Уже солнце проникло в хату, а Надя все рассказывала шепотком о пережитом, об увиденном за последние несколько дней, о минских пожарах, о страшной дороге, о переправе.
Астап тяжело вздохнул и, взглянув на спавшего ребенка, тихо проговорил:
- Снова сиротами усеется земля…
Замолчали. Только слышно было тяжелое дыхание больного. В окна ласково смотрело утреннее солнце. Щебетали под крышей ласточки, гудели пчелы за стеной. Стекла окон вдруг жалобно задребезжали, и гулкие удары далеких взрывов прокатились один за другим, слегка сотрясая стены хаты.
- Видно, депо взрывают. С часа на час ждали, пока вывезут все… Вывезли ли только? - проговорил Астап. Он поднялся со скамейки, расправил плечи, будто сбрасывая с них всю тяжесть этой ночи, и продолжал, ни к кому не обращаясь: - Жить ведь как-то нужно. И будем жить, холера их матери! Пилипчик! Неси, что там есть у нас. Людям давно пора завтракать. А ты, дочка, не горюй, о депо очень не думай.
- А бросьте вы, папа…- И Надя покраснела. Она действительно думала о депо.
10
Из-за реки били немецкие минометы. Но мины не достигали станции, депо. Они рвались где-то на тупиках, на подъездных путях к мосту, который дня два тому назад был взорван и лежал искореженной грудой металла в воде. Пенистыми водоворотами бурлила река, бессильно стараясь смести со своего пути неожиданную помеху. С левого берега изредка били пулеметы: последние красноармейские части сдерживали бешеный натиск немцев, стремившихся переправиться на тот берег.
Рабочие торопливо работали в депо, грузили на открытые платформы все, что можно было взять, сдвинуть с места человеческими руками. Тут же возле более тяжелых станков хлопотали саперы, делали свое дело. Начальник депо Заслонов, на ходу вытирая паклей руки и движением головы отбрасывая со лба потные пряди волос, успевал везде. Он делал короткие замечания рабочим, советовался с саперами.
- Смотрите, чтоб электростанцию не оставить. Разбирать некогда, минируйте!
Рабочие работали молча, изредка перебрасываясь скупыми словами. И от каждого слова щемило сердце, наполнялось черной тоской.
Кто-то тяжело вздохнул. Кто-то облегчил душу замысловатым ругательством.
И на какое-то мгновение все заулыбались.
- Шевелись, шевелись, хлопцы, время бежит!
Сквозь перестук инструментов слышно было, как настороженно и не в лад попыхивают паром два маневровых паровозика, прицепленных к десятку открытых платформ. Вдруг передний дал пронзительный гудок и гудел, гудел, с короткими перерывами.
- Воздух!
- Разойдись, хлопцы, не собирайтесь в кучи! - приказал начальник депо и вышел на пути. В ясном утреннем небе гудели самолеты. Их было десятка два, а то и больше. Они кружились над рекой, над прибрежными лугами, неотвратимо приближаясь к станции. Характерный гул моторов, тяжелый, прерывистый, наполнял воздух, звенели широкие стекла окон депо, и слегка бренчало белое матовое стекло в стрелочном фонаре.
Паровозы уже молчали. Затихла стрельба на берегу. Каждый, кто стоял на путях, словно ощущал биение сердца соседа. К Заслонову подошел машинист, тихо спросил:
- Как быть, товарищ начальник?
- Оттащите платформы на выходной, подальше от депо!
- Есть, товарищ начальник!
Тихо звякнув буферами, поезд двинулся к выходным стрелкам.
- Не собирайтесь, не собирайтесь, хлопцы! Подавайтесь лучше в межпутье, в канавы.
И тут заметили, как от переднего самолета отделилось несколько темных точек. Спустя три-четыре секунды эти точки превратились в белые пятна и повисли в воздухе, становясь все крупнее и крупнее и явно приближаясь к земле. Такие же белые пятна появились под другими самолетами.
- Десант!
- На поезд! Быстрей, быстрей! - скомандовал рабочим Заслонов. Резко зазвенел телефон в депо. Оттуда выбежал лейтенант - командир саперов, отвел Заслонова в сторону.
- Товарищ начальник, кончаем дело. Звонили из командного пункта, заслон наш отходит, приказывают - и вам и мне - немедленно покинуть депо, чтобы не noпасть в западню.
Заслонов видел, как по дороге за станцией прошло несколько грузовиков - отходила последняя красноармейская часть. Уже видно было, как в двух километрах от станции бежали к ней редкие фигурки в зеленых мундирах. Их становилось все больше и больше.
Последние рабочие и саперы быстро пробежали к поезду. Только лейтенант возился еще возле шнуров, протянувшихся белыми нитками к депо, к водоразборной колонке, к водокачке. Но и он быстро догнал Заслонова, и они вдвоем, махнув рукой машинисту, вскочили на подножку задней платформы.
Лязгая буферами, поезд сдвинулся с места, увеличивая скорость.
