- Жалко, конечно. Еще поговорим. У меня на тебя есть некоторые планы. Нужна твоя помощь. Успеем поговорить. Ты плохо выглядишь, Володя. Что с тобой?
- Я очень болен, Раиса Григорьевна. - Ей он не мог солгать и потому не удержался от жалобы.
- И что болит?
- Надпочечники. Опухоль. И нужно оперироваться.
- Жить мешает? Работать мешает?
- И жить, и работать невозможно.
- Ты меня прости, Володя, это не ко времени, но ты мне сейчас нравишься. В тебе нет ухарства. В прошлый раз оно меня насторожило - уж слишком ты хозяином по жизни ходил. Мне нравится твоя работа, Володя. Я ее не представляю, конечно, но то, что ты мне рассказывал, мне нравится. Отдохнуть успеешь. Оперируйся. Я ничего не понимаю в медицине, но чувствую, что все будет хорошо.
А все-таки странно устроен человек: как уж хочется верить, что все будет хорошо, вот стоит человеку, вовсе далекому от медицины, сказать, что все будет в порядке, и уж рад верить ему, и точно - все будет хорошо.
- И как Надя переносит твою болезнь?
- У нас у всех достанет сил перенести несчастье ближнего.
- Не лги.
- Это Ларошфуко. Она хорошо переносит мою болезнь.
- Не лги. Она добрая и интеллигентная.
Это уж Раиса Григорьевна непривычно для себя лукавит - они с Надей друг другу не понравились. Пять лет назад Раиса Григорьевна приезжала к ним на несколько дней (как обычно, без предупреждения, просто посмотреть на их житье-бытье). Надя не понимала, зачем это Раиса Григорьевна вмешивается в чужую жизнь, правда, та не вмешивалась, а просто поговорила и улетела, хотя для нее жизнь Казанцева не была жизнью чужой; Раисе Григорьевне, хоть она этого не сказала, Надя не понравилась…
- Как наши-то? - спросил Казанцев, чтоб закончить разговор о себе.
- Будет тебе, Володя.
- А все-таки?
- А кто?
- Владик Васильев?
- В экспедициях.
- У него один?
- Двое. Чудо-парни.
- Женя Дорофеев?
- Все плавает. В прошлом году прислал открытку, обратный адрес - Индийский океан. Он прежний: открытку прислал на школу - любит эффекты.
- А Лена Максимова?
- Вспомнил Леночку? Думала - забыл.
- Я все помню.
- Хорошо, что приехал. С Леночкой беда. Все собираюсь к ней зайти, да отчего-то неловко. Мы не очень-то ладили с ней. Вернее, ладили, но не дружили. Тут я виновата - просмотрела что-то. И хорошо, что ты приехал.
- Так что с ней?
- Беда с ней. Говорят, пропадает Леночка. Три года назад она разошлась с мужем, я его не знала, что у них случилось, тоже не знаю. А полгода назад сын у нее погиб. Нелепость какая - упал из окна четвертого этажа. Четыре года, воробышек какой-то, птенчик. Мы сделаем вот что: зайдем-ка к Лене в гости. И зайдем сегодня же. У тебя первый день? Чаепитие в семье?
- Да. Но к вечеру я освобожусь. Часам к девяти.
- Вот и хорошо.
- Незваные гости, надо сказать.
- Ты можешь приходить когда угодно, Володя, - сухо сказала Раиса Григорьевна, - но человек, к которому ты пришел, должен быть уверен, что ты друг. А дружба, имей это в виду, Володя, понятие круглосуточное. Все! Встречаемся в девять часов на автобусной станции.
5
Константин Андреевич не ошибся, по стуку в дверь определив, что пришла Анна Васильевна. Это и точно была она.
Кондитер на лимонадном заводе, Анна Васильевна от работы со сдобным тестом - зефиры, пирожные, кексы - сама стала как бы сдобной - пышнотелая, с тонкой белой кожей, круглолицая, с глубокими ямочками на щеках и подбородке, весела так, что всякий момент готова взорваться смехом и потом долго утирает слезы. Тугая, гладкая, с рыжеватыми, даже золотистыми волосами, ходит она медленно, как плывет, и своим появлением напомнила она Константину Андреевичу, что пора бы и за дело приниматься.
- Все так, - рассуждала она, - помидоры по полтора рубля три килограмма, так, треска - это будет жареная в томате - три килограмма, в холодильнике колбаса, сыр, мясо - дело, это дело. Вот я говорила, что красную рыбу, икорку это уже не осилить, пожалуй, никому и в горло не пойдет.
- Да, пожалуй, икру и семгу нам не поднять, - согласился Константин Андреевич.
- А вот и выход. Если, предположим, достать сиг за рубль восемьдесят и посолить как следует, то будет это, скажем, вкуснее любой семги, - и она, верно, снова подумав, что сиг может быть вкуснее семги, закатилась в смехе, да надолго, да так заразительно, что засмеялся и Константин Андреевич - радостно ему слышать ее смех, безудержный и сдобный. - Так я посолила, а сегодня попробовала - вкуснее любой краснорыбицы. И вкуснее, и мягче.
- Вот и молодец, - похвалил Константин Андреевич, - без тебя бы мы пропали. Уж не свадьба была бы, а так - попойка под селедку.
