Когда отгремели торжественные песни, объединившие компании, сидящие за отдельными столиками, как бы в одну семью, в зале воцарилось какое-то приятное сентиментальное настроение. Все казались друг другу добрыми, веселыми и давно знакомыми. Возвращение к обычной танцевальной толкучке было бы почти кощунством. Брейво быстро нашел выход из создавшегося положения:
- Оберек!
Оркестр как будто только этого и ждал. Грянула бешеная мелодия. Брейво вскочил с места и потащил за собой Крисю. Напротив встал кавалерист в паре с маленькой тоненькой смуглянкой. Одна из дам, подавшись к столику Вестри, схватила руку третьего офицерика, самого неказистого. Другую даму пригласил Минейко.
Оркестр заиграл еще громче, и весь зал закружился в танце. Первым шел Брейво. Он падал на колено, подскакивал, хлопал в ладоши, ловко менял фигуры. В бешеном вихре кружилась Крися, платье ее развевалось, показывая крепкие, словно точеные, бедра и голубые трусики. Потоцкий смотрел на нее с неприязнью, но вскоре и он почувствовал себя захваченным музыкой.
Ритм был по-прежнему плясовой, но тот же самый, вначале веселый мотив перешел теперь в минорную тональность, стал убийственно, неотразимо грустным и именно поэтому таким близким, единственным и неповторимым. "Вот она - настоящая зараза!" - промелькнуло в сознании Потоцкого. Разгул и тоска. Назойливо лезущее в уши судорожными ударами бубна крикливое, пустое, бесцеремонное, грубое веселье и связанная с ним не на жизнь, а на смерть тоска. Пронзительная, беззащитная, тревожная, она знала муки прошлого и будущего, не отбрасывала их, покорно мирилась с ними, как с чем-то ниспосланным свыше, и было одно лишь желание - не думать сегодня о приговоре. Он иступит в силу завтра. А сегодня…
- Сегодня! Сегодня! Сегодня! - выкрикивал Брейво, пролетая мимо столика. Глаза у него блестели, тело, словно освободившись от власти земного притяжения, потеряв весь свой вес, восторженно подчинилось единственному закону - закону ритма. Ротмистр нагонял его такими мелкими и быстрыми шажками, что глазам было больно смотреть. Его смуглянка то и дело отрывалась от пола, и казалось, что она в воздухе находит опору. Глаза ее расширились, она прикусила нижнюю пухленькую губку, и черная мушка над верхней губой была очаровательна. Третий офицерик в отчаянии цеплялся за свою даму - сорокалетнюю, пышную, широкобедрую, с мощным бюстом и тройным подбородком. Упершись правой рукой в бок, она схватили кавалера левою рукой чуть ли не за шею и, как перышко, кружила вокруг себя. Минейко в паре с зеленоглазой шатенкой с крутыми дугами бровей танцевал немного натянуто, словно опасаясь впасть в экстаз. Рядом танцевал какой-то господин в штатском со старомодными шляхетскими усами, за ним тщедушный человечек с прилизанными волосами и еще три-четыре ничем не примечательные пары. И пожалуй, не эти пары оказывали воздействие на людей, а колыхание зала, где почти зримо раскачивались все, кто сидел за столиками, все эти лысины и галстуки, декольте, мундиры, дешевенькие семейные драгоценности, шеи, покрасневшие от выпитого вина, глаза, неотрывно следившие за танцующими, Ритмично притоптывали оркестранты, боясь нарушить напряженный ритм, в дверях с подносами в руках замерли кельнеры.
Танец продолжался во все нарастающем темпе. Лиц танцующих различить уже было нельзя - мелькали только темные брови, красные губы. Танец оборвался внезапно, оркестр замолк, как будто его ветром сдуло. Еще несколько кругов - и волна танцующих замерла. Пошатываясь, возвращались вспотевшие пары на свои места.
За столиком их приветствовали аплодисментами, как победителей. Вестри наполнил бокалы. У танцоров после бешеного оберека в горле пересохло, все пили с жадностью, и вино сразу ударило в голову. Вестри отчаянно увивался вокруг Криси, не забывая, однако, и об остальных гостях, он все время подливал всем вино, то и дело подзывая кельнеров. Офицерики непрерывно провозглашали тосты, но воображение их уже иссякло, и пили, как и вначале, только за здоровье дам и за армию. После шампанского кто-то злорадно предложил выпить водки с вермутом. Потом снова вернулись к красному вину. Под конец стали пить все вперемешку: шампанское смешивали с водкой и пивом, в чай подливали коньяк, кто-то потребовал мороженого с вишневкой. Присоединившиеся к ним дамы с аппетитом принялись за бифштексы, лысый господин с брюшком спокойно расправлялся с бигосом.
Снова заиграли обычные танцы, толкотня в зале усилилась. Потоцкий вдруг понял, что он танцует и перед ним женское лицо, которое он как будто где-то уже видел. Большие черные глаза с длинными ресницами, густые, почти сросшиеся брови, чуть вздернутый носик, очень красные губы. "Некрасивая", - подумал он и почувствовал, что она всем телом тесно прижимается к нему. Потоцкий снова присмотрелся к даме. "Бешеный темперамент", - мелькнуло у него в голове. Женщина танцевала медленно, полузакрыв глаза, на губах ее не было ни тени улыбки, она прикрыла глаза и, как бы вглядываясь в себя, наслаждалась каждым движением, каждым прикосновением. "Откуда я ее знаю?"
