Буденный на скаку осадил присевшую лошадь перед стоявшими укрыто конными бригадами 4-й дивизии. Прозвучала команда. Скрежещущий шелест прошел над рядами. Блеснули клинки. Бригады тронулись рысью. Пулеметные тачанки вскачь пронеслись перед фронтом. Трубачи поспешно отъезжали за фланги.
Внезапно наступила глубокая тишина. Только слышался тяжелый конский топот. Огромная конная масса, развертываясь к атаке, широким потоком заливала все поле между лесом и крутой, глубокой лощиной.
Над полками 4-й дивизии загремело "ура". Возникнув в головных эскадронах, крик катился все дальше и дальше и, подхваченный остальными бригадами, скатывался то к правому, то к левому флангу, все усиливаясь и переходя в сплошной гул.
В передних рядах лошади взяли в галоп.
Конная лава стремительно приближалась к окопам. Уже были видны бегущие толпы солдат. Сжимаясь в клубок и распластываясь в воздухе, лошади махали через окопы.
Конная армия тремя колоннами повалила в прорыв.
Шел пятый час дня 7 июня. Генерал, командующий польским фронтом на Украине, сидел у стола в тяжелом кожаном кресле и, нервно переставляя пепельницу с места на место, говорил начальнику штаба:
- Но это же исторический скандал, Ян Казимирович. Где это видано, чтобы штаб двое суток находился без связи с войсками! Я совершенно дезориентирован. Что происходит на фронте? Где противник? Где наши войска?
Он с видом крайнего недоумения развел руками и откинулся в кресле.
- А донесения? - продолжал он, помолчав. - Они противоречат одно другому: один доносит о том, что наши войска перешли в наступление; другой - о прорыве Буденным фронта под Сквирой; третий… третий вообще ничего не доносит. Кому верить, Ян Казимирович?
- Связь сегодня будет восстановлена, Бронислав Станиславович, - сказал начальник штаба уверенно. - Согласно вашему приказу я выслал бригаду Савицкого. Она выловит партизан и восстановит связь.
Они помолчали..
- Послушайте, - вдруг сказал генерал с озабоченным видом, - а что, если Буденный действительно прорвал фронт под Сквирой? - Он поднялся и подошел к карте. - Да-а… - Генерал прикинул на-глаз расстояние. - До Сквиры отсюда около ста километров. Интересно знать, где он может находиться в настоящее время? - проговорил он в раздумье.
Ответ донесся извне. В окнах сильно дрогнули стекла. Далекий гул прокатился за городом. На столе настойчиво загудел полевой телефон.
Генерал взял трубку.
- Да, да, да, командующий… Что? Как они попали сюда? В двух километрах от города?.. Ближе?.. Гм… Вы слушаете меня? Немедленно двинуть к восточной окраине два маршевых батальона… Что? Да, я выезжаю.
Генерал взял со стола портфель с документами и в сопровождении полковника вышел из комнаты.
Но едва они успели спуститься по лестнице к стоявшему у подъезда автомобилю, как по улице послышался быстрый конский топот. К штабу фронта скакал улан без фуражки.
- Большевики! Большевики! - кричал он во весь голос.
- Где они? - спросил генерал, когда улан с ходу остановился подле машины.
- Разрешите доложить, пане генерал…
- Короче! Где большевики?
- Да вот они, пане генерал! - показал улан в глубину улицы.
Генерал увидел маленькие фигурки солдат в серых мундирах. Они перебегали, часто отстреливаясь. Не ожидая приказаний, шофер включил газ.
Генерал и полковник поспешно сели в машину. Как раз в эту минуту из переулка показалось несколько всадников. Передний, в фуражке, с короткими щеточками усов на полном, искаженном гневом лице, увидя отъезжающую машину, выпустил во весь мах большую рыжую лошадь в белых чулках.
- Стой! Стой! - крикнул он, выхватывая револьвер из кобуры.
Щелкнул выстрел. С генерала слетела фуражка.
- Машина рванулась и, взвыв мотором, с бешеной скоростью помчалась по улице…
Когда Харламов вместе с другими бойцами вбежал в большой двор тюрьмы, в маленьких окошечках верхнего этажа показались первые языки пламени. Огонь с шумом вырывался наружу. Над крышей поднималась туча густого, как смола, дыма. Двор был забит красноармейцами, которые ломились в закрытые двери.
- Это, товарищи, не иначе, жандармы подожгли, - говорил случившийся тут же коренастый человек в замасленной блузе, по виду рабочий. - Чисто цепные собаки, эти жандармы. За глотку зубами рвут, людоеды.
Харламов огляделся. Подле наваленного грудой булыжника лежали лопаты и лом. Он схватил лом и со словами: "А ну, ребята, за мной!" бросился к железным дверям. Заглушая все звуки, над двором пронесся пронзительный крик. За одной из решеток показалось бледное лицо. Размахивая рваными рукавами рубашки, человек кричал страшным, полным отчаяния голосом. За его спиной вспыхнуло пламя. Человек еще раз взмахнул горящими рукавами и с воплем скрылся в дыму.
- Товарищи! Да что ж это? Люди горят! А ну, братва, нажимай! - закричали вокруг.
