Утро 3 июля останется в моей памяти на всю жизнь. Наши части переправлялись через реку и на левом берегу сооружали оборону. Вражеская авиация беспрерывно налетала на переправы, на земле, казалось, живого места не было. Все вокруг гудело, дрожало от взрывов. И вдруг в городском поселке Березино из пробитого пулей рупора, висевшего на телеграфном столбе, послышался голос. Все, кто был поблизости, притихли. Голос был всем знакомый - говорил Сталин. Но как могло заговорить радио? Местных жителей в поселке как будто нигде не было видно, а у бойцов вряд ли было время для исправления аппаратуры в радиоузле. И все-таки чья-то заботливая рука сделала это. Человек, наверно, рисковал жизнью. В поселке не было клочка земли, на котором не разрывались бы вражеские бомбы и снаряды. Радиоузел стоял на главной улице, и снаряды ложились здесь один возле другого. Но тот, кто наладил работу радиоузла, видимо, не обращал внимания на разрывы снарядов, на приближение врага. Ему хотелось, чтобы здесь, на этом ответственнейшем участке фронта, хоть на минуту, хоть на мгновение услышать голос из Москвы. Он чувствовал душой и сердцем, что будет значить этот голос для наших воинов и всех, кто находился в поселке.
Вокруг рупора стали собираться люди: военные и штатские. Тихонько подходили, ложились где-нибудь под деревом или возле стены и жадно ловили каждое слово. Над головой время от времени гудели бомбардировщики, истребители… На берегу реки и в реке часто разрывались снаряды, поднимая темные столбы песка и воды. Но люди слышали только слова из репродуктора, никто не обращал внимания на смертоносный грохот.
Я прилег у бугорка, заросшего густой травой. Над головой изредка посвистывали пули, но я не мог покинуть это место, пока из рупора доносился голос родной Москвы. Незнакомый мне худощавый человек теплым, понимающим взглядом посмотрел на меня; он напряженно слушал, приподняв голову. Видно было, что человек этот туговат на ухо. Его глаза светились непоколебимой решимостью, и весь он, казалось, был проникнут только одним желанием - услышать и запомнить все до единого слова.
Справа и слева от нас стремительно перебегали бойцы последней заставы. Они с разгона припадали к земле - в борозду или в густую зелень давно не полотых огородов - и, передохнув минуту, бежали к реке.
- Танки фашистские, - сказал стрелок, прилегший рядом с нами. - Надо скорей переправиться.
Его слова почему-то не вызвали страха ни у меня, ни у моего соседа. Только сознание суровой необходимости заставило нас покинуть свои места. Оставалась, возможно, одна последняя минута, и надо спешить.
- Все силы народа - на разгром врага! - донеслись слова из рупора.
Вслед за стрелком мы добежали до прибрежного лозняка.
Человек, который вместе со мной слушал радио, раздвинул молодую поросль, ступил на песок. Стрелок уже собирался броситься вплавь.
- Пойдемте со мной! - тоном приказания сказал он и посмотрел сначала на бойца, потом на меня. - Нечего лезть в воду с винтовкой и патронами, тут у меня где-то должна быть лодчонка… Правда, она на одного человека рассчитана, но то в мирное время, а теперь переедете и вдвоем, река наша добрая и ласковая для своих людей.
- А вы разве не с нами? - удивленно спросил боец.
- Я-то, известно, с вами, - горько усмехнувшись, ответил человек, - но пока что останусь здесь. Останусь, погляжу на него, проклятого, посмотрю, насколько он изменился с восемнадцатого года и какой величины дубина нужна, чтобы бить его.
Я крепко пожал руку моему случайному соседу и на прощание сказал:
- Поверьте моему слову: мы тоже далеко отсюда не уйдем, мы будем с вами!
IV
В первой половине июля 1941 года в области оставались частично неоккупированными Старобинский, Любанский и Стародорожский районы.
Через несколько дней из Березино мы переехали сперва в Мозырь, а потом - в полесскую часть своей области, откуда должны были осуществлять руководство районами.
Из Мозыря я связался по телефону с секретарями ЦК КП(б)Б. Они подробно расспрашивали, как мы подготовлены для работы в подполье, как чувствуем себя, и подтвердили данные ранее указания.
- Желаем вам счастья и успехов, - сказали на прощание товарищи. - Центральный Комитет Коммунистической партии поручает вам выполнение очень ответственной задачи. Помните, что каждый ваш шаг должен быть всесторонне и глубоко продуман.
Мы выехали в районы. Кроме секретарей обкома, с нами поехали Роман Наумович Мачульский, Алексей Георгиевич Бондарь и секретарь Слуцкого райкома партии Александра Игнатьевна Степанова. Мы пока что передвигались на машинах, а потом, когда это стало невозможным, пошли пешком. Все стремились скорее прибыть на место. Обстановка менялась с каждой минутой. Там, где сегодня не было врага, завтра он мог быть. Мы не могли и не имели права медлить; чем быстрее начнем подпольную работу, тем больше шансов на успех.