- Как вас зовут?
- Олена, - ответила она низким грудным голосом, взглянула на него и снова опустила глаза. Может быть, для того, чтобы спрятать искорку насмешки? Потоцкий крепко прижал ее к себе и жадно вглядывался в ее рот, губы, густой пушок над верхней губой. "Темперамент", - снова подумал он и заметил, что она улыбается и смотрит на него с довольно благосклонной насмешкой. Его охватила ярость: "Я ей покажу!" Тут погас свет, и цветные рефлекторы бросили зеленые и красные лучи на танцующих. Он наклонился и впился в полуоткрытый рот Олены. Она даже не вздрогнула, только прижалась еще крепче, словно боясь, что вот-вот потеряет сознание. Упоительно звучала мелодия танго.
Потом Потоцкий снова очутился за столиком. Олена, Олена - что за странное имя? Украинка? Она тоже вернулась на свое место. Оказывается, это и была та третья дама, которую не пригласили на оберек. Ее подруги - полная дама и та, с зелеными глазами и выщипанными бровями, перешептывались с нею, небрежно отмахиваясь от назойливых офицериков. Их спутник, лысый господин с брюшком, уже покончил с бигосом и запивал его шампанским. Брейво, которого только что энергично оттолкнула дама с зелеными глазами, подсел к Потоцкому и снова принялся хвастать своими знакомствами в Генеральном штабе.
- Петеэры?! - выкрикивал он, наклоняясь и заглядывая в глаза Потоцкому, и слово это звучало, как непонятное заклятие. - Какие у нас петеэры! Какая это будет для них неожиданность! На расстоянии двухсот метров пробивает одну целую и три десятых! Три десятых! - повторял он, упорно заглядывая в глаза Потоцкому. - Вы понимаете, сенатор, что это значит - три десятых?
Потоцкий не понимал и не жалел об этом. Олена открыла наконец глаза и устремила взгляд на Потоцкого, не удовлетворенная, видимо, их танцем. Привлеченный взглядом Олены, он отодвинулся от пристававшего к нему Брейво и уже хотел подняться, но тут она медленно, словно в трансе, встала и сама подошла к ним. Радостное предчувствие, словно искра, пробежало по телу сенатора. Олена подошла. Потоцкий вскочил, простер руки, но она повернулась к Брейво:
- Поручик, вы еще со мной не танцевали!
Брейво неохотно встал и небрежно обнял ее. Они пошли танцевать, но Брейво, оборачиваясь к Потоцкому, все выкрикивал:
- Три десятых - понимаете?
Потоцкий застыл на месте - второе крупное поражение окончательно выбило его из седла. Подхваченная сильной рукой Брейво, изменница Олена проплыла мимо него.
- Три десятых, петеэры, это очень важно! - продолжал Брейво.
- Перестаньте болтать! - Олена снова опустила веки, ее голос звучал глухо. - Какое это имеет значение?
- Неожиданный удар! - выпалил смертельно обиженный Брейво. - В случае…
Они уплыли, подхваченные толпой танцующих. У Потоцкого снова стало горько на душе. Где Вестри? Надо же с ним, в конце концов, поговорить. Но Вестри исчез. Минейко уныло пил что-то розовое, и зеленоглазая дама безуспешно кокетничала с ним. Криси тоже не было. "Сукин сын!" - с неприязнью и завистью подумал Потоцкий о Вестри. "Куда он ее уволок?" В голове мелькнула мерзкая мыслишка: "Если у него с этой девушкой все пройдет удачно, может, он со мной будет уступчивее".
Третий офицерик, Маркевич, отчаянно отбивался от толстой дамы, уговаривавшей его потанцевать. Потоцкий смотрел на них, чтобы отвлечься и не думать о предстоящем разговоре с Вестри. Все его симпатии были на стороне Маркевича. Черт побери! И этот уступил! Дама схватила его за руку, и он, словно школьник, покорно поплелся за ней.
Еще несколько бокалов, и в памяти образовались какие-то провалы. Снова появился Вестри, он шел позади Криси. Браво, ему, видно, влетело! Бледный и злой, ни на кого и смотреть не хочет. Шум, духота. Дама с зелеными глазами явно нацеливалась на перстень Потоцкого. "На память", - шепчет она, наступая ему на ногу. Снова танец - теперь уже с нею.
- Как вы смеете?! - вскрикнула толстая дама. - Я порядочная женщина, у меня есть муж! - Она вырывается и бросает его посередине зала. Что с ней случилось?
- Сотри! - шипит Минейко на Маркевича, и тот яростно трет платком рыжеватую щетину на подбородке, где предательски краснеет след поцелуя чьих-то горячих губ.
Толстая победительница наивно пудрит носик. Лысый господин потихоньку упрекает ее за что-то.
- Наверно, муж! - хихикает в ухо Потоцкому Брейво. - Когда мы отсюда уйдем?
Возле входа драка. Офицер и двое студентов бросаются друг на друга с кулаками, дама в черном платье стоит и спокойно смотрит на них.
- На помощь! - кричит Брейво, и Минейко приходится силой усаживать его на стул. - Когда…
- Пошли! - уныло буркнул Вестри.