- Давайте знакомиться, - сказал Сафронов.
Высокий ловко погасил самокрутку о подошву, прищелкнул каблуками.
- Младший сержант Трофимов.
Тот, что поменьше и посветлее, назвался ефрейтором Лепиком. Самый маленький и самый светлый - рядовым Галкиным. Он напомнил Сафронову Михаила Алексеевича, его подопечного в госпитале, которого он курировал года два назад, - такой же с первого взгляда вызывающий симпатию, округлый, добродушный, весь открытый и улыбчивый.
- А санитарами-то вы работали?
- Никак нет, - по-солдатски дружно ответили санитары.
- После завтрака начнем учиться.
Как и предполагал Сафронов, санитары почти ничего не умели. Самый старший из них, Лепик, еще мог кое-как шины накладывать.
- Мне, стал быть, приходилось. Я, стал быть, нашего лейтенанта еще под Смоленском вытаскивал. Доску, стал быть, к ноге присобачил, а то она болталась, как тряпичная, стал быть.
- Но теперь вы не просто санитары, - объяснил Сафронов. - Не в роте и не в батальоне. Вы теперь санитары медсанбата и должны многое знать. При случае заменить сестер, а то и фельдшера.
Он оглядел настороженно притихших солдат, спросил напрямик:
- Вы хоть представляете путь раненого с передовой к нам, в медсанбат? - По их лицам понял: не представляют. - Кто из вас был ранен? - Он тут же сообразил, что задал вопрос неудачно, поправился: - Кто и как попал к нам?
Они начали было отвечать все одновременно, но тотчас замолкли, вспомнив армейское правило: говорить каждому за себя.
- Ясно, - сказал Сафронов. - Каждый попал по-своему. А цепочка такая. С передовой вас выносит санитар. Может и фельдшер, и даже врач, в зависимости от обстановки, но, как правило, санитар. Вы попадаете на батальонный медицинский пункт, где вам оказывается соответствующая самая малая и самая необходимая помощь. Потом вас доставляют на полковой медицинский пункт. Там уже и уколы и шины, как следует. Там врачи… А от них к нам везут…
Сафронова прервали, вызвали на очередное совещание, и он поручил занятие сестрам. Когда он возвращался, еще издали услышал смех у своей палатки. Подошел поближе и увидел: у сосны, держась за нее руками, стоял Галкин. На голове бинт, на правой ноге шина, ремня нет, сапог нет. В другой обстановке, в боевых условиях, это было бы не смешно, а здесь, среди бела дня, в тишине, под ясным небом, это выглядело забавно. И люди смеялись. Сам Галкин тоже хохотал и в то же время подавал Сафронову тревожные знаки.
- Отлучиться надо… ох, ох… - объяснял он сквозь смех. - Да разве так можно!! Ох, ох… Зверей распугаю.
Именно это обстоятельство и вызывало дружное ржание окружающих.
- Разбинтуйте, - приказал Сафронов, с трудом преодолевая в себе приступ детского веселья.
Потом санитары учились работать с носилками. И опять с шуточками, со смешком. В обед он сказал Штукину:
- Не знаю, как вам, а мне попали веселые санитары.
- Шутка - тоже лекарство, - философски заметил Штукин. - Положительные эмоции - положительны.
Сафронов хлопнул друга по плечу и пошел к себе. Санитары учились носить без носилок. Двое складывали руки замком, третий садился на эти руки, как на стул.
- Не! Не! - кричал Галкин. - Давайте по-честному, ребята. В кине видели, как буржуев носят? Так и вы так же. - И он принял важное выражение, вздернул нос и надул щеки.
В перерыве Сафронов не удержался, собрал подчиненных.
- Я вот на что хочу обратить внимание. Работа нам предстоит тяжелая и невеселая… Я, конечно, не против шуток, но только чтобы вы знали: главное - быстрота и внимательность к раненым, чтобы никто не залеживался без помощи, чтобы каждый почувствовал себя у нас… - Тут он осекся, заметив насмешливый взгляд Стомы. "Она осуждает эти разговоры", - мелькнула мысль. - Главное - понимать свою задачу и относиться к делу серьезно, - поспешно закончил он.
Помедлил, встал. И все встали.
- Теперь девушки - шины моделировать, а мы попробуем палатку свернуть и развернуть. Приходилось?
- Никак нет, - за всех ответил Трофимов.
- Срубы я ставил, - сказал Лепик. - Окопы рыл, стал быть, а палатку нет, не приходилось.
- Еще блиндажи, - вставил Галкин. - Землянки.
- А теперь вот палатка, - прервал Сафронов. - Она - наш дом, она - наше рабочее место. Ее необходимо разворачивать и сворачивать быстро, как можно быстрее. Чтобы медсанбат прибыл - и мы уже готовы были к приему раненых. Ясно?
Санитары работали старательно, но неумело. Лейтенант Кубышкин то и дело передергивался, будто почесывался, волновался. Как только сняли натяжение, убрали колышки и развязали веревки, брезент повис на мачтах и одна из них затрещала и прогнулась. Галкин тотчас нырнул внутрь. Или он подоспел поздно, или попытался вытащить мачту из гнезда, но сооружение рухнуло, и он очутился под брезентом. Галкин тотчас закричал:
- Ничё! Ничё!
