Оркестр еще играет, посреди зала топчется несколько пар. Но уже воцарилась невыносимая скука. Наконец они двинулись к выходу - дамы впереди, мужчины за ними, препираясь, кому идти первым. Вестри всех подгоняет.
В гардеробе, уверенные, что их никто не видит, Брейво и Олена прячутся в углу. Вот-вот наступит рассвет, от свежего воздуха подымается тошнота.
Минейко берет Крисю под руку, он не хочет воспользоваться машиной банкира. Толстая дама с лысым господином влезают раньше всех. Вестри целует Крисе руку.
- Если я вам когда-нибудь понадоблюсь… - многозначительно говорит он.
- Будем надеяться, что не понадобитесь, - обрывает Минейко. - Подпоручик, - окликает он Брейво, - хватит копаться!
Брейво отскакивает от Олены и щелкает каблуками. Подталкиваемый Вестри, влезает в машину Потоцкий.
Тут подъезжает еще какой-то автомобиль, его фары бросают яркий, слепящий сноп света. Машина останавливается. Кто-то выскакивает из нее. Ослепленные светом фар офицеры и их дамы закрывают ладонями лица.
- Какой это идиот так забавляется? Потушить! - орет Минейко и сразу осекается.
- Поручик! - слышится звучный бас. - Черт знает что! Кто вам разрешил шляться с какими-то…
- Генерал! - бормочет Минейко. - Это моя невеста…
- Плевать мне на ваших невест! Во сколько отходит поезд? Где билеты? Как вы смели без разрешения…
- Вы же сказали… мы должны были ночевать…
- Вы будете ночевать на гауптвахте. Садитесь!
Вестри, словно он только и ждал этого приказа, проворно влезает в машину, автомобиль трогается. Бедняга Брейво поплелся с двумя дамами. Крися прижимает к глазам платочек.
- Слава богу, что ты не в армии! - обратилась к мужу толстая дама. - Я бы умерла со стыда…
- Вот видишь! - философски заметил лысый господин. - Там, в зале, ты меня ни во что не ставила. Женщины всегда так… - фамильярно повернулся он к Вестри. - Им бы только мундир…
Жена грубо обрывает его. К счастью, они живут неподалеку, на Вильчей.
- Очень приятно было познакомиться. Я - Кебысь, магистр права, из Городского управления, - бубнит на прощание лысый господин.
Вестри почти вытолкал его из машины и, сердито фыркая, уселся в углу. Автомобиль мчался по пустынным улицам. Потоцкий впал в какое-то полуобморочное состояние и очнулся от толчка в локоть.
Машина подъехала к гостинице "Бристоль", где остановился Потоцкий. Вестри помог ему вылезти, и на Потоцкого нашел внезапный приступ сердечности:
- Благодарю, благодарю, дорогой председатель! Вы были так любезны.
- Ладно, ладно, сенатор. Выпейте черного кофе.
- Было очень приятно. Эти ребята, эти дамы. Вы правы. Польки - самые очаровательные женщины в мире, не правда ли?
Пробормотав что-то невнятное, Вестри пожал руку Потоцкого:
- Ну, время позднее…
- Да, время - деньги, - машинально проговорил Потоцкий и вдруг вспомнил, для чего он, собственно говоря, пришел на свидание с Вестри. - Деньги, пан председатель, - это как раз то, чего нам не хватает. - Он отвел Вестри в сторону. - Вы так любезны… у меня, знаете, в Воложине затруднения… Очень прошу вас помочь мне… - И умолк.
- В чем, в чем помочь? - нетерпеливо переспросил Вестри. - Вы тоже продаете акции? Ох, уж эти мне патриоты!
- Какие акции? Какие патриоты?
- А что же? Переводите капитал в Швейцарию? В Америку? Валюта? Вы меня извините, может быть, завтра?..
- Нет-нет! Что вы! - Потоцкий схватил его за руку. - Никаких переводов! Краткосрочный заем под имение, вторая закладная…
- Ха-ха-ха! - разражается Вестри веселым смехом. - Под закладную? Что вы говорите? И к тому же краткосрочный? Ха-ха-ха!
- Ну да, на год, на два самое большее…
- Ха-ха-ха! - захлебывается от смеха Вестри. - Не может быть! А на более длительный срок не хотите? - Он вдруг перестает смеяться. - Теперь, дорогой сенатор, счет идет не на годы. На неделю хотите? - Вестри похлопал его по плечу и влез в машину.
6
Всю вторую половину дня, переходя с одного заседания на другое, Бурда никак не мог отделаться от чувства, что его постигла крупная неудача. Тягостное и неясное настроение угнетало, как несварение желудка. Но разобраться в причинах не было времени. Может быть, на него так подействовала грязная комбинация Вестри, а может быть, собственный слишком поспешный отказ в пекарском вопросе? Ясно было только одно: происходит что-то скверное, что-то такое, что может разрушить его психологическое убежище, в котором он укрывался все эти месяцы. Чего доброго, страх и беспокойство, мучившие поляков уже с марта, могут вдруг овладеть и им, Бурдой? Вечером он вернулся домой совершенно разбитый. Хотелось побыть одному, чтобы наконец спокойно подумать обо всем, однако он боялся этих размышлений.
