Люди без лица, без фамилий передавали информацию, которую необходимо было отбирать, оценивать, использовать при принятии решения… Но у Пивского лицо имелось. Столкнулся с ними на тротуаре и буркнул: "Как дела?" Неужели он работает на Высоконьского? А может, на тех и других?
- Приехали, - сказал майор. - О чем задумались, поручник?
В кабинете Высоконьского над столом висела большая карта Польши. Радвану нравилась эта карта, потому что такая же висела в кабинете отчима, и тот любил, водя по ней пальцем, путешествовать от Львова до Билгорая, к дяде Казимежу. Как-то они проехали по этой трассе на автомобиле через Жулкев, Рава-Русскую, Белжец и Томашув-Люблинский, а затем по тому роковому шоссе, которое и на этой карте было обозначено узкой черной линией. А как будет выглядеть карта Польши после войны? И вот такой Павлик готов не моргнув глазом отдать ее Украине…
Высоконьский сам разливал чай.
- В Англии, - сказал он, - вы, наверное, привыкли к хорошему чаю, мне не нравится, как они его здесь заваривают, наверное, экономят. Чай, - нравоучительно продолжал Высоконьский, - это русский напиток, и никто, если он здесь не бывал, не поймет настоящего значения кипятка и крепкой заварки. Как вы оцениваете обстановку? - спросил он, когда Радван отдал должное приготовленному чаю.
- Как трудную.
- Это точно. Советское правительство все больше осложняет деятельность наших представительств… Проводятся аресты, наши протесты остаются без ответа.
- У них сложилась тяжелая обстановка на Южном фронте.
- Что и следовало ожидать, но это не служит оправданием для них.
- Они рассчитывали на участие в боях наших дивизий.
- Вы шутите, пан поручник… Иногда, - Высоконьский поднялся, - вы начинаете беспокоить меня, но я все же верю в вашу преданность… Вы, кажется, без нашего ведома подавали какие-то рапорты?
- Нет. Писал только генералу Жыхоню, старому приятелю моего отца.
- И о чем же вы писали в том письме, разрешите вас спросить?
- Только по личному делу, пан майор.
Высоконьский молчал некоторое время.
- Ладно, - сказал он наконец, - дело не в этом. Видите ли, большевики начинают привлекать к работе польских коммунистов. И это объяснимо в нынешней ситуации, это нетрудно было предвидеть, поскольку, пан поручник, в этой игре не должно быть ни сюрпризов, ни иллюзий. Нам будут приписывать различные грязные дела, а мы, - Высоконьский внимательно поглядел на Радвана, - должны знать, чем занимаются коммунисты в своем куйбышевском центре, что это за люди, какие у них планы, какие возможности… Вы, пан поручник, находитесь в определенных отношениях с коммунистами, не так ли? Вы должны были доложить мне об этом, хотя бы чисто по-дружески.
- Эти отношения носят абсолютно личный характер, пан майор.
- Только и слышишь о личных делах. - Высоконьский вдруг рассмеялся. - Не считайте меня, пожалуйста, сотрудником контрразведки, полуинтеллигентом, которому всегда мнится черт знает что. Я знаю, что вы не передаете им никаких данных, по крайней мере сознательно, но в конце концов даже с девушкой, тем более с ее друзьями, не говоришь все время о погоде.
- Это, пан майор, обычные дискуссии, которые постоянно ведут поляки о польских делах.
- Поляки?! - Ироническая усмешка появилась на лице Высоконьского. Он прислонил развернутую газету к восточным районам Польши на большой карте. - Неужели кто-то… - многозначительна сказал он.
Радван не ответил.
- Вам, пан поручник, необходимо помочь мне.
- Пан майор, я ничего не знаю об этих людях, во всяком случае ничего такого, что могло бы касаться моих служебных обязанностей. Действительно, я должен был доложить вам об этом раньше, но я собирался обратиться к вам с просьбой позволить мне жениться.
Высоконьский удивленно взглянул на него.
- Брат моей невесты, панны Павлик, был младшим командиром в моем взводе в дни сентябрьских событий. С другими никаких контактов не поддерживаю, мне бы никогда и в голову не пришло выполнять функции…
- Можете не объяснять дальше, - прервал его Высоконьский. - Она советская гражданка? - спросил он более мягким тоном. Затем подошел к Радвану и, не дожидаясь ответа, продолжал: - Прошу подумать, пан поручник, это не речка, которую можно переплыть и в которой можно утонуть, мы не делаем ничего такого, что противоречило бы офицерской чести…
Без стука вошел секретарь посольства Арлет, который был явно чем-то озабочен. Радван встал.
