"А сколько раз он смотрелся в это самое зеркало?" - подумал Вихров, задерживаясь у большого стенного зеркала, вделанного в старинную черную раму. Зеркало отразило совсем юное, ровно розового оттенка, с коротким прямым носом и синими глазами лицо. Он еще раз бросил быстрый взгляд на портрет и, внутренне ощущая приятную близость к поэту, направился в свой эскадрон.
Пройдя длинным коридором, он остановился у одной из наполовину застекленных дверей и стал смотреть через нее. На стуле около двери подремыдал - клевал носом - дневальный. Неладно подогнанный меховой кивер с высоким и тонким, как свеча, белым султаном съезжал ему на нос. Дневальный поправлял его сонным движением и вновь принимался кивать, словно с кем-то здоровался.
Вихров толкнул дверь и вошел в эскадрон. Дневальный вскочил.
- А где дежурный? - спросил Вихров, оглядывая койки и узнавая на ней знакомые лица спящих товарищей.
- У пирамиды, - показал дневальный, с трудом превозмогая одолевшую его зевоту и стараясь всем своим видом показать, что он даже и не думал дремать.
Вихров узнал стройную фигуру Тюрина, который, увидя его, подхватил гремевшую саблю, и поспешил к нему навстречу.
- Ну, как у тебя? - спросил Вихров, когда Тюрин подошел и представился.
- На Шипке все спокойно! - бодро сказал Тюрин.
- А кто это не спит? - спросил Вихров, показывая в дальний угол, где, обложившись книгами, спиной к ним сидел человек.
- Копченый. Я ему уже несколько раз говорил, чтоб спать ложился, а он, понимаешь, и слушать не хочет. Да еще грозится.
Вихров знал, что Дерпа, присланный на курсы из бригады Котовского, имел только начальное образование. Но, обладая огромной старательностью и большим самолюбием, он не хотел отставать от товарищей и просиживал ночи над книгами.
Оставив Тюрина, Вихров прошел к Дерпе и присел подле него на свободную койку.
- Ну, как дела? - спросил он участливо.
Сердито засопев большим носом, Дерпа с мрачным видом взъерошил густые светлые волосы.
- А чтоб она сказалась, чортова хипотенуза! - проговорил он с таким остервенением, что казалось, превратись сейчас гипотенуза в живое существо, он тут же изрубил бы ее на куски.
- Давай я тебе помогу, - с готовностью предложил Вихров.
Он взял табуретку, подсел к тумбочке и принялся втолковывать товарищу равенство треугольников…
- А ведь понял! Ей-богу, понял! - с просветлевшим лицом, радостно заговорил Дерпа. - Как же ты понятно объяснил, товарищ Вихров. Вот спасибо, так уж спасибо!.. Слушай, милок, я тебе за такое твое одолжение полпайки хлеба дам, - после некоторого колебания вдруг объявил он, с решительным видом ударяя по тумбочке своей огромной рукой.
- Да ты что, смеешься! - улыбаясь, сказал Вихров.
Он поднялся с табуретки, дружески хлопнул товарища по могучему плечу и, предложив ему ложиться спать, пошел к выходу.
У двери к нему подошел Тюрин.
- Слушай, Алешка, как думаешь, когда инспектор приедет? - спросил он с беспокойством.
- Да трудно сказать. Скорей всего к началу занятий, - сказал Вихров. - А чего ты волнуешься?
- Боюсь, понимаешь, с рапортом завалиться.
- А ты потренируйся пока.
- Я и то раз двадцать к двери подходил, рапортовал.
- Главное - не волнуйся… Ну, ладно, смотри, подъем не проспи.
Вихров кивнул Тюрину и вышел в коридор.
Обойдя помещения, он вернулся в дежурную комнату. На столе лежала записка: дежурный по курсам писал, что находится в штабе. Вихров убрал записку в стол, прилег на продавленный, с потертой кожей диван и стал думать о том, что скоро выпуск. Ему очень хотелось попасть в Конную армию, но он знал, что из прошлого выпуска лучших командиров направили в запасный полк для подготовки маршевых эскадронов, и теперь опасался, что его ждет такое же назначение. Нет, в тылу он не останется. "А Что, если самому Ленину написать? - думал он, вспоминая, как в прошлом году, когда ему пришлось стоять в карауле у актового зала в Смольном, Ленин прошел в двух шагах от него и, чуть прищурившись, приветливо кивнул ему головой. - Нет, нельзя беспокоить Ленина по таким пустякам, лучше напишу комиссару", - решил Вихров. Он поднялся с дивана, сел за стол и, найдя в одном из ящиков лист бумаги, собрался было писать, как вдруг в дверь постучали и чей-то глуховатый голос опросил разрешения войти.
В комнату вошел высокий молодцеватый старик с расчесанной на стороны курчавой седеющей бородой.
Хорошо подогнанный доломан сидел на нем, как влитый. В левой руке он держал сигнальную трубу с золотым шнуром и кистями. Это был любимец курсантов - трубач Гетман. Зимними вечерами в редкое свободное время курсанты собирались вокруг трубача - бывалого солдата, участника турецкой войны, который горячо любил молодежь и всегда старался рассказать что-нибудь поучительное, неизменно используя солдатские заповеди.
