5
В похожем на храм здании Полицейского управления его коридорами, катакомбами и классическими перистилями жизнь текла спокойно и мирно. Здесь царили порядок и симметрия, благородная простота и спокойное величие, оживляемые хитроумными и неожиданными комбинациями из разных сортов камня. На квадратном дворе возвышалась зеленая статуя - символ справедливости. Нагой мужчина с очень маленькой головой давил ногами клубок змей. А на круглом дворе восемьдесят восемь массивных колонн поддерживали карниз с кровельным желобом. Декорация, пригодная для оперного театра, масонских лож и всякого рода церемоний при лунном свете. Храм мира, где люди бесшумно ступали по плитам и где не звучали громкие речи.
Но мира здесь и в помине не было.
Столичного начальника полиции Баума и начальника государственной полиции Ранэ разделяли ненависть и вражда. Причины их были известны немногим, но они ощущались во всех коридорах, перистилях и тайных кабинетах Полицейского управления. Повсюду исподтишка велась ожесточенная война. Всюду плелись интриги, заговоры, устраивались ловушки, западни. Во всех углах шептались, подслушивали и шпионили.
Таинственное Отделение "Д" формально подчинялось столичной сыскной полиции, хотя сыщики отделения собирали сведения и о жителях провинции. Сами сыщики считали, что с работой справляются, но теперь по инициативе начальника государственной полиции была создана конкурирующая организация - "Полиция безопасности", посвященными лицами сокращенно называемая СИПО. Отделением "Д" временно руководил добродушный ютландец, делами же СИПО ведал по поручению начальника государственной полиции полицейский адвокат Дрессо. В недрах этой новой организации была учреждена еще более секретная "Гражданская организация", или СО, с внутренним, внешним и мобильным кругами и ответвлениями, доходящими до самых отдаленных гаваней, лесов и дюн.
Полицейское управление было насыщено тайнами. Только лица, привлекаемые к ответственности, имели возможность познакомиться с тем, что происходит в его катакомбах. Эгону Чарльзу Ольсену тоже довелось заглянуть за кулисы.
Смеркалось. Полицейский комиссар встал и зажег электрическую лампу, имевшую форму древнегреческого факела, известного по барельефам на саркофагах. Затем он опустил на окнах шторы и поставил в угол две пустые пивные бутылки. Выбив пепел из трубки в пепельницу классических линий, он передвинул бумаги на письменном столе и так энергично потер руки, что хрустнули суставы. Казалось, он всячески старается сделать гостю приятное. От него веяло рождественской благодатью. Его обветренное лицо истинного ютландца излучало искренность и сердечность.
Дождь хлестал в окна. Слышно было, как в гавани гудят пароходы, и, когда мост Лангебро поднимали для прохода судов, оттуда доносился звон. В такую погоду хорошо сидеть в тепле. А в Отделении "Д" было тепло и уютно.
Полицейский комиссар пощупал батареи отопления.
- Ах, как рано теперь темнеет, - вздохнул он. - Всего четыре часа. Скоро рождество. Слушайте, Ольсен, ведь в кофейнике остался еще глоток кофе! - Он налил кофе в чашку Ольсена. - Поставьте чашку на стол! Устраивайтесь поудобнее, Ольсен! - Он чуть не добавил: "Будьте как дома!", но спохватился. Пока еще Отделение "Д" не было домом для Ольсена.
Ольсен бросил кислый взгляд на холодный кофе.
- А может, лучше выпить бутылочку пива? Как вы думаете, Ольсен? В шкафу как будто есть еще несколько бутылок.
Полицейский комиссар вынул пиво из шкафа.
- Ваше здоровье, Ольсен! И поздравляю! Сердечно поздравляю!
Они выпили пиво прямо из бутылок. Полицейский комиссар отер рукой рот. Затем набил трубку, и Ольсен протянул ему спичку.
- Спасибо, Ольсен, спасибо! - Полицейский комиссар мило улыбнулся. - Да, младший инспектор Хеннингсен говорил, что вы ему нравитесь. Он сказал, что вы были очень расторопны и сообщали ему кое-какие сведения, полезные для поддержания порядка и дисциплины в Главой тюрьме. В таком месте должна быть крепкая дисциплина! Значит, вы рассказывали ему, о чем болтают между собой заключенные?
- Да, - сказал Ольсен.
- И о нарушениях распорядка?
- Да.
- Разумеется, в таком месте часто ведут недозволенные разговоры. Но ведь люди находятся там не по своей воле Любили ли заключенные Хеннингсена?
- Нет.
- Но младший инспектор весьма дельный человек?
- Его прозвали Яблочным убийцей.
- Яблочным убийцей? Какое смешное прозвище! Почему же они его так прозвали?
- Возле Главной тюрьмы растет несколько больших яблонь, ветви одной из них свешиваются над стеной и во двор иногда падают яблоки. Заключенные, выходившие на прогулку, с жадностью бросались на эти зеленые, кислые яблоки. А младший инспектор, увидев упавшее яблоко, топтал его ногами. Это приводило заключенных в ярость, потому они и прозвали его Яблочным убийцей.
