Вылила коньяк из большого стаканчика в рот, не закусила, а сжала губы и глядит на всех по очереди, а глаза её чернеют, становятся большими и влажными.
– О-ох, – Надя удивилась и отвернулась, прислонясь к холодному иллюминатору щекой, будто хотела остудить себя, слушая, как снег, точно крыльями, бьёт в толстое стекло.
– Ещё! – приказала Августа.
Бармен налил стаканчик до краёв. Августа выпила. И опять без закуски.
– По-ов-торить! – сказала она залихватски.
Теперь никто (и Славик) не хотел продолжения, Витька Юдин сказал резко:
– Тебе, наверное, хватит.
– Моё дело! – возмутилась женщина. – Я сейчас танцевать выйду! Музыку! – Августа вышла на середину каюты.
Славик заиграл, рука дрожала на одной струне. Он не знал, что исполнять для этой бабы. Захлёбываясь полилось: "Светит месяц…"
Августа волосами тряхнула, плечами повела.
– Фу, жара! – туфли скинула.
– Молодец! – захлопал в ладоши Лёха: – Давай, давай!
И Надя зааплодировала, но не так смело.
Хорошо пошла Августа… Да, разве в каюте разойдёшься? Витька Юдин расслабленно подумал: "И чего я останавливал? Пусть пьёт, пусть пляшет…"
Августа плясала. Кофту, расстегнув, сбросила. Лёха хохотнул: на груди у женщины оказалась прозрачная полоска из кружев – вот и всё бельё…
– Ну, уж, н-нет, – сказала Надя.
Лёха наклонился к ней, зашептал: будет любить её прямо с этого вечера. Девочка в ответ пожаловалась шёпотом: её, мол, предал друг, ушёл к другой:
– По-то-му-то я и завер-завербовалась на этот Шикотан, – пьяно пояснила она.
Парень сказал привычно:
– Не реви, я на тебе женюсь.
Августа уже не плясала, она просто дёргала молнию на юбке, наконец, юбка свалилась.
Славик играл на одной струне.
– А ну, перестань! – сказал Витька Юдин.
Но бармен-гитарист не останавливал своё трень-брень, хотя обращались к нему, а не к женщине, вполне невменяемой. Кивнув на Августу, снимавшую лифчик, Славик продолжал аккомпанировать. Застёжку заело, но лицо у Августы было уверенным: снимет всё…
– Пойдём ко мне в каюту, здесь шумно, – сказал Лёха.
– Шумно! Здесь не шумно, здесь какой-то вертеп! – гневно, но не очень трезво воскликнула Надя, впервые в жизни хватанувшая так много спиртного, доверив Лёхе нести свою дорожную сумку.
Качало. Сразу стало бросать от одной до другой стены длинного коридора, по которому они шли. Лёха стал поддерживать Надю под руку, соглашаясь с ней, мол, и ему не понравился "этот развратный танец". Они поднимались трапами, Надя не отклонила поддержку этого незнакомого человека. Какая сильная качка: перед глазами медные полоски ступенек… наплывали одна на другую. Надя вспомнила парня, которого совершенно зря любила… От этого воспоминания у неё так закружилась голова, что вдруг она куда-то стала проваливаться и падать. Опомнилась Надя на постели от ужасной боли, услышав вопрос, который, как она считала, ей никто не станет задавать:
– Так ты девушкой… была?..
…Витька Юдин дёрнул Августу за руку:
– Хватит.
– Не нравится, так не принуждаю! – ответила женщина. – А вот ему весело, – кивнула на паренька.
Тот поднял на Юдина глаза, нисколько не смущённые, цвета свежей горчицы:
– Что за трагедия? Маленький стриптиз.
– И без тебя вижу. Думаешь: окромя селёдки, ничего не знаю?
– Не современный ты, – пожал плечами Славик и выбил о гитару ритм.
Августа вздрогнула и заплакала: голос у неё стал хриплым, лицо – некрасивым. Она стала, как слепая, подбирать свои вещи и надевать, как попало. "Сцены начались", – Славик выругался по-английски, но по-русски подумал: пора отчаливать.
– Нет, ты объясни, что к чему, – привязался рыбак.
Витька Юдин удивился: женщина плачет, и хочется дать в морду симпатичному парнишке.
Славик сказал нравоучительно:
– Жизнь – игра, которая (чтоб ты знал) – источник удовольствия. Я делаю всё, что мне приятно.
– Да ну? – спросил Юдин, и его кулак на столе напрягся.
Этот гадкий своим напряжением кулак смутил Славика, и он сказал примирительно:
– Не знаю, чего ты переживаешь…
В каюте стало тихо. Как и должно быть тихо тёмной длинной ненастной ночью, когда ветер гонит по палубе звонкие льдинки, и далеко причал.
– А, если в ресторане народу полно, тоже, наверное, не сладко?
Бармен кивнул, не понимая, куда тот клонит.
– А ты говоришь: "игра"!
