* * *
Кочеванов видел в порту Ирину вместе с матерью Яна и не решился подойти к ним. "К чему? Всё узнают и без меня".
Он прошел стороной, выбрался за ворота и в трамвае поехал домой.
Комната, пустовавшая больше месяца, встретила его прохладой и каким-то незнакомым запахом. Взгляд Кирилла наткнулся на будильник. Стрелки показывали без семи минут шесть. Он прислушался. Часы тикали.
"Ходят", - удивился боксер. Он попробовал завести будильник - пружина не поддавалась. "Странно, у меня кто-то был. Но каким образом? Дверь ведь была заперта. Вот чудеса!"
Кочеванов внимательно оглядел свое жилье. Комната была прибранной: паркетный пол блестел, у постели лежал новый коврик, на столе пестрела скатерть, и на ней стояла ваза со свежими цветами. Чьи-то заботливые руки основательно потрудились.
Кто же здесь был? Не райкомовские ли ребята? Кирилл заглянул в ящик стола. Запасной ключ лежал на месте. Чистая фантастика!
Недоумевая, подошел к окну. Задвижка оказалась поднятой. "Вот откуда можно попасть ко мне. Не Ирина ли хозяйничала? Неужели ходила по крыше? Ну и сорванец!"
Кирилл распахнул створки окна, взглянул на мансарду противоположной стороны дома. У Ирины открыта была только форточка. В окне белела ажурная занавесь.
"К Ширвисам поехала, - решил он. - Она уже знакома с родителями Яна. Неужели у них что-нибудь серьезное? - От одной только мысли о том, что он может потерять ее, у Кирилла защемило внутри. - Ого! Не любовь ли это? Тогда чего же я жду? Не встречу ли других лучше, красивее ее? Наверное, найдутся и такие, но разве они заменят Ирину?"
Так размышляя, он снял с себя дорожную одежду, надел мягкий тренировочный костюм и прилег на постель отдохнуть.
Приятно было после долгих и утомительных странствий полежать в тиши своей комнаты.
"Чем же я займусь в оставшиеся каникулярные дни? - думал он. - Денег у меня немного. Может, пойти в порт и наняться грузчиком? Неплохая тренировка для мышц и ног… и заработать можно. Но эго уводит от цели. Лучше было бы продолжить занятия в аэроклубе. Многие парашютисты уже сами поднимаются в воздух на ПО-2. Неужели я бездарней? Мне же Ирина может помочь. Идея! Вот тема для серьезного разговора с ней. Чудесно будет, если еще до училища я научусь летать. Сегодня же надо повидать ее…"
* * *
Ирина вернулась от Бетти Ояровны расстроенной. Гарибан, провожая ее, так надоедал своими настойчивыми советами, что она в конце концов сказала:
- С Яном разберутся и без меня. Почему я должна вмешиваться, когда толком ничего не знаю?
- Вам, как невесте, скорей поверят.
- Я никогда не была его невестой.
- Странно. А я был уверен, что вы для него настоящий друг. Стоит человеку попасть в беду, как все от него отворачиваются.
- Знаете что, - вдруг рассердилась Ирина, - я не люблю, когда меня подозревают в подлости. Не утруждайте себя - дойду домой одна..
Не подав Гарибану руки, она ускорила шаг. Он нагнал ее:
- Ирина Михайловна, не сердитесь… Я ведь не со зла. Мной руководит гуманное желание помочь, сделать доброе дело.
- У меня же нет никаких прав вмешиваться в дела боксеров.
- Вы бы могли выступить в роли свидетельницы. Но не будем больше об этом. Меня ведь интересует и ваша судьба, Ирина Михайловна. Почему вы вдруг забросили спорт, тренировки?
- А я не забросила, с чего вы взяли? Готовлюсь к высотным полетам.
- Зачем? У вас же хорошо идет бег, прыжки. Если позволите всерьез заняться вами - гарантирую, через полгода будете мастером спорта.
Ирине было неловко за Гарибана.
- Это слишком высокое для меня звание, - холодно сказала она и, увидев на остановке свой трамвай, торопливо попрощалась и уехала домой.
Еще на улице, изнывая от духоты, Ирина заметила, что над городом собираются грозовые тучи. Поднявшись к себе на мансарду, она распахнула окно, - тучи уже заволокли все небо до самого горизонта зловещей свинцово-фиолетовой завесой. Стало темнеть, словно наступала ночь.
"Ух и сверкнет же сейчас! - подумалось Ирине. Невольно глаза ее наткнулись на раскрытое окно Кочеванова. - Неужели я его так оставила? - встревожилась девушка. - Дождем может залить комнату, надо прикрыть".
Не мешкая, она взобралась на подоконник, вышла на крышу и с обычной легкостью перебралась на противоположную сторону дома.
Прежде чем прикрыть окно, Ирина заглянула в комнату - и чуть не оступилась от неожиданности. Она почему-то решила, что и Кирилл не вернулся, и поэтому была поражена, увидев его спящим.
Осторожно спрыгнув в комнату, Ирина на цыпочках подошла к постели.
Кирилл спал, забавно раскинув руки. Ровное дыхание едва вздымало грудь. От всей его сильной и крепкой фигуры, зарумянившегося лица, чуть запекшегося и по-детски полураскрытого рта веяло чем-то таким родным, что девушке невольно захотелось прильнуть к нему.
