- По моему мнению, - бойко говорил начальник штаба, совсем молодой худощавый человек, - по моему мнению, не следует немедленно наступать на Донбасс. Донбасс - наша опора, и от того, как скоро мы придем туда, положение вряд ли изменится… Перед операциями в Донбассе следует несколько задержаться, подтянуть тылы, пополниться и уж потом бить сосредоточенными силами. А то так будет трудно…
Ворошилов взглянул на Сталина, спросил глазами, можно ли ему ответить на это выступление. Сталин в знак согласия молча кивнул головой.
- Вы, дорогой мой, извините, ни черта не понимаете, - заговорил Ворошилов, с убийственной иронией глядя на начштаба. - Трудно, трудно… Конечно, трудно! Ну и что же из этого? Если мы не будем сейчас неотступно бить белых, а лишь подтягиваться и организовываться, то они покажут нам тогда трудности в Донбассе. Вы Донбасс не знаете, а я ведь здешний… Нам, как сказал товарищ Сталин, надо молниеносно проскочить Донбасс. Люди там наши, а есть там нечего. Вот когда Донбасс станет свободным и останется за нашим тылом, тогда действительно он станет нашей опорой и даст нам десятки тысяч новых бойцов..
- А как же мы пойдем туда, когда там есть нечего? - спросил начальник штаба.
Ворошилов карими прищуренными глазами насмешливо взглянул на него.
- Не беспокойтесь, товарищ, - сказал он с твердой уверенностью. - На моей родине ребята хорошие. Они последнее отдадут и нас как-нибудь накормят.
Начальник штаба со сконфуженным видом уселся на место.
- Разрешите мне? - сказал Апанасенко, поднимаясь и густо покашливая. - Вот тут товарищи поминали, за старый и за новый план разгрома Деникина. Просимо пояснить: какая разница между этими планами? - попросил он, взглянув на Семена Михайловича, который сидел за столом, положив локти на папку с бумагами.
- Я отвечу на этот вопрос, - сказал Сталин.
Склонив голову набок, он прикурил трубку и подошел к большой карте, лежавшей на столе.
- Старый план, товарищи, предусматривал контрнаступление на Деникина от Царицына на Новороссийск через донские степи, - начал он ровным и спокойным, как всегда, голосом, наклоняясь к карте и концом мундштука показывая направление наступления. - Нечего и доказывать, - продолжал он, выпрямляясь, - что этот сумасбродный предполагаемый поход в среде, вражеской нам, в условиях абсолютного бездорожья грозил нам полным крахом. Нетрудно понять, что этот поход на казачьи станицы, как это показала недавняя практика, мог лишь сплотить казаков против нас вокруг Деникина для защиты своих станиц, мог лишь создать армию казаков для Деникина, то-есть мог лишь усилить Деникина.
Сталин прошелся по комнате, вновь остановился у карты и, ни слова не сказав о том, что он сам является создателем нового плана, продолжал при общем молчании:
- Именно поэтому мы решили изменить уже отмененный практикой старый план, заменив его планом основного удара через Харьков - Донецкий бассейн на Ростов. Какие же он дает преимущества? - Сталин помолчал, его глаза заблестели. - Во-первых, - заговорил он, - здесь мы имеем среду не враждебную нам - наоборот, симпатизирующую нам, что облегчит наше продвижение; во-вторых, мы получаем важнейшую железнодорожную сеть, донецкую и основную артерию, питающую армию Деникина: линию Воронеж - Ростов; в-третьих, этим продвижением мы рассекаем армию Деникина на две части, из коих Добровольческую оставляем на съедение Махно, а казачьи армии ставим под угрозу захода им в тыл; в-четвертых, мы получаем возможность поссорить казаков с Деникиным, который в случае нашего успешного продвижения постарается передвинуть казачьи части на запад, на что большинство казаков не пойдет; в-пятых, мы получаем уголь, а Деникин остается без угля… Вот каковы, в основном, преимущества нового плана, товарищи…
По комнате пронесся одобрительный говор. Сидевшие зашевелились.
Сталин поднял руку, привлекая внимание.
- Товарищи! - вновь заговорил он. - Наша задача сейчас заключается в том, чтобы разорвать фронт противника на две части и не дать Деникину отойти на Северный Кавказ. В этом залог успеха. И эту задачу мы возлагаем на Первую Конную армию, - он взглянул на Семена Михайловича. - А когда мы, разбив противника на две части, дойдем до Азовского моря, тогда будет видно, куда следует бросить Конную армию - на Украину или на Северный Кавказ… На этом, я полагаю, мы и закончим наше совещание…
XI
Бахтуров и Апанасенко стояли на высоком кургане и молча смотрели в ту сторону горизонта, где колыхалось огромное зарево. Пламя то замирало, то, ярко вспыхивая, освещало низко нависшие тучи.
Потом и вправо от того места, где стояли они, сверкнула зарница, и в темном небе стал, трепеща, разливаться красноватый отблеск огня. Налетевший ветер принес с собой тревожный гул канонады.
- Жгут злодеи Донбасс! - хмуро сказал Апанасенко. - Шоб их самих всех в пекле перепекло, проклятых… Гляди, кругом пожар.