"Ну, и дубина", – вздохнул про себя Славик, вслух разъяснил:
– Я в море сбежал потому, что у бати давно просил автомашину… Но у него были одни отговорки… Я сказал, что в таком случае я заработаю сам… Мама была, конечно, в трансе, даже "скорую" вызывали… Но я всё равно ушёл в море. А сегодня получил радиограмму: "Автомобиль куплен".
Парень трепался бодренько, Юдин понял: не врёт.
– В порт придём, спишусь на берег, зачем мне нужен этот буфет…
– А зачем… тебе автомашина? – спросил Юдин, сам понял, что глупо спросил.
– Ездить.
– Куда?
– В университет. Я там учусь. У меня в семье материальный достаток: отец, знаешь кто? Капитан китобойной флотилии. Так, что, парень, мы из разных социальных слоёв…
– Из разных, – как сквозь сон тихо согласился Витька.
Детдомовская злоба поднялась в нём (так бывало). Вспомнил, до чего гадко им жилось с сестрой в этой бухте Светлой! Били и старшие дети, и воспитки, и даже директор. Однажды сестрёнке чуть ухо не оторвали. Её крик: "Ви-итька!" иногда в минуту ярости слышит в голове. Взвизгнуло, размахнулся… Тени замелькали по потолку. Славик ударился спиной о дверь. Августа закричала, но никто, кроме них троих, не слышал. Юдин ещё легонько ударил: Славик выронил гитару, и она полетела на пол, мелодично звякнув. Бармен тоже упал, по его лицу текла кровь.
– Ничего, я пойду сейчас, – сказал он склонившейся над ним Августе.
Юдин взялся за голову, будто ударил не его, а себя. Славик встал, смотрел с убийственным спокойствием, но, если бы захотел, сейчас не смог бы ругнуться по-английски.
– Иди уж скорей, – заботливо подтолкнула его Августа.
Дверь лязгнула, стало почти тихо, только волны накатывались с грохотом на борт и отходили с шипением и стоном.
– За что ты его? Он просто счастливый!
– А ты – нет?
– Я тоже… весело живу. На Востоке, как птица из клетки вырвалась, – пошла гулять… У нас на плавбазе было полно мужиков. Когда штормит, работы нет. Напьются, зовут, чтоб танцевала, иногда даже на столе. Ну, и …с раздеванием, конечно. С мужем жила, верна была. За то, что пил и бил.
– А зачем сходиться хочешь?
– Это я так сказала. У меня теперь деньги есть: кольца продам, избу хорошую куплю. Детей с бабкой оставила, у меня их двое. И станем жить. Даром спину гнула?
– Правильно, только тебе нельзя пить, – сказал Витька Юдин и оставил её дальше думать о своей судьбе.
Оставшись одна, Августа прибрала на столе. В иллюминатор ничего не было видно, но Августа всё смотрела туда, будто и в темноте хотела что-нибудь светлое разглядеть… Никто не ожидал, и она тоже, что завтра наступит блестящее холодное утро: море будет, как мятая фольга, всё в серебряных лунках до самого горизонта.
Витька Юдин уходил от знакомой каюты, от Августы. С ней всё понятно, а вот не найти ли бородача с девчонкой? Или бармену добавить за стриптиз, и, странно, за его батю-кэпа, который по восемнадцатому году не играл с жизнью, а чистил гальюны? Юдин ещё немного подумал и решил: к бармену не пойдёт. "Как бы не сесть", – напомнил себе. Перспектива посадки не являлась для него фантастической. Любил он поговорить о справедливости. О том, что "гады наверху зажрались", что "рабочий человек живёт, как падаль", что "сбежал бы давно к японцам, но ненавидит их непонятный язык и убогие непотопляемые джонки"… И когда он так бакланил за жизнь, то обязательно в компании обнаруживался какой-нибудь "хитрый хмырь" с возражениями. Витькины кулаки напрягались всё больше, а потом взвизгивала Маринка в башке: "Ви-итька!", и пошло-поехало… До милиции доходило. Но у него есть мечта. На неё копит деньги. Как дом выстроит, женится на хорошей девушке, чтоб были дети, чтоб жили они в родном, а не в "детском" доме.
…Витька уходил на корму, задумчиво раскачиваясь. Белая вязаная рубашка была туго натянута на его широкой спине. Каюта была десятиместной, третьего класса. В первом не ездил – скука. Сняв ботинки, бесшумно ходил вдоль двухэтажных коек, ища своё место или просто свободное. Спали на каждой. Много ребят. Наверное, они, как и он, сошли со своих судов и плывут домой к Новому году… Юдин представил, какая большая будет компания, когда они проснутся. Где бы он ни появлялся, всегда образовывались компании.
Устроившись на верхней постели, вспомнил о Лёхе с Надей. Решил дождаться их на причале, чтобы заглянуть мужику в глаза, да и девчонке – заглянуть. И понять, оба счастливы или он её обидел? Если так, врежет… Кулаки сжались. Но, возможно, эти двое навсегда полюбили друг друга? Он знал, что маленькое расстояние отделяет незнакомых людей, и часто они становятся навек родными.
Витька Юдин спал. Розовое холодное солнце вставало из воды.