Известный критик А. Я. Щепаньский, размышляя недавно в газете "Трибуна люду" над творчеством Путрамента, отмечал, что роман "Сентябрь" и с нынешней точки зрения "самое выдающееся, наиболее яркое его произведение. Однако не менее, чем в книгах чисто художественных, блещет писатель и в документалистике, не менее, чем романы одни читатели ценят его очерки, другие - задорные фельетоны". Действительно, Путрамент принадлежит к наиболее творчески активным польским прозаикам. Общее число названий созданных им книг перевалило за сорок. Как художник он удовлетворяет самым широким читательским запросам. Его литературная продукция, чрезвычайно богатая по содержанию, отличается жанровым разнообразием. В творческом активе Путрамента есть и детективные, приключенческие книги, поэтические новеллы о природе и рыбной ловле, заслужившие похвалу Ярослава Ивашкевичу. А недавно он вынес на читательский суд оригинальную документально-психологическую повесть "20 июля…", в центре которой образ графа фон Штауфенберга, совершившего покушение на Гитлера.
Но куда бы ни влекла писателя фантазия, жажда эксперимента или непоседливая натура путешественника, он неизменно возвращается к политическому роману, отражающему столкновение двух мировосприятий, двух идеологий. Впрочем, темперамент политического писателя отчетливо ощущается и в тех произведениях, которые находятся вне основного русла его идейно-эстетических поисков. Так, суровый мазурский пейзаж, воспеваемый в сборнике новелл "Черные сосны" (1965), наводит автора на глубоко патриотические размышления: "…Эта земля не какая-нибудь. Только прикосновение к ней позволяет ощущать вкус иных, более прекрасных краев. Она мерило всего, и великолепнейшие пейзажи юга обретают смысл лишь после того, как их сопоставишь потом с этими обнаженными кустами, серыми глыбами взорванных дотов, решеткой железнодорожного моста, свинцовым небом, пронизывающим ветром… Это тот нулевой километр, от которого отсчитываются все расстояния мира…"
Признанный мастер политического романа, Путрамент является автором целого ряда острополитических рассказов. Показателен его сборник новелл "Пустые глаза", где историческая проблематика разработана в особом ракурсе, придающем ей современное, актуальное звучание. В новелле "Пустые глаза", рассказах "Истоки" и "Ultima Thule" он обнаруживает незаурядный темперамент писателя-гуманиста, последовательного антифашиста и боевую партийную непримиримость, недвусмысленно утверждая, что в классовой борьбе не бывает передышки.
Дочитав сборник, мы невольно возвращаемся к его названию, только теперь по-настоящему раскрывшемуся для нас. И в нашем сознании возникает стержневой ассоциативный образ, не только связующий воедино новеллы, но и побуждающий к интенсивной работе мысль читателя. Пустые, ненавидящие глаза врага… Глаза Гитлера и его подручных, разглядывающих карту фронта, прорванного советскими войсками под Сталинградом, глаза карателей, выслеживающих партизанский отряд, глаза Августина, бывшего полковника Армии Крайовой, который буквально гипнотизирует юную Барбару, пытаясь завербовать ее в антисоциалистическое подполье. Умудренные опытом давних и недавних событий, мы дополняем мысленно этот ряд новыми воплощениями пустоглазого врага: итальянским неофашистом, готовящимся метнуть бомбу в толпу, заокеанским "ястребом", ратующим против смягчения Международной напряженности, кликушей-маоистом, который подстрекает к бунту незрелую молодежь. И с новой силой убеждаемся, что умение быть бдительным, помогавшее партизанскому вожаку на войне ("Истоки"), необходимо и в мирное время.
Нельзя не заметить, что в сборнике успешно применяются приемы изображения, апробированные в романе "Сентябрь". Например, показ врагов в кризисных, способствующих предельному саморазоблачению ситуациях. Поэтому отрицательные персонажи Путрамента - и те, которым сохранены в сборнике подлинные имена, и "раздокументированные", и вымышленные - отнюдь не являются лишь опознавательными знаками эпохи. "Трибуна люду" назвала созданный Путраментом портрет Гитлера ("Пустые глаза") самым убедительным в польской беллетристике.
Принципиально по-новому изображен и генерал-губернатор Франк. Во всяком случае, по сравнению с его, казалось бы, наиболее достоверным в европейской литературе портретом, нарисованным в романе "Капут" Курцио Малапарте, который, будучи опальным журналистом, отправленным Муссолини на Восточный фронт ради "исправления", посещал резиденцию Франка в Кракове, беседовал с ним.
