В электричке его ждало первое испытание. Вот пробиваемый он или нет - такое испытание. А контроль. Тут так: если человек ни разу в жизни не брал билет, то почему ни с того ни с сего он должен изменять своим привычкам. Тем более что за билет принято платить деньги. Туда и обратно - почти рубль. А у Леши, и это уже известно, нет станка для печатанья дензнаков.
Леша сидел в центре вагона, и к нему разом приближались два контролера - молодой мужик и пожилая тетка. Тут и раздумывать было нечего - всегда лучше иметь дело с пожилыми тетками - их легче брать на жалость. И он пересел так, чтоб наткнуться именно на тетку. И он суматошно стал искать билет в карманах, он даже и в сумку залез - ну нет нигде билета. А тетка терпеливо ждала.
- Спешил?
- Да, тетя.
- И забыл проездной?
- Да, тетя. И совсем опаздываю. Я в Рубине учусь. В английской школе.
Достал? А как же. Скромно одетый парнишка из, конечно же, простой семьи ездит в английскую школу из Фонарева в Губино. И это же видно, что он не сын начальников. Значит, толковый парнишка. И переживает, что опаздывает в школу. Нет, такому пареньку нельзя мешать, ведь это наша надежда, если так-то разобраться.
- Ладно, сиди.
- А мне на следующей выходить.
- Учись.
Он и в метро проник без денежки. А приткнулся к мужику и прошел с ним вместе.
Он нашел больницу - красивое старинное здание с белыми колоннами. Долго искал вход. Почему-то уверен был, что вход там, где колонны.
Но нет, входить надо было со двора, через узкую обшарпанную дверь.
Тетка у входа, худая и невыспавшаяся, даже и не глянула на него.
- Тетенька, как мне пройти в хирургию? - спросил Леша.
Нет, он не ныл и не шмыгал носом. Как-то уж догадался, что все как раз ноют и шмыгают носом и этим тетку сердят.
- Никак, - ответила женщина. - Сейчас невпускной день и невпускное время. Сейчас врачебный обход.
Леша уверен был, что все равно пройдет в больницу, но для верности чуть слез подпустил, причем не на глаза, а в голос.
- Папа здесь на хирургии. А я из другого города, - сказал он тихо.
Это, понятно, заинтересовать тетку не могло.
- Папу ударили ножом. Он исполнял свой долг. И тяжело ранен.
- Милиционер, что ли? - это было уже ничего, и тетка заинтересовалась.
Но Леша не знал, у милиционеров своя больница или они лечатся, где и все.
- Нет, он просто смелый. Он шел с работы, а хулиганы напали на женщину. И он ее защитил. А теперь ранен.
- Пропуск есть?
- Он у мамы. Я учусь во второй смене. А папа просил зайти.
То есть получалось ничего: отец герой, хочет видеть сына, но не может этого сделать, так как сын учится во второй смене.
- Только быстро, - сказала женщина. - Как пройти, знаешь?
- Нет.
- Прямо по коридору. Потом налево. Упрешься в тупичок. Будет лестница. По ней вниз. Там хирургия.
Он шел длинным коридором с низкими потолками. Такие коридоры он видел в кино, когда показывают бомбоубежища. Он прошел, как велела тетка, - налево, тупичок, вниз, дверь с надписью "Хирургическое отделение".
Тихо вошел. Снова длинный коридор, но он был залит лампами дневного света. И заставлен койками. Леша подошел к медсестре.
- Ты чего шляешься? Сейчас обход.
Леша сказал, кого ему надо.
- Только на минутку, - ныл он. - Я ведь издалека. Надо, чтоб он на доверенности расписался. Деньги за него получить. Семья-то большая, и надо что-то кушать.
- Подожди за дверью, - сказала медсестра. - Он в палате.
Леша отошел к двери и там сиротски переминался.
Тут и появился дядя Юра, сухой и жилистый, с курчавыми рыжими волосами и белым, не поддающимся загару лицом. Он был в полосатой почти новой и почти шелковой пижаме. И он обрадовался Леше, он обнял и прижал его к себе. Потом протянул узкую, сухую и сильную руку и они дважды тряхнули сцепленными ладонями - так они всегда здороваются.
- Как дела, дружище? Как школа? Зарядку делаешь? - Ну, это он спрашивал, как все взрослые, когда нечего спросить.
Правда, вид у дяди Юры был виноватый. Он у него и всегда виноватый, когда дядя Юра разговаривает с Лешей. Оно и понятно: приходит, к примеру, из плаванья, приезжает к Леше, но ведь это же чтоб забрать с собой его мать. Может человек в этом случае чувствовать вину? Да, может, если он не вполне стервозный.
- Да, ты чего приехал? - спохватился дядя Юра. - Как ты меня нашел? Что-нибудь случилось? Аня заболела?
- Нет, мама здорова. Но она все время боится за ваше здоровье.
Это он все хотел спросить про рану, но не осмеливался, и дядя Юра его понял.
