Возвратившись с цистернами, я застал полк на юго-восточной окраине Познани.
- В самый раз! - встретил меня Колобов. - Противника в Познани приказано добивать армии Чуйкова и 91-му стрелковому корпусу нашей армии. Главные силы 69-й армии продолжают преследование: Франкфурт-на-Одере, Берлин… Гвардейская стрелковая дивизия ушла уже далеко вперед.
- Увы, порадовать вас нечем, - сказал я Колобову. - Собрал все, что было. Ждатъ прибытия машин, уехавших на базу, не стал. В общем, горючего хватит только для двух батарей.
Заправив самоходки 1-й и 2-й батарей и пополнив их до штатной численности машинами из других подразделений, мы тронулись в путь и догнали передовой отряд. Он вел бой на реке Обра за город Штрезе.
Река была заболоченная, с лесистыми берегами. Естественные препятствия дополнялись многочисленными траншеями, дотами, противотанковыми рвами и ежами. По показаниям пленных, противник стянул в укрепрайон охранный батальон и сводный батальон курсантов военных училищ, самоходные орудия. Только гарнизон Штрезе насчитывал свыше 500 пехотинцев при двух самоходных орудиях, 5 артиллерийских и 10 минометных батареях. Много было фаустпатронов.
218-й гвардейский стрелковый полк вел упорные бои. Подошедшие самоходчики и артиллеристы поддержали его огнем. Штурмом овладев Штрезе и разгромив его гарнизон, гвардейцы с ходу форсировали реку Обра. Они перешагнули границу, разделявшую Германию и Польшу до 1939 года. Гвардии капитан Парамоненко с бойцами смастерил щит и написал на нем: "29 января 1945 года. Мы пересекли границу логова зверя. Впереди Берлин. Смерть фашизму!"
К ночи прошли лесисто-болотистую местность. Выпал снег. Стало тихо, безветренно. Из-за туч выплыла луна, и взору открылся угрюмый, пустынный пейзаж. Вскоре колонна самоходок втянулась в такую же пустынную деревню. Ни единого звука не было слышно, даже собаки не лаяли. А время петухов, если они и были здесь, еще не наступило. Уставшим воинам дали небольшой отдых. Вперед ушли те, кто на марше следовал за передовыми частями?
Советский характер
Емельянов остановил самоходку у небольшого дома. Все дворы в деревне были огорожены высокими каменными заборами. За ними виднелись кирпичные стены домов и дворовых построек. "Будто замуровался каждый в своей крепости, - неприязненно подумал комбат. - Вот уж верно: здесь человек человеку - волк".
Емельянов вошел в открытые настежь массивные ворота, поднялся на крыльцо, распахнул дверь. Узнав офицера-самоходчика, добродушный сержант-пехотинец предложил ему место.
- Я не один, придут еще два человека, - сказал Емельянов.
- Тогда занимайте соседнюю комнату. Там, кажется, спальня.
В спальне все оставалось так, как было при хозяевах.
Емельянов вышел на улицу, проверил расположение батареи, охрану машин, сообщил командиру стрелкового батальона, где остановился. Когда вернулся в дом, там уже было тихо - намаявшиеся бойцы спали. В спальне стояли две большие кровати, но никто из бойцов не рискнул на них лечь. Двое из его экипажа примостились на полу. Емельянов обошел кровати, переступая через спящих, потрогал постель: перина, пуховые одеяла. В комнате было холодно, но желание поспать в мягкой постели после бессонных ночей и беспрерывных маршей вдруг уступило место неосознанному чувству брезгливости.
Емельянов переложил перину и одеяло с одной кровати на другую, не раздеваясь, прилег на голый матрац и мгновенно уснул. На рассвете его разбудил старший сержант Н. П. Кирдянов.
- Товарищ старший лейтенант, - скороговоркой шептал он. - Я ходил к сараю… Там плачет ребенок. Женщина его успокаивает…
- Может, хозяева этого дома? - предположил Емельянов. - Приведите их сюда. Скажите, что им ничего не угрожает.
Комбат понял, что уснуть уже не удастся. Он вышел в соседнюю комнату. Некоторые солдаты проснулись, копались в своих вещмешках, готовясь к походу. Дверь открылась, и старший сержант пропустил молодую женщину и двоих детей: девочку лет шести-семи и мальчика поменьше. Ребятишки испуганно жались к матери.
- Проходите, проходите! Не бойтесь, - пригласил Емельянов, с любопытством разглядывая немку. Но та, видимо, не поняла, что сказал ей советский офицер, и продолжала стоять у порога. То ли от страха, то ли от холода она заметно дрожала.
Емельянов рукой указал на комнату, потом на женщину и, подкрепляя слова жестами, спросил:
- Это ваш дом?
Женщина, видимо, поняв, кивнула головой:
- Майн хауз.