- Ложитесь! - дал команду сапер, и все приникли за ящиками с инструментами, за мешками с песком, сваленными вдоль бортов платформы.
Заслонов глянул назад. Какая-то тень мелькнула возле водокачки и тут же исчезла.
- Кого там черт носит, смерти ищет! Оглушительные взрывы один за другим всколыхнули воздух, сизые клубы дыма тяжело повисли над депо, над путями. Медленно опускались, таяли черные веера пыли,
- А водокачка, водокачка?! - невольно вскрикнул Заслонов. На нее смотрели все, ожидая, что она вот-вот окутается сизым дымом, пошатнется, переломится пополам… Но она стояла и становилась все меньше и меньше,- натужно пыхтели паровозики, набирая самую большую скорость, будто наскучило им десятки лет медленно сновать на запасных путях, и они выпрямили свои простуженные, смазанные мазутом плечи, впервые вырвавшись в такую далекую и бесконечную дорогу.
А по обеим сторонам железной дороги, просеками, большаками шли и ехали многочисленные группы людей. Шли и оглядывались назад, на черные клубы дыма, которые темной бесконечной тучей тянулись по ясному небу.
Заслонов думал о водокачке. О ней думал и лейтенант-сапер. Высказал свои мысли вслух:
- Черт его знает… Все было сделано как полагается. Может быть, шнур неисправный? Так нет… На всякий случай был и второй проложен…
И они смолкли, прислушиваясь к дробному перестуку колес, к ровному стремительному бегу паровозов.
Неотвязная мысль о водокачке не давала Заслонову покоя.
11
Когда последний грузовик, дав полный газ, рванул от райкомовского крыльца и почти мгновенно исчез за поворотом, Клопиков осторожно, не спеша приоткрыл дверь. Высунув кончик носа, он посмотрел в оба конца улицы и, довольно хмыкнув, медленно переступил порог. Было уже не рано. Сильно пригревало солнце, обещая жаркий день. Напротив, возле райкомовского дома, стояли в задумчивой дреме пропыленные каштаны. Кругом ни души, ни звука. Только чирикали у крыльца неугомонные воробьи, копались в пыли куры. Старый петух высокомерно посматривал на воробьиную суету, потом вдруг, задрав клюв, хлопнул раза два крыльями, будто вспомнив о чем-то важном и неотложном. И так же внезапно притих. Или его одолела жара, или он заметил важную фигуру Клопикова, который медленно двигался через улицу.
- Кыш вы! - замахнулся тот палкой, и храбрый петух сразу нырнул под забор, озабоченно скликая свою пеструю компанию.
Клопиков постоял возле крыльца, ковыряя палкой обрывки газет, бумаг, осколки разбитого графина. Поднял с земли выщербленное блюдце, внимательно прочитал фабричную марку. Заглянул в одно окно, в другое. Стены без портретов, без плакатов выглядели пустыми, неуютными. Неуютными стали комнаты, хотя мебель была вся на месте, даже коврик виден был из-под кучи разного бумажного мусора.
- Коврик хороший…
Клопиков бросил еще взгляд на стеклянный шкаф, на кушетку, на пару новых столов. По-хозяйски прикрыл ставни, запер дверь - ключ торчал в замке,- видно, забыли о нем,- и, оглянувшись еще раз в оба конца улицы, двинулся в свою лавку. Хотел было принести лестницу, чтобы снять полинявшую вывеску, но раздумал,
- Так оно лучше…
Аккуратно закрыв дверь, долго копался за прилавком, где свален был разный хлам: покореженные самовары, позеленевшие кастрюли, погнутые подсвечники, стоптанные ботинки, дырявые галоши и разное другое добро, давно изъятое по старости из человеческого употребления. Клопиков перекладывал его с места на место, сортировал, прикидывал на глаз его стоимость.
- Пожива слабая…
Немного утешился, подсчитав ящики мыла, мешки с солью и другие товары, предназначенные в обмен на утиль.
Нечто похожее на улыбку едва обозначилось на щетинистом блеклом лице, когда подвел все итоги, подсчитал все до последнего куска мыла.
- На обзаведение должно хватить…
Горькая зеленоватая пыль щекотала ноздри. То и дело чихая, говорил сам с собой:
- К счастью, Орест Адамович! К перемене жизни, уважаемый товарищ Клопиков… Гм….. товарищ… Товарищ Клопиков…
Клопиков не совсем был доволен своей фамилией - еще в прежнее старое время, когда приходилось ему часто менять место службы - официанта или лакея,- каждый новый хозяин считал необходимым презрительно бросить, когда брал у него паспорт:
- И фамилия же у тебя, брат! С такой фамилией, милый, только в бане служить.
- Вы, сударь, не беспокойтесь! Осмелюсь доложить: иная фамилия - один только обман, очень даже просто… К примеру сказать: у господина предводителя дворянства в услужении был Фиалкин, лакей… От одной фамилии все дамы приходили в восторг и все только к нему: Фиалкин, Фиалкин… Мне того… Мне этого… душечка…