- Что-то уж слишком тепло. Я чувствую себя лучше, много лучше. Давай, дочка, снимем эти горчичники, ты мне дашь какой-нибудь порошок и я усну.
- Надо потерпеть, отец, - сказал я, а Кумыш подтвердила.
Отец попытался подняться, но я уложил его обратно.
- Нельзя, отец, - сказал я. - Теперь всё тело согрелось, если простудить, будет плохо. Ещё немного согреешься, а потом горчичники начнут работать на полную силу.
- Отпусти меня! - крикнул отец. - Что ты мелешь! На полную силу! Я уже давно словно в адском огне. Отпусти меня и сними эти чёртовы горчичники. Я совершенно здоров. Вах, я охвачен пламенем. Пусти, тебе сказано!
- Но ты же вызвал "неотложку". Если она тебе не поможет, Кумыш могут отдать под суд. Уважаемому человеку плохо, её долг - поставить тебя на ноги.
- Отпусти меня, и я встану на ноги сам. - С этими словами отец вырвался из моих рук, одёрнул рубашку и стал срывать с себя горчичники, ругая всё и всех так, словно с него живьём снимали кожу. - Делайте что-нибудь, несчастные. Машите на меня, дайте мне воды. Аллах, я весь сгорел, изнутри и снаружи. Что за чёртово снадобье ты мне подсунула, дочка, это же прямая дорога на тот свет.
- Горчичники ставят даже детям, - пояснила Кумыш.
- Ни один человек на свете не выживет после таких мучений. Сона, ну чего ты стоишь, разинув рот. Бери вот это полотенце, - он сорвал со своей головы чалму, - маши, если не хочешь остаться вдовой.
Через некоторое время отец пришёл в себя.
- Всё, - решительно заявил он. - Всё прошло. Спасибо, дочка. Про тебя все говорят, что ты хороший врач, теперь и я буду говорить. Но если хочешь, чтобы я поправился до конца, сдержи своё слово и оставь Ашира в покое.
- Отец, - сказал я, - ведь я тебе уже говорил…
- Я с тобой поговорю позже. Ну, как, дочка, обещаешь?
Кумыш стала белой, как мел.
- Я не цепляюсь за вашего сына, Поллы-ага, - ответила она. - Можете оставить его себе и делать с ним всё, что хотите. - И она выбежала из комнаты.
- Молодец она, эта Кумыш, - заметил отец. - Гордая. Хорошая будет кому-нибудь невестка в доме, дай ей бог.
- Значит она понравилась тебе, отец?
- Кому такая не понравится. Хорошая девушка, - повторил он.
- Вот и я её полюбил. Или у тебя так - другим хороша, себе нет.
- Глупый ты ещё, сынок. Многое не понимаешь. Она хороша для города, а не для жизни в таком ауле, как наш. Разве будет она детей рожать, ковры ткать, сидеть над вышивкой? Да и другое: шесть лет она пробыла в городе, пока училась, одна, без старших. Знаешь, как там у них в городе: день не день, ночь не ночь. Как она там себя вела, с кем водилась, ты это знаешь? Нет. Известно ли тебе что-нибудь о ней? Тоже нет. Может, ей что ты, что другой - лишь бы мужчина был. То-то, сынок. Если бы не это, я бы сам тебе сказал - женись на Кумыш.
- А что ты мне скажешь сейчас?
- А сейчас я тебе скажу всё то же - откажись от неё. Как бы далеко человек не зашёл по неправильному пути, если вернётся обратно - всё равно хорошо. Поверь нам с мамой, сынок, мы тебе плохого не посоветуем.
- Знали бы вы, где хорошее, где плохое, не покупали бы мне жену, словно корову, - сказал я и махнул рукой. - Ладно, завтра на работу, пойду спать. Спокойной ночи, мама. Спокойной ночи, отец. - И я поднялся, чтобы уйти. Но когда я был уже у двери, отец окликнул:
- Ашир!
Я обернулся.
- Да, отец.
- Останься, Ашир. Я хочу с тобой поговорить.
И я вернулся на место.
Я согласен жениться, отец!
Итак я вернулся и теперь сидел на стуле, на котором обычно сидела мама, когда шила на швейной машинке. Я сидел молча, ожидая, что скажет мне отец, который всё ещё обмахивал грудь и спину покрасневшие от горчичников. Я смотрел на его мозолистые руки и видел, что он не знает, как подойти к этому разговору, такому для него важному, я очень любил его и жалел, но сейчас речь должна была идти о нашем с Кумыш счастье, и я должен был подавить в себе жалость. Я должен был убедить отца, вернее, переубедить его, а тяжелее этого нет ничего. Я понимал, что и мама, и отец действительно хотят видеть меня счастливым, но счастье это они понимали на свой манер.
Разве они виноваты, что выросли в тяжёлые годы и кругозор их узок. Разве каждый из них задумался бы отдать для меня всё, что они имели. Так почему же мы разговариваем, словно на разных языках, и почему наши слова так ранят друг друга. А с другой стороны не мог же я предать Кумыш и самого себя только ради того, чтобы отец не обиделся.