- Здравия желаю, товарищ дежурный! - бодро поздоровался Гетман, смотря на Вихрова с дружелюбно-покровительственным выражением на умном лице и вытягиваясь так, словно ему было не семьдесят с лишним лет, а вдвое меньше.
Вихров предложил трубачу сесть.
- Приедет, значит, да… Давненько я его не видал, - вздохнув, сказал Гетман, присаживаясь на краешек стула и придерживая трубу меж колен.
Вихров насторожился. На его лице выразилось живейшее любопытство.
- Родион Потапыч, а вы разве Забелина знаете? - спросил он старого трубача.
- А как же! Да мы с Сергей Ликсеичем почти десять лет вместе служили. Попервам в турецкую кампанию в Нижегородском драгунском полку. Он об эту пору был за полкового адъютанта. А потом в офицерской школе. Я при нем состоял в штаб-трубачах.
- Ну и какой он человек?.
- Орел… Строг, но и добер, - оживившись, начал трубач. - О солдате большую заботу имеет. Одним словом - отец. Бывало на крещенье, шестого января, парад - императорский смотр. Мороз градусов на тридцать, а мы в одних мундирах. Холодно. Только что душа не замерзнет. Так он перед парадом почти каждого солдата осмотрит, чтобы снизу был потеплее одет. Он как прошлый год приезжал, я в лагерях был. Так и не повстречались. А может, и не узнает?.. Ведь сколько время прошло…
Гетман замолчал, вынул из кармана чистую тряпочку и начал бережно протирать запотевшую трубу. Яркие блики электрического света заскользили по металлу, отражаясь на лице трубача, и тогда стал отчетливо виден белый шрам - знак турецкой пули, наполовину скрытый седыми усами.
- Видимо, Забелин простой человек, - после некоторого молчания заметил Вихров.
- Да куда проще. Денщик у него был, Иван Чернов. Вовсе неграмотный. Так Сергей Ликсеич сам его грамоте выучил.
Трубач кашлянул, не спеша сложил тряпочку и убрал ее в карман.
- Родион Потапыч, расскажите что-нибудь о турецкой войне, - после некоторого молчания попросил Вихров. - Ведь вы под Шипкой воевали?
Гетман отрицательно покачал головой.
- Нет, мы с Сергей Ликсеичем на Кавказском фронте сражались. Наш полк в Тифлисе стоял. Вот мы, значит, Мухтар-пашу и гоняли. Крепость Карс брали.
- И большие были бои?
- Большие… Сам Сергей Ликсеич под Карсом было пропал.
- Что, ранило?
- Нет, там вышла такая история… Разрешите закурить, товарищ дежурный?
- Курите, пожалуйста.
- Покорнейше благодарю.
Гетман вынул из кармана небольшую обкуренную трубочку и с тем чувством собственного достоинства, каким отличаются поседевшие на службе старые служаки, стал не спеша набивать ее табаком.
- Так вот как было это дело, - начал он, закурив. - Мы аккурат наступали на Карс. Наш полк и еще другие. Эриванский отряд назывались. Да. Командовал отрядом генерал-лейтенант Гейман.
- Немец?
- Нет, еврей. Сын полкового барабанщика. Очень, говорили, умный человек… Сергей Ликсеич в ту пору был полковым адъютантом. Молодой, лет двадцать. Ну вот, послал его командир посмотреть, можно ли по тому месту полку наступать. Он меня кликнул. Поехали. Сначала по ровному месту, а потом пошли овраги да балочки… И только это мы в балочку спустились, а он, турок, ка-ак полыхнет по нас залпом. Сергей Ликсеич вместе с конем на землю пал. Ну думаю, убили, злодеи, нашего сокола. Подъезжаю. Нет, гляжу - живой. Только коня под ним подвалили. "Пожалуйте, - говорю, - садитесь на моего, а я уж как-нибудь пеший до своих доберусь…" Хорошо. Уехал Сергей Ликсеич. А я седло с убитого коня снял да потихоньку и подался к своим. Только слышу - топот. Оглянулся - турки. Двое. Кричат, ятаганами машут. Ну, хотя они и отчаянный народ, да куда им двоим против русского солдата! Я палаш вынул, жду. И только они подскочили, я - раз! - и одного с маху ссадил. Другой все ж изловчился, по руке меня зацепил, но я и его вскорости спешил. А тут, глядь, еще четверо скачут. Вижу: вот она, погибель моя. Однако решил биться до последнего. Конечно, тут бы мне и конец, если б не Сергей Ликсеич. Он аккурат на горку взъехал и турок увидал. Как кинется! Одного срубил, другого. Остальные бежать… Вот какой он орел, наш Сергей Ликсеич. Да у нас и завсегда было так: сам погибай, а товарища выручай…
Гетман замолчал и стал выколачивать трубку.
- А ведь как давно это было, - тихо заметил Вихров..
- Да… Без малого годов пятьдесят, - тяжело вздохнув, сказал трубач. - А не пора ли нам, товарищ дежурный? - вдруг повертываясь на стуле и поглядывая на часы, спросил он с озабоченным видом.
- Да, да, можно играть, - спохватился Вихров.
Гетман встал со стула, шумно продул трубу и вышел из комнаты.
Спустя некоторое время бодрые звуки зори понеслись под высоким потолком вестибюля..