- Явление последнее! - громко хохотнул Жорка Янокопулло. - Как тебе это нравится? Подумаешь, расквакались!
- Кто? - спросил Петька, плюхаясь на топчан. - Кто расквакался и что мне должно нравиться?
- Да все эти фигли–мигли…
- Он же не в курсе, - сказал Ленька Муратов. - Он сено жевал!
- Ну вас к черту. Петька начал раздеваться. - Шебуршите, как тараканы, а у меня руки болят и спина тоже. Что у вас тут - всеобщее сумасшествие? Или незнакомый клоп укусил?
- Они по–о–пались! - ехидно проблеял из–под одеяла Жорка и задрыгал ногами, отчего оно сбилось ему на голову и он заглох.
- Влипли, - уточнил баском Жан Араюм. - Не повезло, - буркнул Вовка Рогулин.
- Трепачи, - разозлился Иванов. - О чем вы? Кто влип и во что? Ничего не понимаю. Можете вы объяснить по–человечески?
- Юрке Смирнову уже с полчаса у директрисы шею мылят. Говорят, он Юльку из девятого "А" целовал… Кто–то увидел и разболтал. Вот и влип Смирнов. Теперь попробуй вылипни!..
В комнату вошел Володька Новожилов - одноглазый паренек из комнаты старших. Видел он неважно, зато слух имел отменный и хорошо играл на шестиструнной. Вот и сейчас у него в руках была гитара.
- Умолкни, Грек! - сказал он строго, - Не звони, когда не знаешь, в чем дело.
Новожилов прислонился спиной к прохладному железу круглой печки, взял тихий аккорд и запел грустно и чуть слышно:
Луна озарила зеркальные воды…
- Э-эх, темнота! - вздохнул он затем. - Целовались они - это верно. Так у них же любовь! Как у Ромео и Джульетты, только без смертельного исхода… Лю–бовь, - повторил он по слогам нежно и осторожно, будто боялся забыть это слово. - А. вы "ха–ха" да "го–го". Понятия у вас нет!
У Петьки "понятие" было. "Я ведь тоже люблю, - думал он, засыпая, - только мне никогда не приходило в голову попробовать поцеловать ее. Мне всегда было уже хорошо оттого, что она рядом и разговаривает со мной. Наверное, это совсем не обязательно - целовать, когда любишь…"
Прыжок
Осень, как это бывает почти всегда, подкралась незаметно. Зарябил желтый и красный лист в лесу, пожухла трава полевая, поник, запечалился о чем–то седой ковыль в степи. Все чаще поднимались с озер и уходили в потускневшее нёбо окрепшие за лето молодые утиные; стаи - пробовали перед отлетом силу своих крыльев. Ночи стали черней, звезды - меньше и выше.
Но погода стояла хорошая, добрая. В меру прохладная и почти без дождей. Днем небо еще часто бывало синим, пронизанным солнцем, и, подхваченные легкими воздушными потоками, летели над селом, над полями и лесами серебристые паутинки с крохотными, но храбрыми паучками–воздухоплавателями…
В один из таких прохладных ясных дней интернатовцы снова вышли на колхозное поле - копать картошку.
На старых, но крепких еще телегах подвезли лопаты, мешки, корзины да десятка два железных граблей - сгребать после копки картофеля ботву в кучи, чтобы не засорять поле.
Расставив по полю большие плетеные корзины и разобрав лопаты, ребята с шуточками да прибауточками принялись за дело. Мальчишки копали, а девчонки выбирали картофель из земли и бросали его в корзины. Когда корзины наполнялись доверху, их относили на край поля к дороге, где стояли колхозные телеги, и ссыпали картошку в мешки.
- Слава богу, дождя нет, - сказала одна из пожилых баб–возниц. - И копать легче: землица к лопате не липнет, и продукт сухой…
Сначала работали споро, но с каждым часом все реже раздавалась чья–нибудь шутка, все медленнее сгибались и разгибались мальчишечьи и девчоночьи спины. Ладони горели и с трудом держали черенок лопаты. Когда наступило время обеда, все облегченно вздохнули и снова повеселели. Развели два небольших костра (десятка полтора березовых полешек привезли с собой, да и хворосту хватало - лес был совсем рядом) и стали печь картошку…
Эх, жареной бы сейчас, на сливочном маслице! - мечтательно произнес Юрка Талан.
- Ничего, и печеной обойдешься, - пробасил Араюм.
Когда картошка испеклась, ребята позвали воспитательницу, которая доставала из телеги какой–то узел:
- Мария Владимировна, мы вас ждем! I
- Сейчас, мальчики, сейчас! Пока она шла к костру, девчонки расстелили на земле чистые, еще не использованные мешки - и сидеть не грязно, и вместо скатерти сойдет.
