Вадим Пархоменко - Вдалеке от дома родного стр 15.

Шрифт
Фон

Гори, костер, ярче!

По интернату разнесся слух: самых лучших ребят скоро будут принимать в пионеры.

Мальчишки и девчонки заволновались: кого? Когда? Пионеров среди них было человек одиннадцать–двенадцать, еще "довоенных". А теперь дети подросли, и многие из них перешагнули октябрятский возраст - учились в третьем и четвертом классах.

Слухи оказались правдой. Как–то после ужина Ирина Александровна объявила:

- Завтра у нас торжественный день. Мы все пойдем в рощу и на берегу озера зажжем наш пионерский костер. Многие из вас отличной учебой и хорошей дисциплиной заслужили право быть принятыми в пионеры. - Она назвала с десяток фамилий. Среди них Петька услышал и свою. И необычное волнение охватило его.

На другой день к вечеру, когда солнце уже почти касалось горизонта, Ирина Александровна построила мальчиков и девочек в колонну по три, и они, торжественные и сияющие, зашагали к Становому озеру, в березовую рощу. Впереди, гордый и счастливый от оказанной ему чести, нес знамя Стасик Маркунас. Слева и справа от него шли Тоня Соколова и Фира Шестакина, за ними - остальные пионеры, потом те кому сегодня впервые предстояло надеть красные галстуки. Вот жаль только не было барабана и пионерского горна!

Заходящее солнце червонным багрянцем скользнуло последними лучами по озерной ряби.

Когда пришли в рощу на поляну, что почти рядом с озером, там уже был дядя Коля. Баян его стоял на пеньке, а сам завхоз подкладывал последние сухонькие веточки под хворост и полешки будущего костра…

Смеркалось. Мелькнула и умчалась куда–то озерная чайка. Или другая птица?

- Дядя Коля, зажигай! - крикнула Ирина Александровна.

И костер вспыхнул, затрещал весело, раскидывая нестрашные искорки, взметнул яркое пламя, освещая всю поляну.

- Ур–ра! - закричал было Витька Шилов, но замолк: Ирина Александровна подняла руку, призывая к вниманию.

Когда несколько возбужденные костром, звездным вечером и не совсем обычной обстановкой ребята поутихли, Ирина построила пионеров лицом к костру, шагах в десяти от него, а тех, кто только должен еще был надеть красный галстук, чуть в сторонке, но рядом.

Стасик Маркунас стоял перед всеми и крепко, гордо держал древко с чуть колеблющимся от движения вечернего воздуха алым полотнищем…

Но вот в светлый круг от костра вышла Ирина.

- Будущие пионеры! Верные помощники нашего комсомола, дети, Великого Октября! Повторяйте за мной слова торжественного обещания: "Вступая в ряды пионерской организации, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю:

- не жалеть жизни своей во имя любимой Родины…

- жить, учиться и бороться так, как завещал нам вождь мирового пролетариата - наш дорогой Владимир Ильич Ленин, как учит нас Коммунистическая партия…

- быть всегда честным и верным товарищем, смело стоять за правое дело…"

Дружно вторили пионервожатой мальчишечьи и девчоночьи голоса.

- Пионеры! К борьбе за дело Ленина будьте готовы! - призвала Ирина Александровна.

- Всегда готовы! - зазвенело в ответ. А потом дядя Коля развернул мехи своего баяна. И первой песней была: "Вставай, страна огромная…"

Зарницы

Погода стояла хорошая. В меру жарило, в меру палило, бывало и прохладно. Иногда - тоже в меру - проливались дожди. Поднимались и шли в рост травы в степи; умытые дождем, кучерявились леса и кокетничали яркой зеленью березовые рощи и перелески, а набежит тучка - хмурились озера: Становое, Среднее, Малое. Вот и конопля по солнечным буграм закудрявилась…

Уже несколько дней кружил над краем села великолепный ширококрылый коршун. Чуть в стороне и пониже мелькал иногда, падая к самой земле и снова взмывая ввысь, ястреб - у него были свои взгляды на степь, на село, на живность на земле.

Когда коршун крутым виражом пошел вниз и грозной тенью пронесся по–над самыми избами, чуть не задевая скворешни на длинных шестах, ребята ахнули. Истерично закудахтала в Тарасенковом дворе курица, взвизгнул и со страху шарахнулся рылом в плетень поросячий недоросль. Но никто не пострадал, кроме самого нападающего.

Большая сильная птица в погоне за пропитанием себе и семье задела почти метровым крылом за плетневый кол и упала в нескольких метрах от испуганного поросенка. Упала не на Тарасенков двор, а на интернатский - туда, откуда с восхищением смотрели на нее огольцы, когда она еще гордо парила в небе.

Мишка Бахвал и Петька Иванов вмиг оказались рядом. Осторожно подходили они к грозной птице, которая, гневно подергивая клювастой головой, пыталась встать на свои мощные, заросшие густым пером лапы. Оглушенная, она одним крылом судорожно била оземь, а другое, сломанное, еле вздрагивало.

