Не прошло и пяти минут, как к детине подошел старичок в очках.
- Дайте мне лопату, я тоже хочу…
- Да вы что? - Детина пытается вразумить его, как ребенка. - Неужели вы думаете, что мы без вас с Гитлером не управимся?
- Да нет, дело не в этом… - старичок мучительно подыскивает слова, стараясь найти наиболее веские аргументы. - Сын у меня больной, в армию его не взяли… Но ведь кто-то должен… его заменить…
Подъезжает мотоцикл - старичок загляделся на него, а детина тем временем берется за лопату. Из коляски вылезает полицейский комиссар, подходит к траншее и кричит:
- Пан начальник Кебысь здесь?
Люди поднимают головы, но никто не отзывается. Двое полицейских, дремавших до сих пор на обшарпанной скамейке под липой, подбегают к комиссару и указывают ему на ближайший перекресток.
Оттуда как раз выходит колонна людей, построенных по четверо в ряд, - всего человек сорок. Те, что в двух последних рядах, несут лопаты. Шествие возглавляет лысый господин в пенсне.
Комиссар подходит к тротуару, останавливается в лозе командующего, принимающего парад. Господин в пенсне - это и есть Кебысь.
- Что же вы опаздываете? - кричит ему комиссар. - Уже одиннадцатый час!
- Так точно, пан комиссар. Что делать, народ гражданский, пока их соберешь…
- Когда такое дело, надо и гражданских брать за глотку. Как-никак, государственные служащие!
- Да, но ведь еще есть время…
- Это уж не ваше дело. Вы должны были быть здесь в девять, а теперь вон, смотрите, сколько тут всякого народу набралось.
- Ай-ай! - испуганно засуетился Кебысь. - Что я натворил, что же теперь делать?..
Комиссар молча отвернулся и кивнул полицейскому постарше чином:
- А ну, очистить территорию, живо!
Полицейские ринулись к траншее.
- Вылезать, всем вылезать!
В траншее замешательство, лопаты замерли, покрасневшие лица обращены в сторону комиссара.
- Живо, живо! - кричит полицейский. Но никто не трогается с места. Мертвая тишина.
Полицейские вопросительно уставились на комиссара. Кебысь шепчет:
- Ах, как нехорошо! Может, пусть тут остаются? Настроение у людей патриотическое…
- Плевать я хотел на их настроение! - рявкнул комиссар. - Кому отвечать придется? И все из-за вас!
- Может, нам перейти в другое место?
- А пресса, кино, радио?.. Может быть, вы сами уведомите министерство, что адрес изменился?
Кебысь снял пенсне и вытер лоб. Комиссар подошел к траншее.
- Граждане, прошу немедленно очистить территорию…