В узле, который принесла Мария Владимировна, были хлеб, соль, бутыль конопляного масла и несколько мисок. Хлеб, соль и картошку поделили, масло разлили по мискам, и "пиршество" началось.
Ох, и вкусна же была печеная картошка, которую, прежде чем отправить в рот, разламывали пополам и 1 обмакивали в душистое конопляное масло! j
Хорошо поработав на свежем воздухе, ребята изрядно проголодались и теперь небогатую свою еду уплетали вовсю. С ними вместе обедали две немолодые уже колхозницы.
- От жизнь пошла, - вздохнула одна, - гостей работать заставляем!
- Гости не гости… А что делать? - отозвалась другая. - Мужики воюют, а нам, бабам, хоть разорвись! Немного нас в колхозе–то.
- Да, тяжело вам, - посочувствовала Мария Владимировна. - А за нас вы не переживайте. Мальчишки наши к труду приучены, да и девочки тоже.
- Так–то оно, может, и так. Только тяжко глядеть, как они над бороздой горбатятся. Им бы ищо в игры играть…
- И вовсе мы не горбатимся, - сказал отдохнувший и сытый Петька Иванов. - Это не работа, а одно удовольствие! - совсем расхорохорился он, а у самого противно ныла поясница. - Было бы что копать!
- Петька, - позвал его от соседнего костра Талан. - Иди сюда, дело есть!
Возле второго костра, горевшего неподалеку от первого, собрались почти все мальчишки. Они о чем–то спорили, но негромко, очевидно, чтобы не привлечь внимания Марии Владимировны. На земле сидел Рудька - Лунатик и стаскивал с ног ботинки. Потом он глянул на костер, на ребят и встал.
- Что у вас тут? - спросил, подходя, Петька. - Примерка обуви?
- Тш! - Талан приложил палец к губам. - Марья услышит…
Между тем ребята подбросили в костер охапку хвороста, и пламя, разгораясь, взметнуло вверх длинные языки огня.
- Рудька похвастал, что с завязанными глазами перепрыгнет через костер, - сообщил Талан. - Причем босиком…
- Не дури, Лунатик, - слышались голоса. - Надень хоть ботинки. - Что как не рассчитаешь и в самые уголья угодишь?
- Поджаришься!
Но Рудька только ухмылялся. Он отсчитал от костра десять больших шагов, повернулся к нему лицом, достал из кармана замызганных штанов кусок - оторванной от чего–то холстины и сам завязал себе глаза. Петьке стало как–то не по себе.
- С чего это он представление устраивает?
- Жорка его трусом обозвал, - объяснил Талан, - а Рудька говорит: "Сам ты трус, а если пет - прыгни вслепую через костер". Жорка в ответ: "Прыгай сам, посмотрим, как это у тебя получится!" Ну, того и заело: "Я‑то, - говорит, - прыгну. Глаза завяжу и прыгну. Босиком даже…"
Заметив, что Петька чуть ли не с испугом смотрит на приготовления Рудьки к прыжку, Талан поспешил успокоить товарища:
- Да ты не бойся: сколько шагов он отсчитал, столько и пробежит, потом прыгнет. Видишь, у костра ребята стоят? Если Лунатик и угодит в огонь, его вмиг выдернут…
В это время Рудька размашисто побежал, еще мгновение - и он взметнулся над языками пламени.
- Молодец! - восхищенно вырвалось у Талана, и в тот же миг страшный вопль Рудыкии резанул всех по ушам.
Свалившийся по ту сторону костра Рудька катался по земле, истошно воя.
Ребята бросились к нему. С другой стороны, спотыкаясь о картофельные рядки, спешила перепуганная насмерть, ничего не понимающая Мария Владимировна.
А случилось вот что: благополучно перемахнув через пылающий костер, Рудька, приземляясь, напоролся босой ногой на небрежно брошенные кем–то железные грабли. Острые зубья насквозь пробили ему ступню.
Мария Владимировна и сочувственно охала, и негодовала:
- Глупые мальчишки! Уже ведь большие, а ведете себя, как дети. Тоже мне храбрецы… с завязанными глазами!
Быстро запрягли интернатского мерина Ночку, посадили Рудьку на телегу, и Талан помчал его в амбулаторию.
- После перевязки отвезешь в больницу! - крикнула Мария Владимировна. - Пусть ногу осмотрит хирург! И поскорей возвращайся, работы еще много!
…И снова вонзались в податливую землю лопаты, сгибались и разгибались спины, сыпалась в мешки из корзин картошка.
Костры догорели, и лишь легкие дымки вились над остывающими углями, покрытыми туманным пеплом. Но вскоре заморосил дождь, и дымков не стало.
Петька делает выводы
27 сентября 1944 года наши войска освободили город Таллин, а 13 октября - Ригу.
Теперь каждую неделю ребята переставляли на карте красные флажки - все дальше, на запад…
Близился день Великой Победы.