Он был убеждён в том, что реально в мире существуют лишь зачатие и смерть, а всякое до и после – это бред, мираж, самообман, и каждый раз, повстречав меня, он с невероятным упорством внушал мне мысль, что напрягать мозг бессмысленно, ибо понять до конца мерзостные инстинкты человека всё равно невозможно. Особую неприязнь он высказывал в адрес Колумба, который искал Индию, а наткнулся на Америку, причинив тем самым ужасное зло всему человечеству. "Ни над чем не задумывайся, - внушал сосед, - ни в чём не участвуй, ничем не обольщайся. Всё сплетено воедино: ты – тот, кто несёт в себе семена любви и обожания, и ты же – тот, кто других истязает и губит". Я обзывал его мизантропом, и тогда он, поглядывая на меня взглядом исследователя головного мозга, призывал на помощь Достоевского, который, как известно, писал, что любить человечество легко; трудно любить каждого человека в отдельности. "Мы рождаемся и умираем по причине, которая называется абсурд, - настаивал сосед, - а потому своё пребывание на земле следует воспринимать, если не как игру, то уж точно, как странную забаву. Реальность на земле не такова, какой она себя выдаёт, а такова, какой ты её ощущаешь. История человечества – это представление мелких апокалипсисов на пути к большому и конечному апокалипсису. Нерона считают дебилом, а зря; разве не он, поглядывая из окна своего дворца на горящий Рим, продолжал играть на скрипке".
В своей квартире мой сосед проживал вместе с котом по кличке Негатив, но иногда на ночь оставалась приходящая служанка Жанна. "Я не мизогин, - уверял сосед, - но, чтобы я себе позволил влюбиться в женщину, такой пассаж, разумеется, совершенно исключён. Для себя я давно вывел формулу брака: "Вначале любят, потом страдают, а в конце – смиряются с привычкой к страданию". Я себя уважаю и спрашиваю: "На кой чёрт всё это?.." Что себе накличешь, то и откликнется…" Особым, торжественным тоном сосед обожал провозглашать свою программную фразу: "В жизни, безусловно, есть место подвигу, но лично я, хи-хи-хи, предпочитаю оставаться холостым. Dum vivimus, vivamus!"*
Его рассуждения об эволюции человека приводили меня в смущение, и каждый раз я просил его высказываться яснее. Теперь, постучав себя по голове, он проговорил:
А было так –
создал Бог ослика и говорит ему: "Ты,ослик,будешь таскать тяжёлые грузы,работая от заката до рассвета.Будешь питаться травой и будешь очень глупым.Жить будешь пятьдесят лет".Огорчился ослик: "Пятьдесят лет для такой жизни – срок слишком долгий.Дай мне не больше двадцати"
И было так –
создал Бог собаку и говорит ей: "Ты будешь другом человек, будешь охранят его жилье и есть его объедки. И жить тебе 25 лет. "Господи, - огорчилась собака, - я не вынесу столько лет собачей жизни. Мне бы хватило и десяти"
И было так –
*(лат) Будем жить, пока живётся!
создал Бог обезьяну и говорит ей: "Ты будешь всю жизнь прыгать с ветки на ветку и смешить людей своими гримасами. Жить ты будешь двадцать лет". Заскулила обезьяна: "Кривляться, будто клоун, двадцать лет подряд – это ужасно! Мне довольно будет и половины".
И было так –
в конце концов, Бог создал человека и сказал ему: "Ты единственное разумное существо на планете. Будешь господствовать во вселенной и проживёшь 20 лет" Заплакал человек: "Боже, 20 лет жизни это ведь так мало. Дай мне те 30 лет, от которых отказался ослик, еще 15 лет, которые не понадобились собаке, и 10 – ненужных обезьяне".
И стало так –
Бог сотворил человека, который 20 лет живет как человек, затем женится и 30 лет пашет на семью как ослик, следующие 15 лет живет как собака, охраняя дом и детей, и доедая за ними объедки. Оставшиеся годы он кривляется, будто клоун, развлекая своих внуков".
Я спросил:
- Тебе нравится то, что ты тут наговорил?
- А тебе нет? - удивился он.
Я промолчал.
- Хорошо! - сказал он.
Я спросил:
- Что хорошо?
Он рассмеялся:
- Хорошо, что тебе нечего сказать. И будет так!
Я вбежал на четвёртый этаж.
