- Не полагается "герр хауптману" пешим да еще с чемоданом.
- А как прикажешь? "Мерседес"-то тю-тю... Вперед, Янка!.. Идешь направляющим.
Рассвет они встретили в дубраве. Кругом стояли толстенные дубы, каждый из которых, как сказал Янка, в три обхвата. Такую рощу Емельян никогда не видел.
- Летом здесь рай. - Янка присел на заснеженный пень. - Мы за грибами сюда часто приходили.
- За какими? - Емельян тоже сел передохнуть.
- Дубовик тут растет.
- Не знаю. На Урале не встречал.
- Дубовик - добрый гриб. Похож на белый. И вкусный. Люблю суп из сушеного дубовика.
- Угостил бы.
- Сам вкус потерял... Не стало мамы - и грибной запах из дома улетучился... Молодой померла... Сорока еще не было. Рак нашли у нее. Поехала она в Киев, там у нее братья жили, на операцию. Всю зиму там пробыла, к весне должна была приехать, но прислала письмо, что еще на месяц задерживается... И аисты тоже не прилетели.
- Какие аисты? - спросил Усольцев.
- На крыше нашего дома батька колесо примостил, и к нам каждую весну аисты прилетали. С холодами улетали, а весной они же возвращались. И вот в ту весну, когда мама была в Киеве, не прилетели аисты. А это плохая примета: быть беде... На селе говорили: не возвернется Анна. Анна - это моя мама. А она возьми да вернись... Приехала к концу лета. Как раз жито созрело. Мама с серпом в поле. Жала в охотку. До самого темна спины не разгибала. И, видать, надорвалась... Захворала и слегла... Снова мы ее отправили в Киев... Больше оттуда не возвернулась. Померла... Выходит, аисты предчувствовали беду в нашем доме, потому и не прилетели. С того времени так и пустует их гнездо на нашей крыше... Батя каждую весну ждет аистов, но они все мимо нас пролетают... Вот такая невеселая быль...
От дубовой рощи пошли совсем тихо: за ночь устали, да и дорога была засыпана снегом, что не разгонишься.
Но до Гати добрались благополучно, никому на глаза не попались, а ведь могли натолкнуться и на неприятности: пульнул бы кто-нибудь в "герр хуаптмана" - и крышка. Однако обошлось.
Первым увидел пришельцев, появившихся на деревенской улице, дед Сымон, разгребавший у калитки снег, и тут же шмыгнул в хату.
- Германец по селу ходить... Хутчей вставай, Марыля! Бежи к Змитраку. Хай хавае сваи справы.
Марыля быстренько вскочила с постели, натянула кофточку с юбкой, сунула ноги в сапоги и, накинув на себя кожух, выбежала во двор. У распахнутой калитки уже стоял Янка, а позади него Емельян.
- День добры, Марыля! - поздоровался Янка.
- Добры... день, - дрогнувшим голосом произнесла Марыля.
- Не познала? - спросил Янка и рассмеялся. - Это ж мы... Вот ваш постоялец Емельян Степанович.
Усольцев подошел поближе и поздоровался с Марылей. Она продолжала настороженно смотреть на Емельяна.
- Чаму ж вы у ихней одеже? - несмело спросила Марыля.
- Так случилось... В дом пустите?
- Кали ласка, - сказала Марыля и первой пошла в хату. - Тату, это ж наш Емельян!
- Бачу, - сказал дед Сымон. - А я думав... Ну да ничего... Слава Богу, жив и, кажись, здоров. А што у германской шанели, то ваша справа. Так, мабудь, треба... Марыля, вари бульбу. Неси молоко... Снедать пора.
- Любимая весть, как скажут, что пора есть. Открывай, Янка, французское. Угостим деда Сымона и Марылю.
- Это можно, - Янка выставил на стол длинную, как кегля, бутылку и, когда все сели, налил кому в кружку, кому в стакан.
- Давненько ничего не пивал, - разгладил бородку дед Сымон и хлебнул из кружки. Видно, не понравилось ему сухое французское вино, скривился, сморщился, словно принял горькое лекарство, - аж внутрях скрябе, будь яно неладно...
- Ваша правда, - поддержал деда Емельян. - А Европа пьет...
- Хай пье та Европа... Нам ихня кислятина ни к чаму... Молочка отведайте...
После завтрака и короткого сна Усольцев и Гук встретились с товарищем Антоном, которому обстоятельно доложили о проведенной операции.
- Значит, троих убрали? - спросил Виктор Лукич.
- И автомобиль?
- Так точно! - ответил Усольцев.
- А в чемодане что?
- Мундир, сапоги, белье, альбом с фотографиями и карта Белоруссии и Смоленщины, - доложил Усольцев.
- А в кошелке пять бутылок французского вина, - добавил Гук. - И автомат.
- Еще два пистолета: один при капитане был, другой - в чемодане. И сотня патронов к ним.
- Все сгодится! - одобрил товарищ Антон. - Молодцы! Полагалось бы вам отдых устроить, но некогда - листовка созрела. Змитрок превосходный текст сочинил, а Поликарп Петрович уже набирает. Сегодня же надо вам ее отпечатать.
- О чем листовка? - поинтересовался Усольцев.
