- Подберем такой, чтобы сработал тогда, когда тебе, дорогой, нужно... Возьми в напарники - друга не подведу. Тамадой буду.
- Немецкий знаешь?
- Кому нужен этот немецкий? Я грузинский знаю...
- Извини, Реваз, но они по-грузински ни бум-бум...
Хотя Усольцеву уже приходилось иметь дело с минами, но наставления лейтенанта Рухадзе оказались весьма полезными. Реваз научил его обращаться с механизмом времени, ибо в предстоящем рейде в казино успех дела решит точность, которая будет измеряться минутами и даже секундами.
Усольцев просил две мины, но Рухадзе положил в вещмешок гостя и третью.
- Для хорошего человека не жалко. - И снова Реваз вспомнил свою бабушку, которая всегда учила его быть щедрым.
- Благодарствую за дар и науку, - сказал на прощанье Усольцев. - Не забуду твою доброту, Реваз!
- Отвоюемся - приезжай в Кобулети, - обнял Емельяна Реваз. - Спросишь, где живет Илларион Рухадзе - это мой отец, - и тебе укажут улочку у самого Черного моря. Дорогим гостем будешь...
- Дожить бы! - вздохнул Усольцев.
- Не надо вздыхать, дорогой, в гости же идешь, - улыбнулся Реваз, имея в виду предстоящий боевой поход Усольцева с миной в портфеле. - И с каким подарком!
- Передам гостинец персонально от лейтенанта Рухадзе.
- Пусть знают мою доброту...
Оба весело рассмеялись.
В казино готовились к торжественной гулянке. Об этом стало известно товарищу Антону и Усольцеву.
- Будут отмечать десятилетие гренадерского батальона, - сообщила Яна. - В казино наводится лоск. Ожидается приезд какого-то начальства из самого Берлина. А из варшавского варьете на увеселительный вечер прибудут певички и танцовщицы.
- Ну, погодите, фрицы! - вырвалось у Емельяна. - Хоть вы нас не приглашаете, мы явимся. С подарочками...
- Полную машину вина и шнапса привезли, - продолжала Яна. - Мальвина видела, как выгружали.
- Яна, скажите: как они пьют? - поинтересовался Виктор Лукич. - Быстро ли пьянеют?
- О, фужерами. Пьют и курят. Через час примерно лыка не вяжут.
- Это важно, - сказал секретарь райкома. - Значит, заявляться в казино надо не сразу с вечера, а погодя. Понял, Емельян?
- Точно, - ответил Усольцев.
- А в местечке как? - снова обратился к Яне Виктор Лукич.
- Вчера облава была. Все дома прочесали. Многих гестаповцы посадили в машины и куда-то увезли. Троих - одну молодую девушку и двух мужчин - повесили в городском саду. Каждому на грудь прикрепили надпись: "За связь с партизанами". Невыносимо страшно стало жить...
- Во паразиты! - негодовал Усольцев.
- Знаете, что еще сказала Мальвина: будто этот батальон надолго у нас не задержится. Как выполнит задачу, переедет на новое место.
- А задача у него какая?
- Не знаю. Мальвина тоже не знает.
- Карательная, конечно, - вставил Усольцев. - Против партизан.
- Скорее всего, - поддержал Виктор Лукич.
- Упредить надо, товарищ Антон, - решительно произнес Усольцев.
К операции готовились больше недели. Сам товарищ Антон подключился к этой работе. Каждую деталь предстоящего посещения подпольщиками казино "прокручивали" многократно. Спорили, прикидывали, строили догадки и предположения - было над чем поразмыслить.
Главное, нашли напарника Усольцеву, о котором сам Емельян сказал так: "Немец" что надо!". А это был обыкновенный белорус, подпольщик, который превосходно владел немецким языком и знал до тонкостей все манеры и повадки тех, с кем вот уже пять месяцев каждодневно имел дело: он был переводчиком в Бобруйской фельдкомендатуре. "Раздобыл" его брат Яны Эрих, который знаком был с Денисом Кулешевским с институтских времен, друг друга часто навещали, и даже с приходом немцев их встречи, хотя и редкие, не прекращались.
Это товарищ Антон, когда возник вопрос о напарнике для Усольцева, спросил у Яны: нет ли у нее, Мальвины или брата надежного человека, знающего немецкий язык, который бы мог быстро выполнить одно весьма важное задание. Яна с таким же вопросом обратилась к Мальвине и Эриху. Эрих сразу ответил: "Есть такой!".
И вот Денис Кулешевский уже несколько дней гостил у Эриха и встретился с товарищем Антоном и Усольцевым. Начальство фельдкомендатуры отпустило его по уважительной версии: надо побывать у тяжелобольного дяди.
Кулешевский давно мечтал о горячем деле. До сих пор в своей подпольной организации он выполнял лишь разведывательные задачи, но не представлялась возможность собственными руками убить хотя бы одного немца. И он благодарил судьбу за то, что такой случай представился, ибо насмотрелся столько фашистской мерзости, что только его личный удар по врагу мог в какой-то степени успокоить душу. Конечно, работа в фельдкомендатуре на виду у всех изнуряла Дениса, порой подкашивала так, что хотелось волком выть. Ведь не единожды видел он косые взгляды знакомых, слышал злой шепот в свой адрес: "Холуй!". Но со скрежетом зубовным терпел, успокаивали товарищи, и он сам понимал, что так надо. Все надеялся: придет время, и он сполна рассчитается с истязателями... И вот оно нежданно-негаданно пришло...