- Неужели он действительно топтал яблоки? Разумеется, в тюрьме существует определенная норма питания. Никому не позволено получать сверх нормы. Вы рассказывали младшему инспектору, что его прозвали Яблочным убийцей?
- Да.
- Это ему не понравилось?
- Нет, конечно.
- А другие заключенные? Вы с ними не ссорились? Никто не подозревал, что вы были осведомителем?
- Нет, - улыбнулся Ольсен.
- Вы делали это умело и не давали им повода заподозрить?
Ольсен скромно улыбнулся, но полицейский комиссар подметил в его улыбке некую профессиональную гордость. Надев очки, Хорсенс снова стал листать бумаги.
- Смотрите, Ольсен, оказывается, вы имели дело и с помещиком Скьерн-Свенсеном? Вот ваше донесение. Вы, значит, получали, так сказать, месячный оклад от помещика? Насколько мне помнится, сто пятьдесят крон в месяц?
- Да, только сто пятьдесят.
- Работа была ведь не очень трудная? Помещик хотел лишь получить кое-какие сведения, не так ли?
- Очень даже трудная, черт возьми. Я шпионил за его женой.
- Вы разузнали, зачем она ездила к доктору Риге?
- Я регулярно сообщал помещику сведения. Я работал и у Риге и часто у него бывал.
- Он производил над вами опыты, не так ли? Да, полиции следовало бы поинтересоваться опытами Риге до окончания расследования дела об убийстве. Ведь доктор Риге был у жены помещика в ту ночь. На доктора также пало подозрение, не только на вас, Ольсен. Странный человек этот доктор! И странные дела творятся в его клинике.
- Да, уж действительно.
- Вы, несомненно, видели там ужасные вещи? Итак, вы были частным сыщиком у помещика Скьерн-Свенсена?
- Да, вроде того.
- А также у младшего инспектора Хеннингсена в Главной тюрьме?
- Точно.
- Мы знаем, Ольсен, что вы человек способный. - Полицейский комиссар бросил на Ольсена поверх очков свой добрейший ютландский взгляд. - Способностей у вас не отнимешь! А теперь я подумываю о том, как использовать эти способности в благих целях.
6
- Папа, почему так кричит этот человек?
- Потому что он злится.
- А на кого он злится, папа?
- На Польшу.
- Папа, а кто это "Польша"?
- Это страна, милый Нильс. Она очень далеко.
- А он злится и на нас?
- Очень может быть. Он вообще злой.
- А что он кричит?
- Я не разбираю его слов, когда ты разговариваешь, Нильс. Играй со своей коровкой! - говорит Мартин Ольсен.
-- Это не корова, это автомобиль! - И Нильс катает по полу деревянную с черными пятнами корову, гудит за нее, дает задний ход и переключает скорости.
- Выключи ты это проклятое радио! - попросила Маргрета. - Дети его боятся. А ты все равно не понимаешь, что он говорит.
На руках у нее грудной ребенок. Нильс на полу играет в автомобиль. Две девочки постарше - Роза и Герда - вырезают из старых еженедельных журналов бумажных кукол и платьица для них.
- Перевод дадут после, - говорит Мартин,-И я немножко понимаю.
- Противно слушать! - говорит Маргрета.
Радио надрывается в квартире Ольсена, как и в квартирах всех других датчан. Зловещий голос звучит повсюду. Но страшнее голоса фюрера рев его приверженцев: "Sieg Heil! Sieg Heil! Sieg Heil!" -орут тысячи людей.
Теплый, светлый вечер. На дороге играют дети. На углу у магазина юноши стоят, опершись на велосипеды, иногда взвизгивают девушки, звенят велосипедные звонки и монеты, бросаемые в автомат. Высоко в небе гудит рейсовый самолет, отсвечивая на солнце серебром. Небо безоблачно. Слышно, как гремят ведра на дворе у Нильса Мадсена, где-то работает насос и надрывно и протяжно воет собака. А из домов на улицу несутся вопли радиоприемников. Адольф Гитлер кричит во всех домах. В последние годы радио часто передает его вопли. И всякий раз они предвещают несчастье.
Мариус Панталонщик открыл у себя окна и включил радиоприемник на полную мощность, чтобы и на улице можно было слышать его фюрера. Сам он языка фюрера не понимает, но покорно сидит с открытым ртом перед радиоприемником и, когда там раздается восхищенный рев, одобрительно что-то бормочет. У Нильса Мадсена слушают радио с не меньшим благоговением. Батракам, присланным ему из опекунского совета, разрешили войти в комнату и послушать воодушевляющие слова. Они ничего не понимают, после работы их клонит ко сну, у них слипаются глаза. С одним из них, Гарри, в прошлом году случилась неприятность: пытаясь уклониться от хозяйского кулака, он неудачно повернул голову, и удар пришелся но носу. Красоты это ему не прибавило, кривой нос придает ему угрюмый вид, но, возможно, и Гарри не останется в стороне, когда придет пора свершения подвигов.