И я решил сражаться до конца.
Мама убирала постель, разбросанную отцом. Но когда она наклонялась над ним, они, словно продолжая давний разговор, что-то говорили друг другу, и я, выйдя из забытья и своих дум, успел кое-что услышать.
- Ты помягче, помягче с ним, Поллы-джан, - просила мама, - ведь он любит тебя. Поговори с ним, узнай, чего он сам хочет.
Отец что-то тихо отвечал маме и фыркал. Наконец, он обратился ко мне.
- Ну, так что ты мне хочешь сказать, Ашир? Нам давно надо было с тобой поговорить откровенно, давай сделаем это сейчас, согласен?
- Боюсь, нам не понять друг друга, отец, - сказал я то, что и на самом деле думал. - Позволь мне просто идти своим путём.
- Извилистая дорога заведёт в болото, - ответил отец, любивший говорить иносказаниями.
- А я собираюсь идти прямым путём.
Мама, почувствовав, что мы можем поссориться ещё до начала рзговора, подошла к нам.
- Ашир, сынок, не спорь с отцом. Кто любит тебя больше, кто думает о твоём счастье, кто готов на всё, чтобы тебе же было лучше? Отец и я. Кто работает, не разгибаясь, чтобы скопить лишнюю копейку, чтобы жить не хуже других, чтобы не стыдно было людям в глаза смотреть. А для чего всё это? Нам с отцом много ли надо? Значит, всё для тебя, для твоей будущей семьи. Разве мы хотим чего-то особенного? Нет. Хотим, чтобы ты женился, хотим нянчить внуков. Разве это грех? Сказать по правде, мы уже устали жить, как два барана, которые каждый раз упираются рогами друг в друга. Как говорит народ: "Одному в раю скучно".
- Если вам так скучно, не ездили бы попусту на базар, - не удержался я, - а работали бы, как и прежде, в колхозе. А то мне уже по улице пройти стыдно. Ещё немного и скажут, что у меня родители - лодыри.
Это я так сказал, нарочно. Отец у меня был всегда работник хоть куда. И сейчас, связавшись с рынком, он успевал столько же, сколько остальные. Но мог-то он больше. Вот я и поддел его немножко.
- Ты лучше, сынок, мою работу не трогай. Поработай сначала с моё, а потом поговорим.
- Я-то могу и вообще не говорить, а вот на чужой роток не набросишь платок.
- В нашем ауле столько сплетников, сколько в Мекке паломников - сказал отец презрительно, а мама добавила:
- Вот именно.
Но отец уже завёлся.
- Я работаю на земле сорок лет. Нет такой работы, которой бы я не делал. И никогда не был в задних рядах. Ручной был труд, работали так, что рубашка была из одной соли. Нет, сынок, ты не дело говоришь. Думаешь, если ты сел на бульдозер и двигаешь туда-сюда кучу песка - это и есть работа? Надо ещё сто раз подумать, что из всей вашей работы получится в конце.
- Не хочешь ли ты сказать, - на этот раз обиделся уже я, - что те люди, которые проектировали и канал, и водохранилище, круглые дураки и понимают меньше, чем ты?
- Не знаю, дураки они или нет, а вот что воде путь хотят преградить песком, мне кажется, то же, что черпать эту воду решетом или наполнять бочку, у которой нет дна.
- А ты никогда, отец, не задумывался, почему на берегу реки песок становится таким плотным? От той же воды. Вот и мы делаем то же самое - пропускаем через песок воду, а уже уплотнённый употребляем, как строительный материал. А кроме того в основание насыпи закладываем толстый слой гравия.
- Не знаю, кто нам у вас мудрей всех, а мешать песок с водой - забава не для умных. Ну, сделаете вы плотину, соберёте воды паводка, а дальше что? Допустим, ваш песок не пропустит воду. А сель? Сель он тоже не пропустит? Или про сель вы забыли?
"Молодец, старик", - хотелось сказать мне отцу. Как он всегда здраво рассуждает, когда дело касается работы, и как он поразительно слеп, когда дело касается чувств. Но я никогда не называл отца "стариком", да и было ему немногим за пятьдесят, а кроме того, мне просто было интересно выслушать его мнение о моей работе. Была тут и другая мысль, поделиться которой я хотел с отцом, как с человеком многоопытным и многознающим. Дело в том, что темой дипломного проекта мне хотелось бы выбрать не просто какую-то отвлечённую проблему, или много раз другими решённую задачу, а что-то действительно новое, своё, что-то такое, что принесло бы людям и работе пользу не когда-нибудь в будущем, а как можно скорее - и кто, как не отец, мог подсказать мне такую тему. Момент был очень удобный, раз уж разговор зашёл о работе, но пока что я решил послушать, что мне скажет отец.
А он говорил:
- Слушай внимательно, сынок. Каждый, живущий в этих местах, знает, что такое сель, особенно в разгар весны. Иногда обходится одним селем, но иногда их бывает и несколько, один за другим, и тогда это беда - не приведи господь. И если сильный поток обрушится на вашу плотину из песка, вам не позавидуешь, так и знай.