- О возмездии. О том, что злодейство карателей-оккупантов и полицаев не останется безнаказанным. В листовке рассказано о партизанском суде над Баглеем, о справедливой каре, постигшей полицая Гнидюка, и приведен самый свежий факт: на днях в деревне Касаричи подпольщики поймали немца-насильника и его сподручного полицая и тоже расстреляли.
- Веские факты!
- А Щербака помните? - спросил Виктор Лукич.
- Вы ж его в плен взяли.
- Конечно, помню. А с ним что?
- Мы о нем тоже в листовке написали как о человеке, вставшем на честный путь. Только случилась беда, его убили, погиб в бою с немцами-карателями.
- Когда был тот бой? - спросил Усольцев.
- Три дня тому назад. Сначала немецкие бомбардировщики сбросили десятка два бомб на партизанский лагерь, потом до батальона пехоты с артиллерией атаковали наш отряд. Бой был тяжелый и длился шесть часов.
Нашим пришлось отступить и сменить место дислокации... Потери есть. Тяжело ранен комиссар отряда.
- Политрук Марголин?
- Он... Когда на левом фланге обороны создалась угроза прорыва немцев в наши тылы, комиссар Марголин бросился на тот опасный участок и сумел организовать отражение наступления противника. Но самого настигла пуля... В грудь... Сделали операцию. Жив пока.
- А Олеся, дочурка его, где? Она с ним была?
- Не могу сказать. Не знаю.
- Вот горе-то! Мать погибла... Теперь отец... в беду попал... Мне бы в отряд, а? Проведать надо... Заодно и мину соорудить.
- Для чего мины?
- Про казино-то забыли?
- Ничуть. Мы даже на бюро обсудили этот вопрос.
- Ну и как бюро?
- Единогласно - за! Так вот, отпечатаете листовку и вплотную беритесь за казино. А если в отряд нужно - поедете! Договорились?
- Вполне! - с настроением произнес Емельян и расстался с Виктором Лукичом. Именно в эту минуту Усольцев каким-то особым внутренним чувством ощутил близость к товарищу Антону и готов был в любой час подставить свое плечо, чтобы хоть как-то облегчить судьбу подпольного партийного секретаря. А как это сделать? Вопрос, наверно, странный. Фашистов надо больше убивать - вот и все! И тогда легче будет и товарищу Антону, и всей Белоруссии.
Вечером в типографии появилась Яна. Усольцев, пристально посмотрел ей в глаза: все ли в порядке? Яна, как и прежде, весело рассказала всем о гулянках в казино, о господах офицерах, но ни словом не обмолвилась о том, что ей пришлось пережить прошлой ночью в соседской квартире, когда ее учитель-печатник и Янка покончили с "герр хауптманом". Она уже приучена была ничего никому не рассказывать лишнего. Яна же не знала, что до ее прихода сам Усольцев по настоянию Змитрока уже обо всем доложил. Вот почему она удивилась, когда Поликарп Петрович, подойдя к ней, вдруг поцеловал ее руку и сказал:
- Я восхищаюсь вами, милая Яна!
А Змитрок, весь сияя, воскликнул:
- Гордитесь, Поликарп Петрович! Вы трудитесь в окружении героев!
- О чем вы? - смутилась Яна.
- Они все знают про прошлую ночь и "герр хауптмана", - пояснил Усольцев.
- А-а, вот оно что! - воскликнула Яна. - Но я-то при чем? Аплодисменты полагаются Емельяну Степановичу и Янке. Я лишь свидетель...
- Ладно, Яночка, славой потом делиться будем, - Усольцев решил перевести разговор в деловую плоскость. - Что дома? Мама с папой ничего не спрашивали?
- Ни словечка.
- А брат? Мальвина?
- Брат только спросил: "Почему у соседей в полночь огонь горел?". Я ответила, что так надо было и ничего дурного, мол, не случилось. Он и успокоился. А Мальвина кое о чем догадывалась, она хитрая. Спросила: "Хауптман капут?". Я подтвердила. Тогда она захлопала в ладошки и поцеловала меня.
- Фашисты не ищут пропажу? Вы ничего не заметили?
- Точно не могу сказать. Пока шума не слыхать. Но новость есть. Мальвина говорила, что будто бы ожидается прибытие новой части карателей, какого-то гренадерского батальона. Кроме ортскомендатуры, появилась фельдкомендатура. Оттуда приходили в казино и велели в пустующую комнату поставить столы. Значит, посетителей прибавится.
- Важная новость, - произнес Усольцев и попросил Яну немедленно сообщить все товарищу Антону.
- Вот о ком надо сочинять листовки! - торжественно произнес Костюкевич. - А мы пишем о мерзавцах полицаях.
- Вам, Змитрок, и карты в руки, - подал голос из-за реала Поликарп Петрович. - Роман надо писать, обязательно роман. И чтоб наша Яночка была главной героиней.
- На роман таланта не хватает, но очерк, коль жив буду, накатаю, - обещал Змитрок.
- Когда еще будет очерк, вы лучше почитайте листовку, - попросил Костюкевича Усольцев.
- Так она же на белорусском.
- Я пойму. Но вы все-таки постарайтесь перевести.