Бурда уселся за письменный стол. В надежде еще хоть ненадолго оттянуть неприятный разговор с самим собою он решил написать письмо сыну, подпоручику, в Бохню. Он еще бился над первой фразой, не зная, что посоветовать сыну в столь трудной ситуации, когда в прихожей загремел знакомый, звучный, воистину генеральский бас.
Визит этот для Бурды не был неожиданностью. О пребывании в столице бригадного генерала Домб-Фридеберга толковали и в министерстве, и на Нововейской улице, комментируя его довольно просто: видно, старой перечнице снова мерещится слава Наполеона. Ясно, что в своем очередном паломничестве к "сильным мира сего" Фридеберг не мог обойтись без министерского покровительства Бурды.
В первую секунду Бурда обозлился: даже письма дописать не дали. Потом мелькнула мысль, что Фридеберг пришел весьма кстати - по крайней мере можно будет дать в письме какой-то конкретный совет, и министр двинулся навстречу генеральским объятиям. Бурда стоически перенес поцелуи, подкручивание сарматских усов и прочие номера Фридеберговского репертуара: генерал с каждым годом все больше отождествлял себя с героями исторических романов Сенкевича.
И вот они оба сидят в гостиной. От света низкой настольной лампы черты их лиц заострились, тени от бровей закрыли лбы, глаза спрятались. Может, это и к лучшему. Бурда знает, с чем пришел генерал, значит, маневрировать будет нетрудно. Лишь бы удалось как-нибудь сократить его предварительную декларацию.
- Ну, как прошло очередное путешествие? Что ты искал на этот раз, - обмотки, пилотки?
Фридеберг сразу попался на удочку этой внешне безобидной темы.
- Вот уже четверть века, как за мной тянется репутация интенданта, - проворчал он. - Еще с довоенных времен. А я как раз, мой дорогой, ненавижу хозяйство и преклоняюсь перед военной наукой. Ты помнишь, как я просился на передовую? И как назло…
- Неужели опять ничего?
- Если бы ты только знал! Мне стало известно, что даже Пороле, тому самому Пороле, которого в свое время за пьянство убрали из батальона, даже ему что-то приготовили. Я тут же приехал, но где там…
Бурда нарочито зевнул, чтобы показать, что такие дела для него слишком мелки, и тем самым вызвать собеседника на большую откровенность. Он не ошибся.
- Знаешь… - Фридеберг наклонился к нему и, наморщив лоб, взъерошив усы и многозначительно подняв палец, зловеще зашептал: - Они не только недотепы, они и пораженцы! Например, Кноте, тот прямо говорит: "Держаться Вислы!" Ты понимаешь? Силезию, Познань, Лодзь - все отдать! Раньше бы такого коленкой под зад. А сейчас даже ему собираются что-то предложить…
Бурда встал. От слов Фридеберга мороз подрал по коже. Он знал Кноте, не любил его, но считал хорошим офицером. Висла! А что, если та тяжесть, что давила его вот уже много часов, вызвана неудачной комбинацией Бека? "Не может быть! - сказал он себе решительно и вместе с тем как-то механически. - Не может быть! - мысленно повторил он. - Об этом даже думать нельзя. Но если подойти теоретически, да… но что тогда остается?"
Он заговорил, с трудом подбирая слова:
- Слушай, Генрик, мы знаем друг друга уже много лет. Вместе вступили в эту жизнь, набедокурили сколько могли и, наверно, вместе уйдем. Черт побери, когда же быть искренним, если не сейчас, с глазу на глаз…
- Ты знаешь, Казик…
- Ты вот военный по призванию, с большим опытом, так скажи, что ты думаешь? Чего мы будем стоить, если это случится? Пойми меня правильно. Я тебя за язык не тяну…
- Казик, заткнись! - Фридеберг тоже встал. - Как тебе не совестно? Я, конечно, скажу все, что знаю и думаю…
Они смотрели друг другу в глаза. Бурда, видимо, вложил в этот взгляд очень многое, и Фридеберг, почувствовав, какое значение придает тот его словам, с минуту обдумывал, что сказать, чтобы не слишком ранить Бурду. Просьба быть искренним вызвала у Фридеберга как раз обратный результат. Он не нашел ничего лучшего, кроме беспомощного "если бы".
- Ты ведь отлично знаешь, что восточный вариант мобилизационного плана был подготовлен нами еще несколько лет назад… Ну и укрепления…
- Это я знаю. - Бурда махнул рукой, не надеясь услышать что-нибудь новое. Фридеберг поспешил вернуть потерянное доверие.
- Наверху - балаган. Генеральный штаб почти не существует. Твой любимец Ромбич разрывается на Части, но… ты ведь сам знаешь, какой он. К тому же не так легко восстановить то, что испортил Гонсеровский. Ну а чего стоит Рыдз, всем известно… - Он заглянул в глаза Бурды - они были словно кусочки льда в стакане воды - и сразу пошел на попятный: - Верховный главнокомандующий, разумеется, провел весьма полезные изменения в организации командования на высшем уровне. В масштабе армии, например…
- Скажи коротко и ясно: выдержим?
Фридеберг с ходу отрезал:
- Выдержим. - И через минуту добавил: - Немцы не сумасшедшие - Франция, Англия, Россия…