– Правильно! – поддержал замполита командир дивизиона, голос у него был низкий с привычным командирским оттенком, – Наша промашка. Будем исправлять. Как же, как же!.. А сам герой романа еще и рапорта не подавал, хорош гусь! Мы за это его командируем, чтоб женился, успокоил дорогую нам всем подругу. И поскорее. Промедление может девушке дорого обойтись!.. Какой-нибудь… – комдив немного замялся, подыскивая нужное слово, и через короткую паузу выдал его: – "Артист" какой-нибудь подвернется, заморочит дивчине голову, а она сейчас в самом трепетном состоянии ("Не ты ли ее до этого довел?!" – комдив посмотрел в мою сторону)… и пропадет наша подруга без нашего боевого товарища, нашего достойного кандидата…" – он многозначительно сжал свой большой кулак, – Правильно я говорю?!
– Пропадет! – подхватило офицерское собрание.
– Или ты это все – не серьезно? – спросил меня комдив.
– Серьезно! – снова хором вместо меня ответили все офицеры.
– И я так думаю… – завершил свою речь комдив. Так, и еще… не надо жертв. Командование возьмет решение этого вопроса на себя. Поручим начальнику штаба, чтоб побыстрее оформил документы. И кого-нибудь в пару подобрал. Ну, как "посаженного", что ли (?) – для поддержки. Чтоб наверняка, – без промашки! А тому-второму, чтоб было по пути – или как там? В общем, – начштаба обмозгует!
Офицерская братия дивизиона возликовала. Все обступили меня. Жали руки. Похлопывали по плечам, по спине. И среди смеха и всевозможных возгласов отчетливо слышались деловые советы, предложения принять подарки для "невесты".
Признаться, меня удивило такое единодушие однополчан. Ну, то, что все знали о переписке – понятно. Но в ее детали, тонкости были посвящены немногие. Да кого-то она мало интересовала. Кто-то посмеивался над этой мистической связью. Кто-то ревновал меня к незнакомке. И такое было! А отношение замполита к моей переписке, к судьбе Зори Лаврентьевой, то, что ему были знакомы тексты, знал их наизусть – меня просто поразило!.. Да я, честно, и не верил в реализацию этого предложения. Уж очень все это походило на театральную постановку…
Но спектакль продолжал развиваться, как по писанному, и пелась песня, как по нотам…
Через два дня проездные документы были готовы. Подобрали мне и напарника из минометного батальона – командира взвода Гришу Крылова, с которым мы были дружны и в боях, и в игре в футбол (уже в мирное время), защищая честь бригады, корпуса на стадионах Чехии, Китая. Ускорили оформление демобилизации моему 38-ми летнему ординарцу ефрейтору Фадеичеву (которого товарищи звали просто: Фадеич). Он должен был возвращаться в подмосковный поселок…
… И комдив, вручая мне командировочное удостоверение "на срочное улаживание семейных отношений", проездной литер, желая удачи, сказал:
– Командиру корпуса эта идея тоже понравилась!.. Ну, если опростоволосишься – не женишься или "гарбуз привезешь" – невеста там откажет – смотри у меня!.. – комдив поднял на уровень моего лица сжатый кулак. Наш командир был украинец, походил на всех запорожцев, вместе взятых с картины Репина "Запорожцы пишут письмо турецкому султану", поэтому его кулак был огромен и страшен. Почувствовав, наверно, что он переборщил с угрозой, комдив выделил из сжатого кулака один указательный палец. Пошевелил им. Но и эта "единица" таила в себе немалую опасность…
Я отдал честь: – "Приказ понял! Готов выполнять!" А товарищи бросились успокаивать комдива, заверяя, что никакой осечки быть не может! Все надеялись, а многие были совершенно уверены в исходе.
Товарищи помогали мне собираться, упаковываться… а я уже был там, в Москве!.. Представлял, как я с Зорькой, – сидим рядом и говорим: "… О том, что было. И о том, / Что неизвестной скрыто мглою. / О том, что знать нам не дано, / О том, что чудится зимою, / Через замерзшее окно".
На полночный поезд меня с "посажеными" провожал весь дивизион. За исключением дежурных. Комдив и нач-штаба даже пришли с женами. Товарищи посменно несли вещи отъезжающих. Основная масса старательно протаптывала сильно заснеженную дорогу, чтобы я не устал. "Жених" должен быть свеженьким!" – твердили провожающие. Все-таки от землянки до Разъезда № 74, где предстояло садиться на поезд – было 2 457 метров (артиллеристы любят точность), почти два с половиной километра – первого отрезка пути, длина которого десять тысяч этих самых километров, а на преодоление их уйдет немало дней, ночей…
И все вместе, не переставая, старательно меня нафаршировывали советами. Особенно в этом преуспели женщины. Обстоятельные инструкции получали и мои попутчики (или точнее назвать их – сопровождающими).