Оба писателя, польский и итальянский, выступают как разоблачители. Но если Малапарте прежде всего обнажает в "некоронованном короле Польши" пошляка и выскочку, претендующего на интеллектуальность и аристократизм, то у Путрамента он куда отвратительней и страшнее в своей будничной деловитости обер-палача польского народа. И вместе с тем гитлеровский сановник жалок и напуган растущим антифашистским Сопротивлением. Автор удачно использует невольное признание Франка о возникающем в Польше новом партизанском фронте, прозвучавшее на фоне тревожных вестей, которые поступают в гитлеровский штаб из-под Сталинграда, чтобы создать в рассказе ощущение наступательного порыва двух братских народов, внести отчетливую эпическую интонацию.
Среди ценных издательских инициатив А. М. Горького известна глобальная по своему охвату серия романов "История молодого человека XIX века". Нечто подобное, но на польском материале и в иных временных рамках осуществил собственными силами Ежи Путрамент. В целом ряде своих книг и рассказов, часто являющихся набросками к большим полотнам, он стремится последовательно, на конкретном историческом фоне проследить судьбы молодого поляка начиная с 30-х годов XX века, в непосредственной связи с проблемой мировоззренческого выбора. В "Действительности" он показывает молодежный редакционный коллектив, который борется против фашизации страны и военной угрозы.
В "Сентябре" - молодых героических участников событий 1939 года.
Отсюда закономерен и пристальный интерес писателя к проблеме польских "Колумбов", как с легкой руки Р. Братного, автора романа "Колумбы, год рождения 1920" (1957), были названы молодые солдаты подпольной Армии Крайовой, созданной эмигрантским лондонским правительством для осуществления своих политических целей. Впервые эту проблему Путрамент затронул в романе "Перепутья" (1954). Есть упоминания об аковцах в романах "Вепрь" (1964) и "Маловеры" (1967). Крупным планом они показаны в таких книгах, как "Пуща" (1966) и "Болдын" (1969). Здесь всесторонне рассматриваются некоторые сложные вопросы антифашистского Сопротивления и последствий войны. Оба эти произведения примечательны и тем, что в них ярко проявились черты литератора-бойца. Вот почему роман "Пуща" - о судьбе бывшего солдата Армии Крайовой, принципиально самоустранившегося от активного участия в строительстве новой жизни, - звучит как гневное обличение мещанской ограниченности. А в романе "Болдын" - об аковце уже иного плана, порывающем с лондонским подпольем еще в годы войны, - постепенно выкристаллизовывается важная тема сознательного идейного выбора.
Романист понимал, что развенчанный в "Пуще" внутренний эмигрант Пиотровский не представляет всей массы аковцев, подавляющее большинство которых включилось в социалистическое строительство. В романе "Маловеры" он вывел "Колумба" иного плана. Это Войцех Пашкевич, устроившийся по заданию вражеского подполья литсотрудником в редакцию газеты "Пшиятель". Доброе отношение старых коммунистов, интересная работа в дружном коллективе, атмосфера энтузиазма заставляют Пашкевича многое переоценить. Он решает покончить с угнетающей его двойной жизнью. И этот первый позитивный шаг оборачивается для бывшего аковца трагедией: сообщники ликвидируют его, заподозрив в предательстве. Исчезновение Пашкевича со страниц романа "Маловеры" выглядит несколько преждевременным. Однако здесь намечается новая для писателя трактовка образа "Колумба".
Бесспорно положительный герой - "Колумб" - предстал перед читателем в следующем романе Ежи Путрамента - "Болдын". С историей возникновения этого произведения связана фигура весьма колоритная - контр-адмирал польских ВМС Юзеф Собесяк, известный советскому читателю по книге политического обозревателя "Правды" Виктора Маевского "В землях польских" (1968). Ежи Путрамент познакомился с Собесяком гораздо раньше, когда будущий адмирал носил еще кличку Макс и командовал советско-польским партизанским отрядом. Встреча с Собесяком послужила творческим импульсом для писателя. Тогда же, летом 1944 года, им был создан рассказ "Начало эпоса", который можно считать эскизом к осуществленному гораздо позже роману "Болдын", о партизанском генерале Болдыне и его адъютанте Мечиславе Пакоше-Мрочном, бывшем аковце.
Судя по авторскому предисловию, это "исследование человеческой психики, подвергшейся огромным перегрузкам" под бременем ответственности, то есть произведение чисто психологическое. Но при внимательном чтении мы убеждаемся, что содержание романа гораздо шире заявленного автором замысла. В многозначной и сложной по проблематике книге нас интересует главным образом поступательный процесс идейного преображения молодого адъютанта Пакоша-Мрочного. В конечном счете он созревает настолько, чтобы отделить наносное от вечных ценностей. Это мыслящий человек, интеллектуализм которого помогает ему глубже осознать солдатский долг. Линия его духовного развития идет от эмоционального восприятия идей, связанных с именем Болдына, ненавистного аковскому начальству "большевика", к дающемуся не без труда глубокому осознанию этих идей, к органическому слиянию с ними.