Коршун был громадный, коричнево–серый, с крупной белой искоркой в перьях. А совсем недавно, когда парил в синеве высокого ясного неба, он казался черным…

Петька снял с себя рубашку и накинул на голову бьющейся на земле птицы. Мишка Бахвал крепко, но осторожно обхватил коршуна и понес его в сарай. Ребята, посерьезневшие и притихшие, шли рядом.

- Как же с ним дальше–то быть? - спросил Рудька.

- Как–нибудь… Там видно будет… - Бахвал тяжело дышал, потому что коршуна, да еще с поврежденным крылом, успокоить трудно. Он уже успел располосовать крепкими когтями Мишкину косоворотку и поцарапал ему живот.

На помощь пришел завхоз дядя Коля.

- Эк вы его, гордого, запеленали! - сказал он. - Это ж птица широкой души!

- Его запеленаешь… - буркнул Бахвал.

- Не бубни. Иди лучше брюхо йодом помажь. А птицу давай сюда. - И дядя Коля отобрал у Бахвала полуразбитого, но злого, уже успевшего немного очухаться, коршуна.

- Ну что зенки–то пялишь! - прикрикнул он на птицу и тут же вздохнул: - Мало тебе, черту, зайца аль курчонка. На порося попер! Молчи уж! - сказал он возмущенно в ответ на вырвавшиеся из груди коршуна какие–то звуки. Казалось, коршун и впрямь хотел что–то возразить, оправдаться.

- Э-эх, горемычный! - посочувствовал дядя Коля и, бережно обнимая пораненную птицу, которую для собственной безопасности на всякий случай обернул в мешковину, полез по старой скрипучей лестнице на чердак сарая. - Здесь жить будешь, - сказал он и, высунувшись из лаза, крикнул: - А ну, беги кто–нибудь за фельдшерицей! Живо!

Сломанное крыло закрепили дощечками и забинтовали. Коршун успокоился и забился в дальний угол чердака. Там и задремал, забылся в своей боли…

А над селом каждый вечер полыхали зарницы. Вернее, не над селом, а где–то на самом краю небосвода, и все вокруг озарялось тревожно–волшебными сполохами. Редко они были багряными - чаще желто–розовыми или даже голубыми, загадочными, как та далекая синяя даль, в которой они вспыхивали.

Такие вечера были похожи на добрую сказку.

Варница - не молния, не гроза. Пыль на дорогах лежит недвижно. Ни ветерка нет, ни дуновения. И дождя нет. Одно ожидание - тихое и щемящее…

Дел в эти летние дни хватало всем. Дел было по горло. И даже полюбившийся всем раненый красавец коршун, которого ребята быстро и просто окрестили Васькой, временно перестал привлекать их внимание.

Перво–наперво надо было побеспокоиться об огуречных грядках. Ведь просто так огурцы в Сибири не растут. Село Бердюжье находилось в зоне континентального климата, и если в конце весны - начале лета дни стояли уже довольно жаркие, то по ночам бывало холодновато, а случались и заморозки. Поэтому, чтобы огуречная рассада не погибла и растения развивались нормально, гряды делали из навоза, перемешанного с соломой. Были они широкими и сантиметров сорок в высоту. По всей их длине, по центру тянулись глубокие поперечные овальные лунки, в которые засыпали землю и высаживали рассаду. Навоз и преющая солома давали растениям тепло…

По грядкам, которые протянулись чуть ли не по середине интернатского двора, уже ползли в разные стороны огуречные плети и кое–где на них появились желтые цветки.

Всё, казалось, шло хорошо - интернат обзаводился своим хозяйством: в поле росли картошка, турнепс, репа, а здесь, прямо во дворе, огурцы; на той стороне Среднего озера по откосу небольшого холма уже выбрасывало метелки просо; в лугах за кладбищем паслись Ночка и рыжий бык Сокол, когда не возил воду или дрова… На днях должна была появиться и другая живность - колхоз передавал интернату одиннадцать поросят.

Вот тут–то и возник вопрос о спасении огуречных гряд. Ведь эта хрюкающая "братия" вмиг перероет их своими рылами!

- Надо поставить плетень, - сказала Надежда Павловна, - мальчики уже этому научились.

- Все равно поросята подроют и завалят, - возразил дядя Коля. - Для свиней это сплошное удовольствие - рылом землю рыть.

- Что же вы предлагаете?

- Тут основательно городить надо. Вроем столбы, жердями их скрепим. Жердь от жерди на таком расстоянии, чтоб и гряды видать было, и свиное рыло не просунулось.

- Ладно, - согласилась директриса. - Делайте, как знаете, только попрочнее, попрочнее, пожалуйста! Дети не должны остаться без огурцов.

- Да уж сами понимаем…

Дядя Коля обещал постараться и попросил разрешения взять с собой в лес за жердями ребят, сколько можно.

- Пусть порезвятся на природе, а обратно по одной–другой жердочке приволокут. Я думал было Сокола запрячь, да захромал он что–то.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке