- Ну, скажи, кто ты есть, цыплячья душонка.
- Свинья, - заикаясь, произнес Мориц.
Еще удар.
- Ты что, не ходил в школу, болван? Не можешь ничего запомнить наизусть? Кто ты?
- Тупая свинья, - прохныкал Мориц, - ползающая на брюхе перед нацистским дерьмом.
- Хороший ответ, - признал Малыш. Указал на койку, где теперь лежал Мориц. - Ты просил ее, так ведь?
- Да, - ответил Мориц, капитулируя.
Малыш вскинул брови.
- Черт возьми, что я слышу?
Мориц поспешил добавить:
- Герр ефрейтор!
Малыш удовлетворенно кивнул.
Эту сцену видели все. Она утвердила Малыша полновластным диктатором палаты, который жестоко, без зазрения совести эксплуатировал подданных. Адольфом в миниатюре.
Поэтому Пауль Штайн повиновался приказу Малыша и быстро принес пива из пивоварни Сант-Паули. Без единого слова поставил картонную коробку с десятью бутылками под его койку.
Малыш велел Морицу спеть для него. Мориц запел гимн, печальный гимн о спасении мира. Малыш перестал пить и любезно прослушал все девять строф. Единственным его комплиментом стал плевок в сторону Морица. Он приказал ему ложиться спать, но перед этим помолиться за его душу.
Когда все приказы были выполнены, Малыш какое-то время пил молча. В конце концов он достиг состояния, именуемого "сильное опьянение". И принялся горланить песню. Мотив ее историки музыки пока что не одобрили, а слова могли навлечь на Малыша обвинение в государственной измене.
На Москву идет шеренга
Бывшей армии бойцов.
Сыны Адольфа
Не все еще убиты.
Но дядя Джо нас не забудет,
И снова удирать мы станем,
Как сам Наполеон.
На минуту Малыш умолк. Потом с новой силой заревел на тот же мотив:
Hurra, wir haben den Krieg verloren.
- Хочет кто-нибудь подраться? - обратился он с вопросом в темноту. Через несколько секунд добавил: - Если да, с удовольствием выдублю ваши шкуры.
Никакого ответа.
Малыш швырнул бутылку в открытое окно. На перекрестке Циркусвег от стен отразился чей-то скрипучий голос. Малыш слушал, и мы видели на его лице удовольствие. Нетвердо подойдя к окну, он заорал с предвкушаемым торжеством:
- Потише, ослы! Не видите, что идете мимо военного госпиталя? Нам нужна тишина. Мы раненые! Герои! Не беспокойте раненых! А то спущусь и задам трепку!
Какой-то мужчина раздраженно принял вызов и стал подстрекать Малыша. Голос его гулко раскатывался в ночной тишине.
- Черт побери! - заорал Малыш, готовясь выпрыгнуть из окна.
Мы втроем или вчетвером навалились на него. И крепко держали.
- Да он еще дерзит, слышали?
Малыш был вне себя. Он заорал в окно:
- Подожди, поганец, я сейчас высвобожусь. Мы здесь бойцы. Защитники отечества. Герои. А тут какой-то… какой-то…
Легионеру пришлось оглушить его табуреткой.
Ночь вступила в свои права, и палата утихла.
IV. Бандерша Дора
Бандерша Дора думала обо всем с корыстной точки зрения. Она стояла за стойкой своего заведения под чучелом меч-рыбы и потягивала аквавит с ангостурой. Всех входивших во вращающуюся дверь Дора окидывала оценивающим взглядом.
Легионер сидел напротив нее на высоком табурете и пил перно. Кажущийся совершенно безобидным напиток, напоминающий вкусом лакрицу, ядовито зеленого цвета, становящийся белым в смеси с водой.
- Перно изобрел дьявол, - сказал Легионер, - но это понимаешь только после восьмой рюмки.
И со смехом протянул девятую девице.
Девица раздевалась в одной из крохотных ниш. Белье у нее было совершенно черным. Лишь трусики, которые она отказалась снять, были кораллово-красными. Когда она сняла их наверху, на нее смотрели только Штайн и Эвальд, сводник, помощник Доры.
Мы часто ходили в "Ураган", расположенный за Центральным вокзалом. Точнее, всегда ходили в "Ураган".
Дора, владелица этого роскошного заведения, была некрасивой, бесчувственной женщиной. Она все измеряла в деньгах. Кое-кто, возможно многие, считали это отвратительным. Нам, слугам Смерти, это представлялось мудрым. За деньги можно купить все.
- За деньги можно купить вечную жизнь у трона Аллаха в голубых долинах, - сказал Легионер и благочестиво поклонился в юго-восточную сторону.