***
На душе была полная неразбериха, и я, заглянув в себя, словно в чёрный ящик потерпевшего аварию самолёта, искал объяснение странному поведению Лии. Одно было ясно: подлежит оставить Лию в покое, дать ей возможность досмотреть тот сон. Из прочитанных книг я усвоил, что девушка парня не бросает, пока возле неё не начинает крутиться кто-то другой, но возле Лии, вроде бы, никто не крутился. Я не слепой – увидел бы. Или же я просто глупец. "Выбирай, - сказал я себе, - что тебе ближе: слепец или глупец?" На помощь пришёл Блез Паскаль, считавший, что у сердца свой рассудок, который с рассудком головы не имеет ничего общего. Поток мыслей, забуксовав, остановился и я, после долгого молчания, осевшим голосом бормотал: "Мертвец…Между мной и Лией стоит мертвец… Не может быть, чтобы Лия меня…" Недостающих слов, при всём старании, мне никак нащупать не удавалось. Наконец, я понял, что в моей голове произошёл некий сбой, и ничего иного мне не оставалось, как, словно Тесею, уповать на чудотворное появление спасительной нити Ариадны.
- Больно? - спросил я себя.
- Больно! - ответил себе.
- Где больно?
- Там, где болит.
На память пришёл Уистен Оден:
"Созвездья погаси и больше не смотри
Вверх. Упакуй луну и солнце разбери,
Слей в чашку океан, лес чисто подмети.
Отныне ничего в них больше не найти".
Я ощутил –
присутствие Лии у себя под кожей.
Я представил себе как –
погрузив себя в продолжение того сна, Лия спит, как она в себя вдыхает, как из себя выдыхает, как вздымается её грудь.
Захотелось повторить Чарльза Буковского –
"Я поставил её фото к радиоприёмнику
Рядом с вентилятором,
И оно двигалось,
Как живое".
Мама отошла от окна и сообщила:
- Дождь разговаривает.
Я спросил:
- О чём это он?
- Как когда…
- А сейчас?
- Сейчас о том, что люди от него укрываются, а ты вот здесь,со мной.
Я принялся перелистывать оставленную на стуле газету. На первой странице о перемирии в Газе; на последней – реклама мебели. "Перемирие…- подумал я. - Если бы…" На память пришёл анекдот: "Соня, твой сынок ест газету". "Пускай себе ест, - ответила Соня, - газета вчерашняя".
Мама включила радиоприёмник.
Сообщали о мужчине, который убил своих родителей. Они отказались отдать ему свои сбережения. Убийца оказался адвокатом.
"Люди…", - мама выключила приёмник, включила телевизор. В обращении к народу, премьер-министр заявил: "Придёт время, и мы их ещё приструним". Когда приструним – премьер-министр не сообщил. Потом пошла передача о жизни кротов.
Я ушёл в ванную.
Налил воду.
Разделся.
Лёг отмокать.
Подумал о Газе: "Задачу не решили". В Университете учат: "Для того, чтобы решить задачу, необходимо сомнение приравнять к уверенности"
Выбрался из ванной, когда вода остыла.
Заметив своё отражение в зеркале, спросил: "Что скажешь?" "Лучше промолчу!" - отозвалось отражение.
Зачем-то почистив зубы, я вернулся в гостиную.
По экрану телевизора бегали кроты.
- Всё ещё бегают? - удивился я и подумал: "Хорошенькое дельце – по миру бродят мёртвые ревизоры…"
Мама взяла в руки пульт управления.
На девятом канале парень спрашивал: "Почему скотину считают по головам, а правительство – по членам?" На одиннадцатом канале показывали мультфильм "Три медведя" для взрослых. "Кто, - возмутился маленький медвежонок, - кто спал в моей кроватке и помял мою жену?" На двадцать четвёртом канале шла английская пьеса, и высокая худая женщина неустанно спрашивала: "Так вы уходите, слава Богу, или остаётесь, не дай Бог?"
Мама выключила телевизор и ушла на кухню.
"Вдруг снова объявят воздушную тревогу?" - подумал я и представил себе лежащую на тротуаре бледную, без макияжа Лию. В моей груди стучало сердце, а стенные часы, казалось, молчали. "Время остановилось!" - испугался я и у часов спросил: "У вас передышка?" Часы проговорили что-то невнятное.
Я заглянул на кухню, опустил в кастрюлю с водой два яйца и зажёг газ. Посмотрев, как яйца варятся, огонь выключил.
Мама сидела за кухонным столом. Просто сидела. Я спросил, что она думает о времени. В ответ мама предложила спеть вместе песню о подбитом танке и о солнце, которое никому не погасить. Я покачал головой, и тогда мама сказала, что время быстротечно и непостоянно, а миг остановить невозможно. "А это надо?" - спросил я. Мама помолчала, а потом, сказав "торопимся мы…", ушла к себе в комнату.
Я вернулся в гостиную, не глядя, достал из книжного шкафа книгу. Она была наполнена жонглирующими словами. Мама считает, что такой язык служит целью озвучивания пустых сердец.
"Лия, позвони. Поговори со мной", - просил я, а потом, немного выждав, сказал себе: "Т-с-с-с, Лия сейчас занята".
"Позвоню приятелям", - решил я.
Пи-пи-пи…Пи-пи-пи…
Вспомнил –
Рафи на севере страны – парашютист,
Дима – там же,