Второй, третий, четвертый, пятый и шестой ряды сплошь заполнены фанатами научной фантастики. Некоторых я знаю в лицо, помню по конференциям, но вообще-то их выдают футболки. В большинстве своем это футболки с картинками из нашего самого популярного сериала "Космонавт в космосе". Даже на Джиме такая майка. С голографическим портретом самого Космонавта - так зовут главного героя "Космонавта в космосе" - и эмблемой сериала сверху. Если бы он повернулся спиной, можно было бы прочесть слоган: "В космосе никто не услышит, как Космонавт в космосе кричит в космосе". Слоган придумал я. Броско и завлекательно.
Директор планетария еще раз проходит вдоль моего гроба, замирает на месте, откашливается, смотрит на часы, качает головой и говорит:
- Ждем еще пять минут и начинаем без нее. Иначе мы просидим тут всю ночь.
- Воздержанья никогда бы не опоздала на мои похороны, - возражаю я. - Думаешь, я ничего не знаю про киномонтаж? Я же работаю на телевидении, если ты вдруг запамятовал. Может, все это смонтировано на компьютере. Может быть, это очередная твоя иллюзия.
- Какая иллюзия?
- Да ладно тебе придуряться. То ты запросто умещаешься в шкафу…
- Это легко объяснимо. Я просто выкинул кое-что из твоих шмоток и освободил себе место. Скажем, старый спортивный костюм и коробку с использованными автобусными билетами.
- Ну, ты и скотина. Это же были не просто вещи, а вещи как память.
- И еще этот твой школьный проект, космическую станцию из папье-маше. Очень громоздкая штука.
- Я пытался сказать, - говорю я, пытаясь не выдать, как мне обидно, - до того, как ты грубо меня перебил,что я понимаю, что ты - существо, наделенное сверхъестественными способностями, и особенно с учетом масштаба. А поскольку ты наделен сверхъестественными способностями, недоступными для простых смертных, с твоей стороны было бы глупо считать, что я поверю всему, что ты мне показал на кассете.
Джим молчит. Ходит кругами с задумчивым видом, с каждым разом сужая круги. Не самый легкий маневр для жирафа, но, как я уже говорил, Джим наделен сверхъестественными способностями. Наконец он откашливается, прочищая свое длинное горло - процесс обстоятельный и долгий, - и говорит:
- С тобой бывает такое: пытаешься вспомнить слово, а слово не вспоминается?
Я подправляю наклон своего высокотехнологичного кресла, повышая комфортность процесса сидения на восемь с половиной процентов.
- Тебе помочь?
Он снова впадает в задумчивость, впрочем, на этот раз ненадолго. Потом говорит:
- Как называется эта штука, ну, когда машут флажками?
- Коронация.
- Нет, не настолько сентиментально. Скажем, кто-то пытается посадить самолет, а другой кто-то на взлетно-посадочной полосе сигналит пилоту флажками, что у него отвалилось одно крыло.
- Семафор, - говорю я, проявляя блестящую эрудицию. - Способ зрительной сигнализации для передачи сообщений посредством двух флажков. Хотя можно и без флажков, просто руками. - И к удивлению Джима, я ему демонстрирую, как это делается. Он зачарованно смотрит, как я семафорю фразу: "Жирафы-призраки - дураки".
- Семафор, точно. - Он кивает с довольным видом. Потом трясет головой. - Но это не то. Очень похоже, но все же не то. Мне нужно что-то такое… связанное с поэзией.
- Даже и не пытайся передавать семафором стихи. В такой передаче теряются все тонкости, все настроение, все нюансы.
- Я имею в виду, что, когда сочиняешь стихи, они вроде бы об одном, но на самом-то деле они о другом.
- Метафора.
Лицо Джима вдруг озаряется, причем в прямом смысле слова: заливая всю комнату теплым желтым сиянием. Надо кормить его флуоксетином . Для экономии электроэнергии.
- Да, Спек. Оно самое. Метафора.
- На самом деле, Джим, я никогда бы не подумал, что ты поэт.
- А я здесь при чем? - удивляется Джим, отметая всякие сентиментальные поползновения решительным взмахом хвоста. - Я хотел сказать, что кассета - как раз метафора, и то, что ты видел, нельзя понимать брутально.
- Буквально.
- То, что ты видел, нельзя понимать буквально.
Я киваю.
- А как это следует понимать?
Джим шумно втягивает носом воздух, собирается с мыслями.
- Твоя жена, безусловно, придет проводить тебя в последний путь, но ее мысли будут заняты совсем другим.
- Ну хорошо. Давай предположим. В качестве аргумента в дискуссии. Что я буду в точности следовать твоим советам. Буду чаше бывать на воздухе. Всячески развлекаться. Заниматься с женой всяким сексом. С выключенным телевизором. Я все сделаю, как ты скажешь, и тем самым предотвращу смерть от сердечного приступа. А что будет с тобой? - Я встаю на колени перед старым видаком серебристого цвета и вынимаю кассету. - В смысле, чем ты займешься потом? Отправишься спасать кого-то еще? Или вернешься обратно на свои жирафьи небеса?
