Страна слушает. Слушают врач, учитель, пастор, граф, старики в доме для престарелых, крестьяне, рабочие кирпичного завода. Слушает и Расмус Ларсен, председатель профсоюза и союза избирателей, он знает толк в политике и чувствует себя в безопасности благодаря подписанному в этом году договору, по которому датское королевство и германский рейх обязались ни в коем случае не прибегать к войне или иному насилию друг против друга. Кое-кто слушает с удовольствием, но у большинства крики Гитлера вызывают отвращение. Одним они кажутся смешными, другие относятся равнодушно, а третьи воспринимают все это, как страшный кошмар. Может, станет даже легче, когда война разразится.
Одна только старенькая Эмма не желает слушать. Она выключила радио.
- Я не хочу, чтобы этот сатана Гитлер кричал в моем доме!
На вилле у доктора радио звучит приглушенно. Доктор Дамсё давно уже поставил диагноз крикуну фюреру как пациенту с ярко выраженными параноидными и маниакально-депрессивными чертами. Карьера его не может быть длительной. Лучше всего, если бы этого сумасшедшего удалось натравить на Россию. Если бы, так сказать, можно было изгнать беса с помощью Вельзевула.
- Пусть обе страны истекут кровью в войне друг против друга! - говорит доктор Дамсё. - Когда они отвоюются, Англия распорядится имуществом покойников.
У доктора есть свои планы, и он не без основания полагает, что Англия и Франция их одобрили бы. И он делится своими мыслями с немногочисленными друзьями. Либерального доктора огорчает, что он лишен круга равных ему людей в этом захолустье. Он любит острое словцо. Ему нравится вставлять в разговор неожиданные и парадоксальные фразы. Но вряд ли его взгляды более нелепы и несуразны, чем у других подписчиков.
Человек одинокий и свободомыслящий, он живет на своей просторной вилле, окруженный заботами постоянно сменяющихся экономок, но ему не хватает бесед с людьми, способными оценить его остроумие. У него нет ничего общего с пастором-миссионером и старым учителем-грундтвигианцем. Доктор играет в шахматы с учителем Агерлундом, общается с немногими благоразумными хуторянами, он не прочь завести рискованную беседу и с некоторыми либерально настроенными хусменами. При случайных встречах с коммунистом Мартином Ольсеном он развлечения ради вступает с ним в спор, хотя Ольсен часто раздражает его вмешательством в чужие дела, как, например, в историю с батраком, сломавшим себе нос. Доктор - человек радикальных взглядов и словоохотливый, но ему и в голову не придет поссориться с соседом из-за какого-то носа.
- Да вы в сущности фанатик, - говорит он Мартину Ольсену. - Верующий! Более верующий, чем сектанты!
Шутливо перебраниваясь с Мартином Ольсеном, он запоминает его ответы и, выдавая их потом за свои, ставит в тупик знакомых.
Йоханна в воскресенье завозит газету "Арбейдербладет" и к доктору, зная, что он непременно купит.
- Не думай, что я читаю ее, милая девушка! - говорит он Йоханне, хотя она вовсе не девушка, а дама, жена Оскара Поульсена с молочного завода. - Я покупаю газету лишь ради тебя. Читать ее, черт возьми, невозможно, до того она бездарна!
- Но все, что написано в ней, правда! - смело говорит Йоханна.
- Очень может быть, милая девушка. Но я предпочитаю забавную ложь. Преступно наводить скуку! Коммунисты в Германии заслужили свою участь, потому что были скучными!
Но не исключено, что доктор, купив газету, все же читает ее. Возможно, он находит в ней кое-что, чем можно подразнить друзей. Во всяком случае, кое-кого бесит, что он держит в своем доме номера коммунистической газеты и открыто, вместе с другими, кладет их в приемной.
Однажды, чтобы смутить своих набожных пациентов, доктор вырезал из "Арбейдербладет" заметку о пасторе Нёррегор-Ольсене. Речь шла о выступлении пастора по радио. Если пастор и недоволен положением у себя в приходе, то в эфире он одержал победу. Он переделывает и литературно обрабатывает свои воскресные проповеди, превращая их в популярные, политически актуальные выступления, однако вполне выдержанные в духе религиозной морали. И пусть число прихожан его уменьшилось. Теперь его проповеди каждую пятницу слушают тысячи людей. В них звучит смелый призыв готовиться к переходу в иной мир и отказаться от материальных благ в этой жизни. Эти выступления организованы по инициативе доктора Хорна, члена совета радиовещания, а председатель совета Каспер Боббель - сам теолог и немного поэт - в восторге от живого народного языка пастора.
Литератор, доктор Хорн - частый гость в пасторской усадьбе. Это старый друг пастора и его товарищ по гимназии, где в условиях здоровой дисциплины свободно развивались природные таланты. Он холостяк, человек независимый, без постоянной должности или определенной занятости, и, когда ему вздумается, он разъезжает по стране и за границей. В усадьбе пастора он желанный гость, может приезжать без предупреждения. Его комната в мезонине всегда ждет его. Дети зовут его дядей.