Денис был старше Усольцева на восемь лет, однако в армии никогда не служил - страдал близорукостью, оружием пользоваться почти не умел. Но зато манеры немецких офицеров, их повадки и поведение ему до тонкостей были известны. Именно такой человек годился в напарники Усольцеву.
Они сошлись будто старые приятели и сразу сдружились. Даже внешне они чем-то походили друг на друга: оба одного роста, плечисты.
- Вы як браты, - говорил им дед Сымон, в чьей избе в основном и проходила подготовка подпольщиков к вылазке в казино. Только не нравилось ему, когда они надевали на себя мундиры немецких офицеров. Но они просили его потерпеть, ибо в таком виде им сподручнее было "проигрывать" кое-какие приемы своих предстоящих действий в казино. Дед Сымон, хотя и не был посвящен в тайны своих постояльцев, но сердцем чуял, что к чему-то важному готовятся они, и поэтому нет-нет да и скажет Марыле:
- Штось хитрое удумали... Ущучат яны германца... Хлопцы справные...
Марыля, прикладывая палец к губам, шептала:
- Мовчите, тату!
А Денис с Емельяном отрабатывали сцену опьянения. Для Усольцева, не знавшего немецкого, самое подходящее состояние, как они оба считали, изображать солидно охмелевшего офицера. В таком виде можно и без разговоров обойтись, как иной пьяный поступает: молчит или в лучшем случае нечленораздельно мычит.
- Мычать даже по-немецки я могу, - уверял Емельян и демонстрировал Денису свою застольную версию.
Денису предписывалась иная роль: он трезв, поэтому опекает друга и берет на себя общение с окружающими.
Так шаг за шагом устранялись сомнения и вырабатывалась линия поведения подпольщиков в казино, где они договорились находиться всего двадцать минут. За это время надо суметь поставить под столы в разных местах зала два портфеля с минами. И, конечно, удалиться...
- А если? - Усольцев посмотрел Денису в глаза.
- Разоблачат?
- Такой вариант не исключен.
- Конечно, - согласился Кулешевский. - Не на званый ужин к теще идем.
- Вот именно, - решительно произнес Усольцев.
- Тогда жмись ко мне... У меня в кармане граната... Живыми не дадимся! - и, помолчав немного, спросил:
- Ты готов на такое? Говори честно.
- Лишний вопрос, Емельян. Раз я здесь, значит, все обдумано и взвешено... Только уж, пожалуйста, помощнее гранату подбери, чтоб побольше фрицев-садистов на тот свет унесло... Как я их ненавижу!
- Да ты, Денис, как я понимаю, бесстрашный.
- Бесстрашный? А есть ли такие?
- Называют же иных бесстрашными, значит, они есть.
- Если есть, то это ты, Емельян. А я лишь пристроившийся к тебе.
- Брось... Но насчет бесстрашия я вот что скажу. Нет таких в природе людей, которые бы страху не имели. Умирать кому охота? Значит, есть страх. Но против страха имеется испытанное лекарство.
- Даже лекарство?
- Да-да. Это ненависть к врагу. У меня перед каждой встречей с ним какая-то изморозь по телу пробегает. Но стоит мне увидеть фашиста, и такое состояние мигом улетучивается. На смену страху приходит злость, а за ней и уверенность в победе. Вот и сейчас, представь себе, иду вроде в пекло, а страха и в помине нет.
- Ты прав, Емельян, святая месть рождает мужество, а оно сокрушает страх.
- Это ты хорошо сказал.
- Сказал, потому что сам готов теперь пойти в огонь и воду ради истребления коричневой чумы.
Емельян и раньше хотел спросить Дениса: как живется ему, как чувствует он себя, находясь постоянно в близости с врагами? Какое терпение и выдержку надо иметь, чтобы и виду не показать, что ты их презираешь.
- Терплю, друг. Маюсь, порой даже по ночам плачу, но терплю. - По лицу Дениса побежали страдальческие тени.
- Плачешь?
- Честно - плачу... Недавно я увидел такое... - Денис смолк: так спазм сдавил горло, что он не мог и слова больше сказать. Емельян, зачерпнув из ведра воды, поднес напарнику кружку. Кулешевский сделал несколько глотков, вытер платком лицо, тихо сказал:
- Извини, друг... Вспомнил... Снова увидел все наяву.
- Что? Можешь сказать?
- Конечно... Сейчас... Еще воды попью...
В сенях скрипнула дверь. В избу вошли дед Сымон и Марыля.
- Вечерять пора, - сказал дед Сымон и снял с себя кожушок. - Мороз жме...
- Присядьте, дед Сымон, - предложил Емельян.
- Денис нам что-то расскажет.
- Невеселая история, - тихо произнес Денис.
- Теперича, братка, кругом беда. - Дед Сымон присел к столу. - Не до веселья...