- Приму. Пройдем туда, - Семен Михайлович показал на соседнюю комнату.
Он перекинул через плечо ремешок маузера и, толкнув дверь, вошел в прохладную, пахнущую нежилым горницу. Осторожно ступая, чтобы не натоптать до блеска намытый пол, он прошел мимо большой с целой горкой подушек кровати в глубину горницы, где под образами стояли покрытый скатертью стол, лавка и два табурета.
- Садись, Степан Андреич, - предложил он Зотову, подвигая себе табурет и присаживаясь к столу.
Зотов не спеша опустился на лавку, снял фуражку и, вынув из нагрудного кармана френча небольшой гребень, привычным движением провел им несколько раз по зачесанным назад волосам.
- Так что разрешите доложить, товарищ комкор: оперативную сводку сегодня не получали. Связи со штабом фронта нет вторые сутки, - начал, как всегда, обстоятельно и неторопливо докладывать он, убирая гребень в карман. - Прямой провод не работает - повреждение.
- Надо будет попробовать связаться через штаб девятой армии, - сказал Буденный.
- Так точно. Я дал указания. Разрешите доложить обстановку?
- Давай.
Зотов зашелестел картой, вынимая ее из папки и раскладывая на столе.
- По сведениям, полученным от разведки, - заговорил он, густо покашляв, - конные части противника неизвестного наименования вчера днем вели бои с нашей пехотой в районе станицы Казанской. Вот в этом районе, - показал он. - Можно полагать, что связь разрушена этими самыми конными частями противника… С остальных участков фронта никаких сведений не имеем. В направлении Анненская выслана разведка - два эскадрона с пулеметами под командой Дундича.
- Охранение выставлено? - спросил Буденный.
- Так точно…
Докладывая обстановку на фронте, Зотов не знал, что два дня тому назад, 22 сентября 1919 года, Деникин перешел в наступление. Те конные части, о которых доносила разведка, были кавалерийским корпусом Мамонтова, брошенного Деникиным в тыл армиям Южного фронта. Весь огромный Южный фронт, содрогаясь и разламываясь на части, начал медленный, с тяжелыми боями отход на Москву. Стремясь воспользоваться этим, с севера на Петроград начал наступление Юденич. Грозная опасность нависла над важнейшими центрами Советской России. В это время 10-я армия Ворошилова, в состав которой был включен конный корпус. Буденного, выходила из-под Царицына на левый фланг Южного фронта. Двигавшийся в авангарде конный корпус Буденного в составе 4-й и 6-й кавалерийских дивизий получил приказ расположиться в районе станицы Усть-Медведицкой . Буденный рассчитывал, что корпус сможет теперь несколько передохнуть после тяжелых боев и пополниться боевыми припасами.
- Как только установится связь, Степан Андреевич, нужно будет потребовать срочной присылки огневых летучек, - говорил Буденный. - В шестой дивизии осталось по полсотне патронов на бойца, а в четвертой и того меньше.
- Слушаю, товарищ комкор. Будет исполнено. - Зотов звякнул шпорами и, раскрыв папку, спросил: - Разрешите доложить по текущим делам?.. Штаб фронта запрашивает потребность корпуса в красных офицерах. У нас пока таковых нет, и что они собой представляют, мы не знаем. - Он положил перед Буденным какую-то бумагу. - Если б знать, Семен Михайлович, что они за народ… - продолжал Зотов, так как Буденный молчал. - А то попадут мальчишки, с которыми только наплачешься. Я так думаю, что своими командирами лучше управимся.
- Тут пишут, что о потребности нужно сообщить на Петроградские кавалерийские курсы, - сказал Буденный, поднимая голову и откладывая бумагу.
- Так точно, на Петроградские.
- Да-а… - Семен Михайлович в раздумье выбил пальцами барабанную дробь. - Попробуем! - вдруг сказал он решительно. - Петроградские должны быть ребята хорошие.
Зотов вынул гребень, подержал его в руке и сунул в карман.
- Слушаю, - сказал он с некоторым неудовольствием. - На сколько человек будем писать, товарищ комкор?
- Возьмем пока пять человек, а там видно будет… Ну, что еще?
- Есть сообщение, товарищ комкор, банда неизвестного наименования произвела налет на тылы двенадцатой армии. Предполагают, что это Махно.
- Махно?
- Так точно. Они подошли под видом своих и начали бить из пулеметов в упор.
- Потери есть?
- Большие. Захватили дивизионный обоз, два орудия, перебита штабная команда.
Зотов замолчал и стал перебирать лежавшие в папке бумаги. За окнами слышались в густеющих сумерках слабые звуки дождя. По улице дребезжала подвода. Чей-то голос лениво покрикивал на шлепающих по грязи лошадей.
- Ничего, скоро мы и до Махно доберемся, - сказал Буденный, нахмурившись.
Дверь скрипнула. Прикрывая ладонью колеблющееся пламя воткнутой в бутылку свечи, без стука, как свой человек, тихо вошел Федя. Он поставил свечу на стол и так же тихо вышел из горницы.