Итог дававшимся советам попробовал подвести замполит:
– Все эти житейские вещи хороши, но главное – надо оставаться достойным человеком, воином! И не обижай эту девушку. Она, по всему видно, хорошая, трудолюбивая…
И комдив, считавший, что в дивизионе последнее слово должно оставаться за ним, не мог не добавить:
– Давай-давай, все равно лучше не найдешь, – сказал он со знанием дела, – А наш кандидат (он имел в виду меня), что (!) на дороге валялся?… – он снова сжал свой огромный кулак, только на этот раз на уровне своего пояса, без угрозы – для убедительной поддержки…
… А я представлял, как рассказываю Зоре об этом "кулачище"… о том, что мне "грозит", если она мне "преподнесет гарбуз"! Я "слышу, как мы смеемся…"
Мы шли неторопливо. По расписанию поезд должен был подойти еще не скоро.
А оказалось, что он уже стоит на рабочем пути и паровоз деловито попыхивает. По-доброму светился зеленый глаз светофора.
Все дружно ускорили шаг, направляясь к пассажирскому вагону, который находился рядом с паровозом. Но когда мы поравнялись с лесенкой, ведущей в вагон, паровоз безрадостно взвизгнул, будто нехотя, дернул состав, и потащил его прочь. Дивизион, как по команде, заорал: – "Сто-о-ой!!!" А самые активные товарищи схватились за подножки, поручни, буфера, стараясь остановить поезд… Трудно представить, чем могла завершиться борьба дивизиона с поездом, если бы не громовая команда комдива "Отставить!", которая остановила бесполезные действия подчиненных. Сам комдив решительно направился к дежурному по разъезду, который, как мы потом поняли, дал отмашку машинисту "на движение". Дежурный не мог не учуять угрозу в приближающемся к нему недюжинном человеке, и попытался спрятаться в будке на переезде… Но когда комдив потряс дверную ручку, то дежурный понял, наверно, что его убежище не очень надежное и… открылась дверь. Из нее к комдиву… вышла женщина. Полушубок внакидку. Большой живот. Она была беременна. Комдив, видно, подрастерялся и тихо заговорил. К нам доносились только обрывки их разговора: "… – А мы думали, что все вы, вся армада, а в вагоне мест нет – там под завязку…" – сказала она. А он: "… три героя войны…" – комдив показал на меня и моих сопровождающих. Вид у нас был необычный. Особенно у меня. Ну, мы возвращались из Китая зимой, а туда соответствующее зимнее обмундирование не прислали, так что экипироваться по распоряжению командования – пришлось во все японское. Только знаки различия – наши. А еще на мне было сшитое по заказу китайским умельцем кожаное пальто с меховым воротником – тако-ое!.. Да! А борода?! У меня была рыжая борода – не то шотландского, не то шкиперского кроя! И видная, добротная палка-трость с металлическими бляшками-символами городов и мест, в которых она побывала. Я ее приобрел в Мукдене на "толкучке" в помощь своей ноге, которая после последнего ранения еще плохо слушалась. "А чего не предупредили?..", – комдив что-то шепнул женщине и добавил: "… генерал… комендант гарнизона, есть документы", беременная женщина взглядом выделила меня из триумвирата, улыбнулась широко, на сколько позволяло ее круглое доброе лицо, и громко пообещала: – "… я предупрежу тот разъезд… …. – и что-то сказала дежурному, должно быть, – мужу…
… Тогда-то в мою историю и вписалась допотопная машина – открытая дрезина с ручным двигателем (это когда вы руками с помощью специальных рычагов приводите ее в движение). Дежурный вывел дрезину из тупика, наверно, чтобы догнать на следующем разъезде нужный нам поезд… Что значит "вывел"?! – Все провожающие помогали очищать первобытную машину от снега, раскатывали ее-замерзшую. Погрузили на нее наш багаж. Все готовы были нас сопровождать, но на дрезине имелось только… четыре места!
… То, что мы от старательных движений быстро взопрели…
… То, что мы на каком-то повороте – потеряли часть багажа, соскользнувшего с обледенелого настила дрезины. И угроза остаться без нужных вещей, без подарков для "невесты", без провианта в 10-ти дневном путешествии, заставила возвращаться, рыться в ночи в снегу под откосом, а потом отчаянно наверстывать упущенное время…
… То, что поваливший снег вынуждал сначала каждые пятьдесят метров, чуть позже – тридцать-двадцать – останавливаться, брать в руки лопаты и очищать от заносов колею…
… Это все были цветочки, а ягодкой, которая к тому же очень скоро поспела – стала буря. Не то настигшая нас, не то мы догнали ее… Как бы то ни было – она закрутила нас: залепила глаза, стала набивать снег в рукава, за воротники… Увлеченные греблей, – так назовем работу с рычагами, которые приводили в движение нашу утлую лодчонку в бескрайнем, бурлящем снежном море, – мы не сразу почувствовали, что колеса нашей машины пробуксовывают. А когда поняли – от сознания своей беспомощности – обмякли. Руки повисли. А испарину буранный холод враз превратил в ледяную корку. Стало быть, легко и быстро можно было перейти в другое качество – превратиться: из человека – в сосульку?!..