- Как, как ты сказал? - спросил Бахтуров, быстро взглянув на начдива.
- Я говорю: пожар кругом, - повторил Апанасенко. - Эх, и в такое время в резерве стоять!..
Но Бахтуров уже не слушал его. Вынув записную книжку, он что-то торопливо записывал.
Апанасенко молча посмотрел на комиссара и кивнул головой с понимающим видом, хорошо зная, что он сейчас пишет стихи.
Красивое сильное лицо Бахтурова было освещено пожаром. Сдвинув брови, он писал:
…Пожар кругом, пожар кругом…
Мы беззаветные герои все,
И вся-то наша жизнь есть борьба!
Подумав, он поставил точку и убрал книжку в карман.
- А ведь это Горловка горит, - сказал Апанасенко.
- Ты думаешь?
- Она самая. Я добре знаю эти места.
Пожар разгорался. По степи сполохами ходили огненные блики. Теперь стало видно, что влево, почти у самого горизонта, двигалась какая-то масса.
- Посмотри, Иосиф Родионович, что там чернеется? - сказал Бахтуров.
- Наши пошли, - сказал Апанасенко, зная, что в той стороне должна была двигаться 4-я дивизия, получившая приказ Буденного занять Горловку ударом с северо-востока.
Он не ошибся в своем предположении. Это была действовавшая отдельно первая бригада 4-й дивизии, только что опрокинувшая заслон белых.
Митька Лопатин ехал на своем обычном месте позади Ступака и думал о том, что еще немного - и он увидит родные места. Все эти дни Конная армия с жестокими боями шла по Донбассу, и он почти не смыкал глаз, находясь то в разведке, то участвуя в боях вместе с полком. Сейчас, пользуясь тем, что бригада шла шагом, он дремал, сутулясь в седле.
Начинало светать. Впереди на сероватом фоне восхода чернели высокие трубы поселка, сожженного орудийным огнем.
Митька вздрогнул и выпрямился.
Позади себя он услышал знакомый сипловатый голос Меркулова.
- Есть у них, понимаешь, один капитан. Туркул фамилия, - говорил Меркулов, покашливая. - С ученой собакой ходит. Ребята сказывали: страшила, каких свет не видывал. Глаза кровью налитые, ажник пламя горят. Шерсть дыбом… Ну, и как Туркул какого из наших в плен поймает, так зараз голым разденет и к дереву либо к столбу привяжет, а сам на собаку: "Бери!" Ну, а та, значит, терзает его.
- За горло? - спросил другой голос.
- Добро бы… Она у него так уже приученная… Очень я желаю энтого капитана поймать, - сказал Меркулов зловеще.
Полк втягивался в поселок. По обе стороны дороги дымились развалины.
- Гляди, еще висят! - показал Меркулов.
Вправо на перекладине от качелей висело несколько трупов, по виду шахтеры.
Вдали раскатился одинокий выстрел. Лошади встрепенулись, запряли ушами.
Колонна взяла рысью. По земле покатился быстрый конский топот.
Ступак повернулся в седле и подал команду:
- Лопатин! Федоренко! Сменить головной дозор!
Митька снял с плеча винтовку и, толкнув лошадь, поднял в галоп.
Близ поселковой рощи шумела толпа. Со всех сторон подбегали все новые люди. В толпе виднелись засаленные фуражки, шапки шахтеров. Слышались говор и крики. Возбужденно размахивая руками, люди смотрели в степь, где за косой сеткой летящего снега виднелись какие-то всадники.
- Наши! Наши идут!
- Дождались, ребята, ура!
- Гляди, гляди, едут!
- Наши? А может, не наши? - прижмуривая подслеповатые глаза, опасливо говорил старый шахтер с колючими усами. - Гляди, сынки, чтоб плохо не вышло.
- Да нет, дедуся, верно ведь наши! - радостно вскрикнула стоявшая рядом с ним румяная девушка. - Вон и шапки-то другие.
Вблизи послышался быстрый конский топот. Из-за крайнего дома во весь мах выскочили один за другим два всадника. Передний, молодой, с вихрами из-под рыжей кубанки, лихо подскакал к радостно гудевшей толпе и, с ходу остановив запотевшую лошадь, весело крикнул:
- Здорово, братва!.. Ну, вот и мы!
Громовой крик "ура" потряс воздух. Тучи галок взвились над рощей, кружась, стремительно понеслись на ту сторону поселка.
Митька оглянулся. Взвод рысью втягивался в улицу. Впереди взвода отчетливо желтели усы Ступака.
Бойцы спешивались. Народ надвинулся, обступил их плотной стеной.
- Товарищи… милые… Спасители наши…
Старый шахтер, взяв обеими руками Митьку за плечи, с силой тянул его к себе. Митька сразу не понял, зачем, и, только ощутив на губах прикосновение колючих усов, почувствовал, как сердце у него словно оборвалось и полетело куда-то…
Плача и смеясь, горняки обнимали буденновцев…
- Сынок, а сынок! - теребила Митьку старушка с кошолкой. - На-ка вот, возьми пирожка, - говорила она, дотрагиваясь до него иссохшей рукой. - Вкусный, попробуй да возьми прозапас.
Митька улыбался растерянной ребячьей улыбкой.