На улице теперь были слышны переливающиеся звуки множества конских копыт.
Семен Михайлович встал из-за стола и подошел к окну. Во всю ширь раскисшей дороги двигались какие-то тени. Буденный пригляделся. На фоне мутневшей на горизонте светлой полосы неба мелькали темные силуэты всадников в бурках, косматых папахах, в шинелях, полушубках, брезентовых плащах и фуражках. В полумгле были видны молодые и пожилые, усатые, чубатые, суровые и веселые лица. Изредка проплывали знамена в чехлах и намокшие на дожде значки эскадронов.
- Четвертая дивизия подошла, - негромко сказал позади Буденного Зотов.
Семен Михайлович оглянулся.
- У тебя еще что-нибудь есть? - спросил он, кивнув на папку с бумагами.
- Вопросы все, - сказал Зотов. - Так что разрешите мне покуда итти?
- Подожди. Чай будем пить.
- У меня дела, товарищ комкор. Приказ надо писать.
- А-а… Ну, хорошо. Тогда иди.
Зотов надел фуражку, собрал бумаги и, по привычке слегка выворачивая ноги носками внутрь, с солидным достоинством вышел из горницы.
За дверью гудели голоса. Там, видно, набралось много народу.
Федя в третий раз подогревал самовар. Поминутно хлопала дверь, и к Буденному, звякая шпорами, проходили вооруженные люди.
- И чаю не дадут напиться Семену Михайловичу! - с досадой сказал Федя адъютанту Буденного, который только что вышел из горницы и торопливо надевал плащ, видимо собираясь куда-то итти.
Адъютант ничего не ответил и с озабоченным выражением на молодом, безусом лице поспешно вышел из хаты.
Семен Михайлович, поужинав, пил чай и с интересом слушал Лукича, который, сидя против него рядом с Федей и держа блюдце на растопыренных пальцах, рассказывал ему о турецких походах. Буденный всю мировую войну провел на Кавказском фронте и воевал в тех самых местах, где пятьдесят лет назад русская армия вела бои с Мухтар-пашой, штурмовала Карс и брала Эрзерум.
В ту минуту, когда Лукич рассказывал об отважном поступке полкового адъютанта Нижегородского драгунского полка, любимца солдат корнета Забелина Сергея Алексеевича, который спас жизнь своему трубачу, в ставню постучали, и молодой низкий голос сказал под окном:
- Хозяин!.. Батя! Не спишь?
Старик оборвал свой рассказ на полуслове, изменился в лице и, поставив на стол недопитое блюдце, проговорил дрогнувшим от радости голосом:
- А ить это мой Степка! - Он искательно посмотрел на Буденного. - Семен Михайлович, дозвольте сынка позвать в куреня?
- Давай зови, Петр Лукич. Посмотрим, что у тебя за сынок! - весело сказал Буденный.
Старик с неожиданной для его возраста живостью вскочил с лавки и, позабыв закрыть за собой дверь, поспешно вышел из хаты.
- Ишь, как папаша сынку-то возрадовался! - сказал Федя.
Семен Михайлович улыбнулся. Он хорошо понимал, что происходит в душе старика, и с любопытством прислушивался к разговору и шуму шагов в сенях. Шаги приблизились. В открытых дверях остановился молодой казак огромного роста с небольшими золотистого отлива усами на красивом загорелом лице. Из-под красного околыша ухарски сдвинутой набок фуражки торчал заботливо расчесанный чуб. Казак был одет в туго перехваченный кавказским ремешком коротенький полушубок и синие, обшитые желтыми леями шаровары, заправленные в высокие сапоги. Поверх полушубка висели шашка и револьвер в изношенной кобуре. На левой стороне груди был приколот большой алый бант.
- Разрешите зайти, товарищ комкор? - спросил он отчетливо.
Буденный приветливо взглянул на него:
- А-а, знакомый! Заходи… Постой, это ты под Ляпичевым батарею забрал?
- Стало быть, я, товарищ комкор.
- То-то, я помню. Садись.
- Спасибочка. Постоим, товарищ комкор.
- Садись, садись. Поговорим.
Харламов осторожно присел на лавку, поставив шашку между колен.
- Тебя в том бою ранили? - спросил Семен Михайлович.
- Нет. Под Иловлей. В одночась с вами, товарищ комкор. Вас, стал быть, там в ногу поранили.
- Помнишь? - удивился Буденный.
Харламов изумленно поднял угловатые брови.
- Как же такое дело забыть?
Лукич, стоя в стороне, переводил восторженный взгляд с сына на Семена Михайловича и, когда сын отвечал, невольно шевелил губами, словно подсказывал.
"Экая здоровенная порода! - думал Буденный, с удовольствием оглядывая могучее тело сидевшего перед ним казака. - Добрый казачина. Такой один пятерых стоит".
- Женат? - спросил он Харламова.