Мужчины сидят в гостиной пастора, выходящей в сад, и слушают, как Гитлер кричит в радиоприемнике и немцы ревут: "Sieg Heii! Sieg Heil! Sieg Heil!"
- Я преклоняюсь перед его идеализмом, - говорит пастор Нёррегор-Ольсен, - и восхищен его способностью воодушевлять людей. Но меня отталкивает - да, извини меня за прямоту,-меня отталкивает его грубость. В нем есть что-то вульгарное.
- Его надо видеть, когда он выступает, - возражает Харальд Хорн. - Я ведь много раз видел его, когда бывал в Берлине на больших собраниях во Дворце спорта. Нельзя представить себе всю силу его личности, если не видеть его своими глазами. Замечательное зрелище! Он совсем не вульгарен. Он человек вполне светский, широкой натуры.
- Не подумай, что я недооцениваю его, - говорит пастор. - Я поистине прихожу в восторг, когда слышу у себя в комнате шелест крыл мировой истории. Подумать только, если бы люди могли слышать по радио Наполеона, когда он обращался к своим гренадерам! Но Наполеон был личностью иного склада. По крайней мере так говорят. Муссолини тоже не похож на Гитлера, он ярок, величествен; должен признать, что именно ему отдал я свое сердце! Величие Гитлера я тоже признаю - отчасти. Он появился, как сказочный принц, в нужный момент, в минуту грозной опасности. Я преклоняюсь перед его гением. Но есть что-то плебейское в его облике, быть может, это от усиков, а возможно, потому, что он говорит по-немецки.
"Sieg Heil! Sieg Heil! Sieg Heil!" -орет радио.
- Ты совсем как твой ютландский коллега, пастор и поэт,-говорит литератор.-Он точно так же не может устоять перед Муссолини.
- Я не поэт, - скромничает пастор. - Я только чуточку писатель. Я пишу в нашей церковной газете.
"Я благодарю немецкий народ, сделавший меня своим избранником, фюрером в той борьбе, которая будет творить пятисотлетнюю или тысячелетнюю историю не только Германии, но и Европы, даже историю всего мира!" - орет фюрер по радио.
И оба собеседника на минуту прекращают разговор, чтобы послушать фюрера.
Потом Харальд Хорн продолжает:
- Я не национал-социалист, ты это знаешь. Но я спрашиваю: что было бы с нами, если бы в Европе не было Гитлера? Мы пали бы жертвой коммунизма! Оказались бы в Азии! Он спас не только Германию, но и всех нас!
Пастор кивает головой:
- Да, да. Мы, несомненно, во многом обязаны ему.
- Очень легко критиковать его методы, - продолжает Харальд Хорн. - Наши культуртрегеры найдут, на что пожаловаться. Но без Гитлера коммунизм раздавил бы нас. А что касается методов, то найдется и на собаку палка! Дело идет о нашей культуре, о христианстве!
- Да, - говорит пастор. - А разве Гитлер не католик?
- Католицизм тоже ведь христианство, - улыбается доктор Хорн.
- Вот как? Не знаю, не уверен.
Рев по радио усиливается. Бьют барабаны, раздается громкий топот сапог.
- Но я боюсь войны, - говорит пастор Нёррегор-Ольсен, - Послушай этот рев и барабанный бой! Неужели война неизбежна?
- Только не здесь, не в Европе, - отвечает Харальд Хорн, - Война будет развязана на Востоке. Против большевизма!
- Дай всемогущий боже, чтобы это так и было! - восклицает пастор, молитвенно складывая руки.
7
В этом году уродилось много фруктов и овощей. Яблоки были крупные, блестящие и душистые. Ветви деревьев ломились от их тяжести. У старушки Эммы лук- порей был толще, чем когда-либо, несмотря на разрушения, нанесенные графским трактором. Тыквы у садовника разнесло до невероятных размеров. Всего было гораздо больше, чем нужно.
Жена Мариуса Панталонщика варит варенье, ей осада не страшна.
- Мой муж очень любит варенье, - говорит она. - Больше всего из слив. Хорошо и рябиновое желе и мармелад из шиповника. А компот из груш - самый лучший десерт, если нежданно пожалуют гости.
Гости у Мариуса Панталонщика бывали редко.
Лето затянулось. Даже в конце сентября было по-летнему жарко. И вечера и ночи были теплые. Как чудесна жизнь! Но многим пришлось в этом году сложить головы. Многим молодым, еще не успевшим пожить. А жизнь так хороша, и мир так прекрасен.
Люди ничему не удивлялись. Все ждали войны, она давно уже начала свой путь. Но это ничего не изменило. Дни текли, как обычно. Осень все не наступала.
Предусмотрительный Скьерн-Свенсен в свое время скупал лошадей. Они паслись в больших загонах, а цены на них росли. Теперь граф мог взять хороший куш. Давно уже была подготовлена кардинальная перестройка хозяйства в поместье. Восседая на коне, точно полководец, граф объезжал и осматривал свои владения. Ехал по лесам, сразу подскочившим в цене, обозревал торфяные болота. И охранники приветствовали его, поднимая вверх правую руку и щелкая каблуками.