- Здравствуй, Медведка, - шепнула она и, пригнувшись, слегка коснулась губами его рта.
У Кирилла дрогнули веки, и на лбу появилась морщинка.
"Сейчас проснётся, - испугалась Ирина. - Еще рассердится, надо уходить".
Но вернуться к себе в комнату ей уже не удалось. По крыше застучали, запрыгали, рассыпаясь жемчужинками, крупные капли дождя. Сверкнула молния, и хлынул такой ливень, что казалось, будто с неба опустилась сплошная завеса.
Гром разбудил Кочеванова, Кирилл приподнял голову и, заметив у окна Ирину, опять принял прежнюю позу. Сквозь полуоткрытые веки он наблюдал за ней.
Гроза Ирину всегда почему-то возбуждала и веселила. А в этот день - особенно. Все было чудесно: и дождь, и гром, и пляски серебристых фонтанчиков На крыше. Казалось, что это не водяные струи, а тысячи легких и тоненьких балерин, одетых в прозрачные ткани, поднявшись на цыпочки, топочут и кружатся по железному скату. Ирина даже улавливала ритм их танца.
Балерины-фонтанчики захватили всю крышу, прыгали на подоконнике. Брызги летели в лицо Ирине.
"Ой, подоконник же мокрый, - спохватилась она. - Сейчас вода польется в комнату".
Прикрыв окно, Ирина вернулась к Кириллу. Она осторожно провела рукой по его волосам, по щеке, Дотронулась пальцами до припухшей губы… И тут произошло неожиданное - Кирилл рывком поднялся и крепко схватил ее за плечи:
- Ага, попалась!
- Да, - ответила Ирина с такой потрясающей покорностью, что ему показалось, будто она сейчас заплачет.
Повинуясь безотчетному чувству, он привлек ее к себе и поцеловал в полураскрытые губы.
Девушка прижалась к нему так, что он почувствовал трепетное тепло ее тела.
Ирине действительно хотелось плакать. Она всем существом чувствовала, как каждая ее жилка, каждая частица тела пробуждалась и тянулась к нему.
В бурной благодарности Ирина вдруг поцеловала его руку. Кирилл растерялся:
- Не смей… не надо…
За окном бушевала гроза, низвергая на город потоки дождя. Частые молнии озаряли комнату, и удары грома сотрясали стены. Но Кирилл и Ирина ничего не видели и не слышали. Счастье их оглушило…
А когда к ним вновь вернулись обычные ощущения, то гроза, уже ворча, уходила прочь и ливень начал стихать, лишь в желобах хлюпала и бурлила вода.
Ирина первая осмелилась поднять глаза и взглянуть на Кирилла. А он, потрясенный и смущенный, сидел опустив голову, не в силах сказать слово.
- Ты сердишься на меня? - спросила она. - Теперь возненавидишь, да? Пусть тебя ничто не тревожит, во всем виновата только я.
- Глупенькая, кто же на тебя сердится? - вдруг заговорил он. - Я просто ошеломлен… и в подсознании тревога: а не погубили ли мы дружбу?
- Нет, ну что ты! - горячо возразила она. - Ты для меня стал еще родней. Кажется, я отдала бы за тебя всю кровь каплю за каплей…
- Понимаешь, я еще не могу определить своего состояния, - перебил он ее. - С тобой мне всегда спокойно и хорошо. Ты не можешь помешать никаким моим делам, а наоборот - если долго отсутствуешь, то тебя недостает мне, я скучаю. Наверное, это и есть любовь. То, что произошло сегодня, я еще никогда не испытывал.
- А я давно поняла, что люблю тебя. Правда, пыталась перебороть, подавить в себе это чувство, но ничего не вышло: всегда ловила себя на том, что ищу твои черты у других. В моем представлении ты лучше всех…
Глава девятнадцатая
Из Норвегии Сомов и Ян возвращались на теплоходе. Владимиру Николаевичу удалось лишь в последнюю минуту достать билеты в четырехместную каюту, в которой уже находились два пассажира - работники торгпредства, побывавшие в Германии.
Торгпредовцы рассказывали, как немцы, подогреваемые действиями и речами Гитлера, усиленно готовятся к войне. Они замечали это на предприятиях, занятых гонкой военной продукции, на улицах, где строем под бой барабанов маршировали штурмовики, в школах и лагерях трудовой повинности.
Владимир Николаевич, заинтересовавшийся жизнью Германии, быстро сдружился с торгпредовцами, а Яну было душно в каюте, он целые дни слонялся по теплоходу. Часами смотрел на крикливых и прожорливых чаек, летевших за кормой, заглядывал на мостик, в салон или лежал в шезлонге на верхней палубе и, закрыв глаза, думал, как ему быть дальше.
Сомов спас Яна от назревавшего скандала: он отдал всю свою валюту на оплату ресторанных счетов и пригрозил спортивным дельцам, если они не отвяжутся, разоблачить их в печати. Но в Ленинграде он, конечно, не пощадит и расскажет все как было. Только бы не отцу. У Яна и мысли не появлялось, что того уже нет в живых. Телеграмму матери он расшифровал по-своему: "Дома горюют оттого, что я не вернулся со всеми".