Двери закачались и с грохотом рухнули. Обгоняя друг друга, бойцы рассыпались по коридорам тюрьмы.
Митька Лопатин, захваченный общим порывом, метался от камеры к камере, сбивая замки, и, надрывая голос, кричал:
- Выходи, товарищи! Выходи на свободу!
Из камер выбегали люди в лохмотьях. На опухших лицах голодным блеском светились глаза.
- Товарищи, милые! Ох, братцы дорогие, не думали живыми уйти!..
Из камер выбегали все новые люди. Толпа шумным потоком текла через тюремные двери.
Харламов бежал по верхнему коридору. За поворотом слышался стук и громкие голоса. Двое бойцов - высокий и низенький - били прикладами в железную дверь, преграждавшую ход в другую половину коридора.
- Вы что, ребята? - спросил Харламов.
- Горит там, а ее никак не откроешь, - сказал высокий боец, показывая винтовкой на дверь.
- И люди кричали, - подхватил низенький.
Из-под двери тянулись тонкие струйки едкого дыма.
- Пусти! - Харламов размахнулся, всадил лом в засов и сильно рванул. Петля не поддавалась. Тогда он навалился всем телом на лом. Лицо его от напряжения стало багровым. На лбу проступили мелкие капельки пота. Наконец под его руками что-то мягко подалось. Харламов взглянул на засов и зло выругался - он погнул лом. Высокий красноармеец с почтительным изумлением взглянул на него.
- Ну и силища же, чорт! - проговорил он, качнув головой.
За дверью послышался стон.
- А ну-ка, милок! - сказал позади Харламова знакомый голос.
Дерпа слегка толкнул Харламова в бок и, схватив лом, с силой рванул его вниз. Треснув, засов разломился. Дерпа вместе с дверью влетел в коридор. Его обдало дымом. Падая, он заметил лежавших у противоположной стенки людей в кандалах…
Воздух гудел возбужденными голосами. На дворе, на улице шумели толпы буденновцев и освобожденных из плена. Красноармейцы щедро оделяли хлебом товарищей. Сизые волны табачного дыма плыли над головами бойцов.
- Ведут, ведут! - послышались голоса.
В глубине двора толпа расступилась, освобождая кому-то дорогу. В наступившей на миг тишине послышались тяжелая поступь и звенящие звуки оков. К воротам медленно подвигалась группа людей.
Впереди двое бойцов вели под руки заросшего бородой человека в кандалах. Посреди двора он остановился и поднял над головой иссохшую руку.
- Товарищи… дорогие… - чуть слышно, прерывистым от слабости и волнения голосом заговорил человек. - Мы верили, что вы придете… и ждали вас… Великое вам спасибо, товарищи! - Его голос окреп, глава заблестели. Он простер руку вперед и продолжал: - Идите так же смело к победе. Беспощадно добивайте наемников мирового капитала!.. Они хотят повернуть историю вспять, но этого не будет! Не будет! Мы, большевики, отвоевали Россию у богатых для бедных, у эксплоататоров для трудящихся и никогда никому не отдадим завоеванного кровью лучших сынов трудового народа… - Человек замолчал и, прикрыв глаза, тяжело опустился на руки бойцов.
- Второй эскадрон, выходи! - крикнул Ладыгин, вбегая во двор.
Бойцы шумной толпой повалили на улицу.
- Вихров, ко мне! Бери взвод, оцепи этот квартал, - быстро распоряжался Ладыгин. - А я с остальными зайду с той стороны. Тут, говорят, штабные попрятались…
Снимая на ходу винтовки, красноармейцы побежали по улице.
Кузьмич с замешкавшейся во дворе небольшой группой бойцов, среди которых оказался и Харламов, пустился догонять эскадрон.
Он впереди всех кинулся напрямик переулком. Из-за угла дома прямо на него набежал маленький человек в котелке.
- Проше пана товарища, - бойко заговорил человек, принимая Кузьмича за начальника. - Проше пана - здесь дефензива. - Он показал рукой на открытые окна большого дома, откуда доносились пьяные голоса, топот и пронзительные звуки окарино.
- Дефензива? - Кузьмич недоуменно посмотрел на него. - А что это - дефензива?
- Жандармы, проше пана товарища. Жандармы, проше пана, суть наиперши зло́деи.
- А-а… Понятно. - Кузьмич понимающе кивнул головой. - Ребята, здесь жандармы! - крикнул он подбежавшим бойцам. - За мной!
Выхватив шашку, он взбежал на крыльцо, у самых дверей пропустил всех вперед и, угрожающе шевеля усами, вошел в дом последним.
В первой комнате лежало вповалку несколько человек в голубых мундирах.
- Мертвые, что ль? - недоумевая, сказал Харламов.
- Пьяные они, - заметил Кузьмич, нагибаясь и нюхая воздух. - Факт! Ишь, дух какой!
Харламов осторожно приоткрыл дверь в соседнюю комнату. За уставленным бутылками столом сидел тучный жандармский вахмистр с большими усами. Двое жандармов, грохоча коваными сапогами, тупо плясали польку. Третий, сидя у окна и покачиваясь, играл на окарино.
- Руки вверх! - крикнул Кузьмич. - Бери их, братва!