- Все нормально, дружище, - он расстегнул пижаму и показал на марлю, приклеенную к груди. - Заслуженный партизан, верно?
- А мама боится, - тихо сказал Леша. - И совсем не спит.
Это обрадовало дядю Юру, и он потрепал Лешу по загривку.
- Скажи: пусть спит спокойно. Скоро выпишусь, тогда, скажи, и разберемся.
- А еще она боится, что ее в тюрьму посадят. Ну, если вы напишете заявление, - это Леша говорил, глядя на серые немытые плиты пола.
Дядя Юра долго молчал.
- Ты меня считаешь таким гадом? - как-то хрипло спросил он. - И Аня тоже? Так вот передай ей, что моряки друзей не предают. Так и передай.
Он очень разволновался, дядя Юра, на его белом лице даже красные пятна выступили.
- Обидно, - сказал он. - Особенно когда ты к человеку всей душой. А он? Ну, ладно. Особенно обидно, что она боится - накапаю.
И он нервно ходил по площадке перед дверью. Но потом, видать, сообразил, что Леша не товарищ по плаванью, а маленький мальчик.
- Все будет нормально, дружище. Только ты вот передай: дядя Юра никого и никогда не закладывал. Так я и милиционеру сказал. Он приходил сюда. Я, значит, ножом подравнивал ножку стула, рука сорвалась, и я сам себя ткнул, - и дядя Юра ловко показал, как он подравнивал ножку стула, и как ударил себя - он даже глаза закатил, когда нож вонзился в грудь.
- И он поверил? - спросил Леша.
- А им какая разница? Кому охота лишнее дело на себя вешать. Я так тебе скажу, дружище, все в жизни бывает. Даже и надоесть люди могут друг другу. Могут даже и дел наделать в это время. Все бывает. Как говорится, милые ссорятся - только тешатся. Но надо же человеком быть. Как же можно думать, что вот я накапаю? Не понимаю.
Как ни относился прежде Леша к дяде Юре, как ни сердился, что вот мама уезжает к нему, оставляя детей одних, сейчас он разом все простил дяде Юре. А потому что - хороший он мужик. Хороший, да и все тут.
Тут выглянула медсестра и велела дяде Юре идти на обход.
- Ты подождешь меня, дружище?
- Нет, мне надо ехать.
- Ладно, двигай. А я сейчас потребую, чтоб меня выписали. И сразу к вам. Дома и разберемся. И скажи маме, чтоб пирог испекла. Ну скажи, устроим праздник. Так и скажи.
Когда ехал в электричке, очень неплохо чувствовал себя. А спасителем семьи. Сейчас приедет домой, обрадует маму, и все будет нормально, как и прежде.
Он приклеился лбом к прогретому солнцем стеклу. Мелькали дачные домики, шлагбаумы переездов, горящие красным и желтым леса, и над всей землей стоял теплый ослепительный сентябрь.
1989
Рассказы
Оля и Коля
Ольга Васильевна жила хорошо: ела сытно, спала до полной услады, денежки у нее водились.
Да и как денежкам не водиться, если работала Ольга Васильевна в столовой туберкулезного санатория. И пенсия идет, это само собой.
Для своих шестидесяти одного года выглядела она очень даже неплохо - покуда была женщиной в теле, не забывала про косметику, и потому лицо было сравнительно гладким, носила глухие платья, мол, женщина она строгая, на голове всегда аккуратно покоилась блестевшая лаком башенка, словом, ей и шестидесяти никто не давал.
А почему так? А потому что человек живет один раз, и следует жить сытно и гладко, заботясь более о себе, чем о людях посторонних: они, посторонние люди, и не вспомнят о тебе, когда улетишь ты подальше от этой земли.
Детей у Ольги Васильевны не было. Соседям и знакомым она, разумеется, жаловалась, мол, не дает Господь детишек малых, а Он и правда не давал, однако Ольга Васильевна не особенно и огорчалась - оно ведь и для себя пожить следует нехудо. Конечно, мужа своего Петра Павловича - его все звали Петропалычем - она шпыняла, дескать, не выполняет он свои мужской и человеческий долг на нужном уровне, но это скорее для виду, чтоб Петропалыч знал свою вину и свое место.
А Петропалыч оправдывался, дескать, у него есть дочь от первой жены, но ему резонно указывалось, что нужно доказывать и доказывать, чья это дочь, потому что Анька (подруга Ольги Васильевны и первая жена Петропалыча, соответственно) не такая уж была недотрога.
Знаю, потому к тебе и ушел. Но я-то - другое дело. Да, ты-то - другое дело. Тут они были едины: она другое дело, глупостями помимо мужа заниматься не станет.
Да, прожили они с Петропалычем чуть не четверть века, прожили более или менее сносно. Ну, Петропалыч был портным в военном ателье, если и закладывал, то исключительно с халтур, зарплату донося до супруги целехонькой.
Понятно, заначивал: то в щель дивана красненькую засунет, то в беломорину, но тут Ольга Васильевна была прямо-таки ищейкой.