- Да, - сказал Высоконьский, - поговорим об этом в следующий раз, возможно, завтра.
Уже закрывая дверь, Стефан услышал:
- Это ужасно… советская контрразведка…
На следующий день вечером Радван узнал обо всем от Евы, для которой не существовало секретов. Он подозревал даже, что, если Кот проводил в своем кабинете секретную беседу, пани Ева уже на следующий день знала, о чем шла речь. Она дружила с секретаршей шефа, с Данецким… С кем, впрочем, она только не дружила! К ней обращались на "ты", пили с ней водку, но Радван, частенько наведываясь к ней, знал, что она была одинока, что никто не занял в ее сердце места летчика с фотографии. Чаще всего он заставал у нее Данецкого, но Ева бесцеремонно выставляла пана старосту, когда хотела поговорить со Стефаном. Так было и в тот вечер. Когда Данецкий ушел, она приготовила ужин и переоделась по-домашнему.
- Ты не против, если я буду в домашнем халате? Сегодня приготовила блинчики, настоящие, с творогом, в этом деле я специалист, такие блинчики готовила только мужу.
Она появилась в длинном тонком домашнем халате и села рядом со Стефаном, но он думал только об Ане и самому себе казался смешным, когда уплетал за обе щеки блинчики, стараясь не глядеть на Еву.
- Послушай, - сказала она, держа чашку с чаем, - можешь хоть иногда взглянуть на меня, хочу с тобой серьезно поговорить. Обстановка здесь все больше накаляется. Высоконьскому, и не только ему, нужна будет жертва… Вчера НКВД арестовал некоего Пинского. - Она внимательно посмотрела на него. - Ты знаешь этого человека?
Он не отпирался. Еву, впрочем, как и Аню, трудно было обмануть.
- Где ты с ним познакомился? - наступала она.
- Я с ним не знаком. Просто на улице… - И он рассказал про тот случай.
- Против него достаточно улик, в связи с чем у посольства большие неприятности. Этот случай дойдет, по всей вероятности, до Лондона и Сикорского. Я лично подозреваю… - неожиданно взглянула она на Радвана и заколебалась, - подозреваю, - повторила она, - что наши сотрудники атташата, ведущие разведывательную работу, не являются профессионалами в этой области. Кот страшно разозлится, и не только он. А какую роль сыграл при этом Пивский… теперь мы уже не узнаем.
- Болото какое-то! - вырвалось у него.
Она рассмеялась и поцеловала его в губы.
- Парень, это игра, в которой участвуют не благородные рыцари, а такие хладнокровные пройдохи, как Высоконьский, или такие мегеры, как я… Представь себе, что будет, если кто-то скажет, что ты видел, как Пивский разговаривал с Высоконьским…
- Но это случилось буквально перед его арестом.
Ева взглянула на него с явным беспокойством.
- Значит, Высоконьский видел тебя?
- Да.
- Послушай, я еще не знаю, кто такой на самом деле Пивский, но знаю наверняка, что тебя могут ждать большие неприятности как с нашей стороны, так и со стороны коммунистов.
- Это почему же?
- Почему, почему! Неужели ты не понимаешь, что речь идет о компрометации посольства и прежде всего политики Сикорского? А может, и всех тех, кто желал, сам того не понимая, сотрудничать с коммунистами. Не исключено, что речь может идти и о компрометации определенных намерений коммунистов; у них, впрочем, достаточно людей, которым это тоже на руку. Стефан! Одумайся! Порви с ней!
- Что это тебя вдруг беспокоит этот вопрос?
- Зря я сказала тебе об этом. - И вдруг Стефан увидел, что Ева плачет. - Я не хочу, - заговорила она сквозь слезы, - быть умничающей негодяйкой… Неужели ты не понимаешь, что мне уже до чертиков надоело быть мерзкой мегерой…
- Ты совсем не мерзкая. Она улыбнулась сквозь слезы.
- Правда? - Она протянула ему руки. - Останься у меня, я ничего от тебя не хочу, ничего не прошу, я знаю, что ты любишь другую, но прошу, останься…
Он поднялся со стула, поколебавшись, прижал ее к себе; так они молча стояли некоторое время, затем Ева освободилась из его объятий.
- Уходи, - сказала она со смехом, как всегда в своем стиле. - Сматывайся быстрее, парень, пока не передумала, потому что тебя погубит жалость к посольской мегере.