- Проходите же в свой дом! - улыбнулся Емельянов. Однако немка не трогалась с места.
Бойцы проснулись. Большинство поднялось на ноги и молча наблюдало за происходящим.
- До чего же запугал людей, проклятый Гитлер, - обронил кто-то сочувственно.
Услышав слово "Гитлер", немка поспешно выпалила: "Гитлер капут!" Ей никто не ответил. Солдаты уже не раз слышали этот возглас от пленных, прикрывавшихся им, как спасительным щитом.
- Придется каждым своим шагом убеждать немцев, что мы не такие, какими изображал нас колченогий Геббельс, пугая своих соотечественников, - по-своему резюмировал Емельянов.
Женщина видела, что в доме все осталось, как было, и что русские не собираются убивать ее. Наоборот - приглашают в дом как хозяйку. Несколько осмелев, она повторила: "Майн хауз…"
- Нужна ты нам со своим "хаузом", - в сердцах обронил один из бойцов. - Вот поспали и пойдем дальше, а ты оставайся.
Немка не поняла, что сказал солдат. Не догадалась о смысле сказанного и по его тону. Дети по-прежнему крепко держались за платье матери и, насупившись, смотрели испуганно и недоверчиво. Солдат, заговоривший первым, развязал вещмешок, вынул два куска сахару и протянул детям. Но те лишь теснее прижались к матери. Она улыбнулась, сказала им что-то ласковое. Дети решились, взяли сахар. Немка же вдруг заплакала. В этот момент послышалась команда: "Выходи на построение!" Бойцы стали выходить во двор. Солдат, угостивший детей сахаром, подумал немного, затем, махнув рукой, вновь развязал вещмешок, вынул банку консервов, кусок хлеба и положил все это на стол.
- Это вам, - сказал он и пошел к двери.
Его примеру последовали другие: принялись доставать из вещмешков кто кусок хлеба, кто сахар - на столе вскоре выросла горка продуктов. А женщина стояла и плакала. И не понять было: то ли от горя, которое причинил Гитлер миллионам таких же немецких женщин, то ли от радости, потому что увидела в советских солдатах людей с отзывчивым на чужую беду сердцем…
Войска вступали в опустевшие города и села. Население уходило на запад или пряталось в лесах. Но слух о том, что большевики мирных людей не трогают, распространился с быстротой молнии. Молва об этом перемахнула через линию фронта. И вот уже толпы жителей устремились обратно к домашним очагам. Чем ближе к Одеру, тем реже нам встречались пустовавшие дома. Однако хозяева все еще не осмеливались выходить на улицы, а осторожно, из-за штор, с любопытством и не растаявшим до конца недоверием разглядывали советских солдат…
Великая миссия
Старшина Сытытов развернул только что полученную "Правду". Бросился в глаза крупно набранный заголовок: "Товарищ Эренбург упрощает". Игорь, как и другие солдаты, прошедшие через всю войну, читал многие статьи этого писателя. Они нравились ему простотой и доходчивостью, созвучностью с теми чувствами и мыслями, которыми жил на войне каждый советский воин. Сытытов припомнил разговор солдат на броне самоходки во время недавнего марша и сейчас с интересом начал читать статью.
"Тов. Эренбург уверяет читателя, - говорилось в ней, - что все немцы одинаковы и что все они в одинаковой мере будут отвечать за преступления гитлеровцев… Незачем говорить, что т. Эренбург не отражает в данном случае советского общественного мнения. Красная Армия, выполняя свою великую освободительную миссию, ведет бои за ликвидацию гитлеровской армии, гитлеровского государства, гитлеровского правительства, но никогда не ставила и не ставит своей целью истребить немецкий народ. Это было бы глупо и бессмысленно".
Статья в "Правде" наводила на размышления. Надо было помочь солдатам до конца понять смысл нашей освободительной миссии на земле врага.
Мы говорили бойцам, что Красная Армия несет освобождение от фашизма и немецкому народу, который обретет возможность строить свою жизнь по-новому. Не может быть мира в Европе без новой Германии. Все честные немцы мучительно переживают позор, на который обрек их страну фашизм, и борются за возрождение своей родины. В Советском Союзе немецкие военнопленные создали организацию "Свободная Германия". Это наши союзники, они ведут борьбу с фашизмом. И саму Германию было бы ошибкой представлять сплошь заселенной закоренелыми фашистами. Многие немцы ждут нашего прихода, чтобы активно взяться за строительство нового государства без нацистов. Но есть немало и таких, которых одолевает страх перез возмездием за совершенные гитлеровцами злодеяния. Геббельс и тут постарался. Он вовсю ведет пропаганду, суть которой сводится к тому, чтобы доказать: вся немецкая нация связана одной веревочкой, и если Германия проиграет войну - всем висеть на одной перекладине.