Взяли направление на Калинковичи. Дальше через Азаричи предполагали пробраться глухими, не занятыми врагом проселками в Октябрьский и Любанский районы.
Навстречу нам двигались войска и техника - проехать было нелегко. Но шофер Войтик, должно быть предчувствуя, что ему скоро придется расстаться и с машиной и со своей профессией, проявлял чудеса мастерства. Он петлял между встречными машинами и подводами с быстротой птицы, иной раз машина становилась на ребро, однако нигде не сбавлял скорости. Со мной ехали Мачульский, Бондарь и Степанова.
- Ты, я вижу, и без войны переломаешь нам кости! - пошутил я.
- Машина должна выдержать, - громко ответил шофер, - а за себя ручаюсь.
Другая машина не отставала от нас. В ней были Варвашеня, Брагин, Бельский, Свинцов и Бастун.
На окраине Калинковичей остановились, чтобы разузнать дорогу. Машины загнали в вишняк, а сами вышли, прилегли на траве и закурили. Я рассчитывал найти кого-нибудь из районных работников, посоветоваться и, может быть, взять проводника.
На низком пеньке недавно спиленной вишни сидел старик и хмуро поглядывал на большак. Ему было лет под семьдесят. Из-под рыжей, выгоревшей на солнце кепки на тонкую жилистую шею свисали пряди седых волос. Глаза маленькие и прищуренные.
Почуяв дымок от наших папирос, старик подсел ближе к нам, вынул трубку, а потом уж поздоровался. Вид у него был спокойный, даже как будто ко всему безразличный. Можно было подумать, что его не интересовало, кто мы, откуда и куда едем. Вишняк был во многих местах поломан, трава примята - видно, не проходило и часу без того, чтобы здесь не останавливались машины.
- Нет ли у вас огонька, товарищи начальники? - ровным, независимым голосом спросил старик. На слове "начальники" он намеренно сделал ударение.
Бондарь вынул спички, придвинулся ближе к старику, чтобы дать прикурить, и увидел, что в трубке нет табака. Это его рассмешило. Забавно было, что старик так по-ребячьи схитрил.
- Что ж ты, отец, пустую трубку, подсовываешь? - сквозь смех спросил Алексей Георгиевич.
- А я табак не ношу с собой! - беззаботно ответил старик. - Все ваш брат угощает, идет тут и идет, днем и ночью… Мой вишняк, а ваша махорка…
Бондарь насыпал ему в трубку табаку и дал прикурить. Старик с нескрываемым удовольствием затянулся, а потом закашлялся.
- Ничего себе, крепкая! - похвалил он. - Эта, пожалуй, будет крепче той, что я давеча курил. Те пешком шли, рядовые, видно.
Старик помолчал, еще раз затянулся и, пуская из-под усов дым, промолвил:
- Едете, значит, подаетесь?
- Да, едем, - в тон старику ответил я.
- И значки уж, выходит, повыковыривали…
- У нас не было значков, мы не военные.
Старик поднял на меня остренькую бородку с загнутым вверх концом.
- Не военные? А какие же вы?
- Мы люди здешние, - сказал я.
- Здешние?.. - как бы про себя повторил он. Через некоторое время произнес еще раз: - Здешние… - И вдруг, волнуясь, с обидой в голосе сказал: - А подаетесь небось туда, - он показал рукой на восток. - Туда, куда и все… некоторые…
- Нет, мы едем туда, - заметил я и показал на запад.
Старик был озадачен.
- Куда это туда, к фашистам? Там же фашисты!
- Мы знаем, что там фашисты, - сказал Мачульский. - Вот и будем бить врага в спину!
Старик улыбнулся, удовлетворенный нашим ответом. Я подумал, что такое известие вызовет у него уважение к незнакомым собеседникам. Однако вскоре дед снова начал не без ехидства посмеиваться и подтрунивать над нами.
- В тыл, значит?.. - не спеша оглядывая нас, говорил он. - Знаю, что такое тыл у врага, испытал когда-то. Еще вместе с Талашом воевали… Только ходили мы тогда пешком, автомобиля у нас не было. Вот я думаю, в тыл врага едете, а партизанить на машине собираетесь. - Он показал трубкой, зажатой в руке, на блестящие сапоги Свинцова. - Машина засядет в болоте, так неприятно будет вылезать в таких сапожках.
Мачульский усмехнулся.
- Как кому, дедуля, а нам ничего не страшно.
Мы смеялись, но каждый из нас понимал, что в словах старика много правды, и нам надобно бы сделать вывод из метких замечании бывшего партизана. И в самом деле, что у нас за одежда? Я в чем работал в обкоме, в том и поехал. В такие же полувоенные костюмы защитного цвета были одеты и мой товарищи. Для подполья такая одежда явно не подходила. Но где взять другую?
На наше счастье, в Калинковичах мы встретили знакомого директора леспромхоза. У него на складе оказалось несколько комплектов спецовок для лесорубов. Вскоре в машинах сидели уже не руководящие областные работники, а "обыкновенные лесорубы".
Надо было немедленно пробираться вперед. Конечно, в этом было немало риска, но я был уверен, что мы проскочим.