А она так и зарделась от его похвалы, даже глаза повлажнели от удовольствия.
- Я тут порядочек составила для стола, ну, меню, будем говорить, - и Анна Васильевна достала из сумки лист бумаги. - Первое, конечно, студень. У меня уже есть голова и ножки. Не у меня, дело ясное, а свиные, - и снова в смех ударилась, ну будто кто ей душу щекочет. - Это я сейчас поставлю. Люди ведь, как идут на свадьбу, день не едят. И правильно, потратились на подарки, так хоть на еде пусть наверстают. Они приморятся, а мы их тогда салатом притомим. Первое дело - весенний салат. В ход пустим помидоры, огурчики, лучок, горошек.
Константин Андреевич слушал Анну Васильевну уже вполуха, зная, что на всякое дело заводится она медленно, но если заведется, то будет как вечный двигатель, и он привычно начал думать, что вот сегодня - последний день с дочерью под одной крышей. И вот ведь как замуж не хотелось выдавать ее. Если б можно было не выдавать вовсе, а всего лучше - будь она нескладехой, недотепой, чтоб уж не приглянулась никому, это ему всего лучше было бы. А так, дело какое: весела, красива, легка - все равно выйдет, не сейчас, так через год. Тьфу ты да и только.
- Второе - рыбный салат, - наслаждалась своей изобретательностью Анна Васильевна. - И тут мы пустим в ход копченую рыбу, картошечку с яйцом и майонезом. Люди-то думать будут, что это все, сил у них к пище нет, а мы им - ах! - блюдо одно другого лучше. Вот у вас сил нет, а вы кушайте, пожалуйста.
А Константин Андреевич под восторги Анны Васильевны начал думать о Коле, женихе Тани, что вот он почти не знает жениха. Ну, парень как парень, от Тани тает, это верно, шофер второго класса, армию отслужил, это тоже верно, а что он за человек, вот ведь загадка. Хотя если разобраться, то ведь не Константину Андреевичу, а Тане терпеть или радоваться, и что толку изводить себя, хорош Николай или плох. Хотя Константину Андреевичу все кажется, что Коля как бы не ровня Танюше получается. Вот почти год его знает, а ни разу не видел с книжкой в руках и ни разу не слышал, чтобы тот такое что-либо сказал, чего не знает Константин Андреевич. А как так? Человек-то юный, ум у него молодой и встревоженным должен быть, ничего-то в нем, пожалуй, еще не отстоялось, не улеглось по привычным полочкам, так поговори с человеком, видавшим виды, тертым калачом, поспорь ты с ним, это же как интересно может выйти - поспорить о житье-бытье. Вот Таня техникум связи окончила, Константин Андреевич ее на вечерний институт настраивает, да и сама она учиться дальше хочет, так паренек, он как же, мешать будет или поддержит ее? Беда, если будет мешать. Сам Константин Андреевич не выучился своевременно - война, быт голодный, семья, - однако способность к ученью и даже к инженерству чувствовал в себе всегда: и в техникуме охотно учился, и рацпредложения имеет, и начальника цеха заменял - нравилось ему за книжками посиживать. Недоучился - не его вина, но желание было, и теперь ему очень хотелось, чтоб доучилась хотя бы Таня.
- Ну, а потом, конечно, мы начнем пристреливаться, - все расходилась Анна Васильевна. - Дело важное - запустим мясной салат. Тут вареное мясо нужно - завтра сделаем.
И в это время Танюха в комнату влетела, и Константин Андреевич заметил, что у нее прическа свадебная.
- Вот теперь уж точно - завтра свадьба, - сказала Анна Васильевна.
На голове-то ей корзиночку уложили светлую, блестящую лаком корзиночку. Сказать по правде, привычная ее прическа не хуже - тугой светлый пучок, - но кто же это идет во Дворец с простенькой прической.
- И как же ты будешь спать со своей корзинкой? - поинтересовался Константин Андреевич.
- На валик лягу. Шея, говорят, будет с непривычки болеть, но голова останется целой.
- Да уж шея тебе ни к чему. А голова нужна, чтобы фату прицепить. Ну-ка покажись Анне Васильевне.
Таня проворно вынула из шкафа фату, да такую длинную, какую Константин Андреевич и не видал никогда.
- Ну как, Анна Васильевна? - спросила Таня.
- Хорошо, Танюша, - ответила Анна Васильевна. - Очень хорошо.
Да, хороша, молча согласился Константин Андреевич, и как на мать похожа! Точно так глаза чуть-чуть скашивает, и, как у матери, при улыбке глаза слегка влажнеют. Да уж завтра свадьба, хочешь не хочешь, а душу надо настроить на веселый лад.
Таня набегалась за день, устала и сейчас молча отдыхала на диване. Константин Андреевич чувствовал, что она понимает его печаль. Ему хотелось поговорить сейчас с ней подробно, узнать, например, счастлива ли она сейчас, так ли уж любит своего Коленьку, но вот беда - за много лет у них возникло молчаливое понимание друг друга, серьезного же несогласия никогда не бывало, и потому они не привыкли подолгу разговаривать. И потому все, о чем Константин Андреевич хотел узнать, он скрутил в такой вопрос:
- Ну, как дела, дочка?
- Все в порядке, папа. - Понимала серьезность вопроса и потому успокоила отца: - Все будет хорошо.