Джим прищуривает один глаз.
- Никаких сантиментов с розовыми соплями. Меня поймают, устроят облаву. А потом просто пристрелят.
Я отдаю ему пленку.
- За что?
- Зато, что пустился в бега.
- Да, сурово. Нельзя так с животными, - говорю я в защиту жирафа-призрака. - Ты себе умираешь, можно сказать, никого не трогаешь, а тебя - раз и пристрелят. А еще говорят: не пинайте дохлое млекопитающее.
- Да нет, это даже и к лучшему. - Он швыряет кассету на диван. - Завершатся мои мучения. Пуля промеж глаз - и все кончится. А то это паршивое существование в пограничной сумеречной зоне меня достало.
- Но как можно застрелить бесплотное существо?
- Большой, нехреновой такой пулей.
Я не знаю, что говорить. Да и что можно сказать жирафу, у которого нет ничего. То есть вообще ничего. Который рискнул своей пятнистой шкурой, чтобы спасти твою однотонную. Помочь тебе добрым, хотя и дурацким советом.
- Ну ладно. Было приятно с тобой познакомиться, Джим.
- Эй, погоди, - говорит призрачное животное, когда я пытаюсь вытолкать его в прихожую. - Хочу тебя попросить об одном одолжении. Можно я у тебя поживу пару дней?
- Мне показалось, что ты говорил, что тебя пристрелят.
Он ухмыляется.
- Сперва им надо меня поймать.
- Но еще пару секунд назад ты был готов сдаться.
- Может быть, я и жираф, но никак не кретин. Я ухожу в самоволку. Ну, что скажешь, приятель? Всего пару дней. Пока не придумаю, что делать дальше.
Я задумчиво почесываю подбородок и качаю головой.
- У вас же есть лишняя комната.
- Ты имеешь в виду кладовку? Это нелишняя комната, это кладовка для всякого хлама. Ты у нас всякий хлам?
- Я мог бы пожить у твоей сестры.
- У нее аллергия на шерсть.
- Я мог бы спать с ее дочкой.
- Джим, она же еще ребенок.
- Дети любят животных.
- Но ты извращенец.
- Ладно, намек понят.
- И не забудь свою заколдованную кассету.
- Можешь оставить ее себе, - говорит Джим. - Злобный анус.
- Опять обзываешься? Может быть, хватит уже? Слушай, я тут подумал… давай подождем Воздержанье, она скоро вернется из агентства по усыновлению. Посмотрим, что она скажет.
Джим уныло качает головой.
- Стой, призрак!
- А не пошел бы ты на хрен?
И вот так, нагрубив на прощание, жираф-призрак уходит.
Дядюшка Тянем-Потянем
После без малого двух недель беспокойства, когда жираф-призрак приходил каждую ночь, теперь меня беспокоит его отсутствие. Я все думаю, как было бы здорово снова увидеть хотя бы кончик его длинного носа. Промучившись пару часов, я поднимаюсь с кровати, подхожу к шкафу, открываю дверцу и заглядываю туда, внутрь. Ничего. Даже чисто символической кучки фекальных масс.
Пуховое одеяло на кровати жены издает тихий шелест. Воздержанья сидит на постели и удивленно таращится на меня.
- Скотт, что ты делаешь?
Я закрываю шкаф и возвращаюсь в постель.
- Мне показалось, я что-то слышу. И я подумал, что кто-то пробрался в дом.
- И ты искал его?
- Да.
- В шкафу?
- Да, - говорю. - Или. Это… Рубашку искал.
- Рубашку?
Я молча киваю.
- Скотт, тебя что-то тревожит?
Я качаю головой.
- У тебя что, неприятности на работе?
Я снова качаю головой. У жены черный пояс по языку жестов, так что она запросто может читать мою жестикуляцию даже в полной темноте. Я ложусь на спину и смотрю в черное пустое пространство, где вообще-то полагается быть потолку.
- Воздержанья, а ты когда полировала сервант… Тебя это… э… возбуждало?
- Какой ты смешной. - Мне слышно, как она взбивает подушку, прислоняет ее к стене и садится. - Возбуждает ли меня полировка мебели? Во всяком случае, мне нравится это занятие. Как и всякое монотонное действие, оно не требует сосредоточенности, и можно думать о чем-то другом. Мысли так разбредаются…
- И куда забредают?
- Да так, никуда. Например, мне представлялось, что я лежу на лугу. В траве. Снимаю туфли и хватаю стебельки цветов пальцами ног. Да, а потом я поднимаю глаза и вижу этого большого коня. Такой вороной жеребец, очень красивый. Он сдирает с меня юбку зубами.
- Как грубо. А что было потом?
- Он взобрался ко мне на спину и поскакал. Ну, на мне.
- Ты хотела сказать, ты взобралась к нему на спину. Села в седло, взяла в руки поводья, и он помчал тебя по зеленому лугу.
- Нет. Я все правильно говорю. Это он был на мне.
- Как-то оно странно.