- За деньги можно купить сколько угодно женщин, - сказал Бауэр.
- За деньги можно купить публичный дом, - сказал Малыш. И раздел взглядом девицу, сидевшую с самодовольным видом на высоком табурете.
- За деньги можно найти приют у Доры, - засмеялся я и послал ей воздушный поцелуй.
- И напиться до чертиков пойлом, какого не найдешь больше нигде в Третьем рейхе, - усмехнулся Штайн. Осушил большой стакан джина и потребовал повторения.
- Вы стадо грязных скотов, - заявила Дора, - но будете желанными гостями в "Урагане", пока способны платить.
Денег у нас хватало. Мы очень долго пробыли на фронте. Большинство из нас обладало коммерческой сноровкой и знало, где раздобыть товар. Легионер называл гамбургский черный рынок лучшим на свете. Там можно было купить и продать все, что угодно, в том числе труп.
Свет в заведении Доры был красным, очень мягким. Закон, запрещающий танцы, действовал уже три года. Но у Доры все равно танцевали. Полицейские и их шпики часто туда заглядывали, но Дора, демон в юбке, говорила: "Лучший способ сохранить друзей - знать о них кое-что". И всегда ухитрялась выведать о них что-нибудь, заставляющее их закрывать глаза на все противозаконное в "Урагане". В рапортах о состоянии общественного мнения, стряпавшихся в гестапо, "Ураган" именовался приличным заведением с постоянной клиентурой, не имеющей отношения к политике.
Правил и установлений в "Урагане" нарушалось больше, чем где бы то ни было. Дамы приходили туда насладиться запретными плодами, хотя в последнюю минуту могли пойти на попятный. Другие - напиться и застрелиться, или же им перерезали горло и потом бросали в Эльбу. Их тела то и дело вытаскивали баграми с таможенного судна в Ландунгсбрюке.
Девица в платье до колен пригласила Легионера потанцевать. Он даже не потрудился взглянуть на нее. Отхлебнул водки, глубоко затянулся сигаретой и медленно выпустил дым через нос.
- Не хочешь потанцевать со мной? - спросила снова девица. Она жадно разглядывала жилистого человека с грубым лицом, которое рассекал длинный, огненно-красный шрам.
- Пошла к черту, - проворчал Легионер одной стороной рта.
Девица подняла крик. Она была смертельно оскорблена. Юный верзила бросился к табурету Легионера. Потянулся к горлу невысокого солдата, но в следующий миг оказался на полу. Пинок в лицо, смертоносный удар по гортани. И вновь тишина. Легионер сел и попросил еще водки. Дора подала знак швейцару, здоровенному бельгийцу. Он взял безжизненное тело, словно большой мешок муки, и вынес в дверь. Дальше его переправляли куда-нибудь подальше от "Урагана" уже другие.
Девица подверглась основательной порке в комнатке за кухней. Криков ее не было слышно. На голову ей было наброшено грязное одеяло, как и многим другим женщинам, которых здесь жестоко наказывали. Одеяло заглушало крики. Экзекуцию проводил помощник Доры, бывший сводник, положив девицу на стол, предназначенный специально для этой цели. Бил он ее короткой казачьей нагайкой, давно купленной у эсэсовца, продававшего две. Одну купил Эвальд. Другую - полицейский сыщик, чтобы с ее помощью получать признания.
Во всех других отношениях этот полицейский был безукоризненным. Но вот признаний получал мало. Начальники его между собой поговаривали, что ему было бы очень полезно отправиться в Россию. Потому он и купил нагайку. И сразу же получил повышение. Теперь безукоризненным он не был, но признаний получал много. Диктатуре безукоризненные люди ни к чему. Ей нужны результаты.
Эвальд выпорол девицу дважды. Потом переспал с ней. Те, кто знал его, говорили, что он всегда поступал так.
На другой день девица снова явилась на работу в заведение Доры. Она клала в карман тридцать пять процентов заработка. И больше уже не приглашала Легионера потанцевать.
Рядом с Легионером сели две дамы. Хорошо одетые, надменные, не заурядные посетительницы кабаков. Одна быстро окинула Легионера взглядом. Забросила ногу на ногу, и подол задрался выше колена. Из-под него слегка выглядывала белая нижняя юбка. Дамы пили шампанское. Заказали самое лучшее. Легионер прикурил от окурка очередную сигарету и покосился на шампанское. Указав на полный бокал, спросил:
- Chateauneuf, est-il le meilleur?
Дамы сделали вид, что не слышали.
С искаженным высокомерием и предвкушением победы лицом Легионер подался к брюнетке, которую подруга называла Лизой. Подругу же звали Гизела.
- Может, трахнемся за сотню марок?