Этот крик опять рассмешил всех.
Когда он вылез, весь красный и потный, то заявил:
- Это ничё. Со мной уже бывало. Надо зад оттопыривать.
Неизвестно, как скоро удалось бы санитарам свернуть и развернуть палатку, но тут появился Петро.
- Вы чего это заливаетесь? - обратился он к Стоме, довольный тем, что есть повод заговорить с нею.
Стома предостерегающе кивнула на капитана: дескать, имей в виду.
- Здравия желаю, - не растерялся Петро. - Разрешите помочь?
Во время ужина Сафронов жаловался Штукину:
- Как я с ними работать буду?..
- Притрутся. Получится.
Они долго ходили по лесу, вспоминали военфак, товарищей, эпизоды из той жизни. И эти воспоминания доставляли им удовольствие, успокаивали сердце.
Едва он вернулся, зашуршал брезент, показалась круглая голова Галкина.
- Товарищ капитан, отведайте грибков. Мы тута насобирали.
- Вы бы лучше сестрам.
- Не сомневайтесь. Они уже отведали.
Сафронову не спалось. Нетерпение, неясность, неудовлетворенность не покидали его. Хотелось поскорее участвовать в своем первом наступлении, но как пройдет работа при таком штате? При такой слабой подготовке? Сегодня опять говорили: "Скоро, со дня на день". "По мне, так скорее бы, но для дела еще бы несколько дней на тренировку; на знакомство с людьми".
Из-за брезентовой занавески раздавался здоровый храп санитаров, шепоток сестер. Где-то вдали, должно быть у штаба, негромко переговаривались люди. Пахло сосной, грибами, нашатырем, которым с вечера сестры чистили свои гимнастерки. И все эти запахи, тишина, покой и убаюкивали, и волновали Сафронова.
"Не на войне, а у войны. Все жду, жду, жду…"
V
Подняли их по тревоге. По общему шуму, по движению, тотчас заполнившему лес, по недалекому гудению машин Сафронов понял: на этот раз серьезно.
- Быстро! - крикнул он в темноту палатки, но, выскочив на воздух, убедился, что кричал напрасно: подчиненные уже стояли у выхода.
- К штабу, - приказал Сафронов и первым побежал по изученной за частые ночные "срочные" вызовы тропинке.
Он бежал и слышал за собой частое дыхание Кубышкина, а со всех сторон доносились топанье тяжелых сапог по земле и голоса, обрывки фраз, окрики, команды. Сафронов чувствовал легкое бодрящее напряжение, неведомое ему до сих пор. И топот бегущих со всех сторон людей, и их голоса, и ночная свежесть - все это тотчас развеяло остатки сна.
У штаба уже стояла группа офицеров.
Сафронов доложил НШ о прибытии взвода. В ответ Царапкин подал команду:
- Становитесь повзводно. Общее построение.
И тотчас люди начали двигаться, а голоса смолкать. Сафронов уловил в них то же легкое напряжение, что и в самом себе.
"Тоже волнуются", - подумал он.
Быть может, случись это днем, он чувствовал бы все по-другому, но сейчас, ночью, ощущение было особое, обостренное.
Командир медсанбата объяснил задачу:
- Передислокация. На свертывание один час.
НШ добавил:
- Командиры взводов, ко мне. Получите машины и водителей.
И снова все пришло в движение. Загудели машины. То там, то здесь ночную темноту разрезали лучи фонариков.
Люди переговаривались, наверное, не слышнее, чем днем, но в ночной тишине голоса слышались резче, отчетливее, они перемешивались, сливались и снова отдалялись друг от друга.
Вернувшись к своей палатке вместе с водителем, Сафронов начал отдавать команды, кому что взять, за чем проследить, кто за что отвечает.
Подчиненные с непривычки, да еще в темноте, все путали, сталкивались и ворчали один на другого.
- Тихо! - прикрикнул Сафронов. - В первую очередь вынести медикаменты, перевязочный материал и шины.
- Уже вынесли, - ответила Стома.
Только теперь Сафронов заметил, что сестры стоят в сторонке, под сосной, и не участвуют в общей суете и движении. Подле них действительно находилось все положенное имущество. А они сами были в шинелях, туго перетянутых ремнями.
- Нужно машину, - сказала Люба, - чтобы сразу грузить.
- Это верно, - согласился Сафронов, не придав значения тому, что предложение сделала сестра, подчиненная, а не он, командир. - Сюда подъехать можете? - спросил он шофера.
Шофер козырнул и скрылся за деревьями. Из палатки донесся дружный хохот. Сафронов бросился туда:
- В чем дело?
Санитары не могли остановиться, лишь показывали пальцами на Галкина.
Тот стоял, виновато склонив голову, и тоже улыбался. Лицо у него было чем-то измазано и блестело в свете фонарика.
- Посуду хотел вылизать, - объяснил он. - Нешто грязную везти?
- Приведите себя в порядок. Выносите носилки, - распорядился Сафронов.
Подошла машина.
- Грузимся. Быстро! - подал команду Сафронов.