В точку развертывания корабль пришел точно по счислению и маневрировал мористее острова Фидониси. Сигнальщики внимательно наблюдали за морем, особенно за северо–западным районом, так как контр–адмиралу Фадееву было известно, что в Одессе находятся главные силы вражеского флота. Оттуда можно было ожидать выхода фашистских эсминцев. [47]
Когда же Ратнер и Янчурин доложили об отходе тральщиков, эсминец "Сообразительный" направился к берегам Крыма, занятого фашистами, чтобы самостоятельно произвести в этом районе поиск кораблей противника. Однако эсминец никого в море не встретил и в сумерках направился к берегам Кавказа.
Наступила ночь. Командир корабля Ворков отдыхал на мостике. Капитан–лейтенант Чугуенко и корабельный штурман определяли место эсминца. Ярко светила луна, небо совершенно очистилось от туч, лишь на горизонте, прямо по ходу корабля, неподвижно лежали белые облака. Это было удивительное зрелище. Сгрудившиеся на горизонте облака были похожи на Кавказские горы со снеговыми шапками, у подножия их играли белые буруны.
И вдруг командир корабля увидел прямо по ходу эсминца, шедшего со скоростью тридцать узлов, высокие горы и белый прибой.
- Право на борт! - сразу скомандовал он охрипшим голосом и бросился к машинному телеграфу. - Штурмана! Куда вы ведете корабль?
На шум из рубки выбежал Фадеев. Чугуенко стал докладывать, что на горизонте только облака, мираж. Ворков не верил.
- Успокойся, Сергей Степанович, - рассмеявшись, сказал ему Фадеев. - Корабль идет правильным курсом.
…Потеряв из виду берег противника, командир тральщика "Мина" дал отбой боевой тревоги, оставив комендоров у пушек и пулеметов. Из камбуза вкусно пахло едой, матросы весело разговаривали, умывались, переодевались, сбрасывая задубевшую робу; кто–то напевал любимую песенку. По корабельной радиотрансляции уже передали итоги проведенного боя. Командир корабля Стешенко отметил отличившихся офицеров и матросов:
- Расчет носового орудия старшины Коклюхина метким огнем потопил катер противника. Комендоры корабля совместным огнем с БТЩ "Арсения Расскина" подбили транспорт и нанесли повреждение второму транспорту и миноносцу.
Сигнальщик Корниенко первым обнаружил корабли противника, это помогло своевременно изготовить орудия [48] к бою. А на море кто раньше даст первый залп, тот берет в свои руки инициативу, а часто и выигрывает бой.
На баке матросы подхватили на руки и качали Коклюхина.
- Молодец! Чисто отшлифовал фашистов!
Прошла еще одна ночь. Наступили пятые сутки похода. Дул холодный норд–остовый ветер, но офицеры и матросы неутомимо несли ходовую вахту. Мысль о том, что задание успешно выполнено и корабли возвращаются в базу, придавала им силы.
Когда показались берега Кавказа, в небольшой каюте замполита корабля собрались свободные от вахты коммунисты.
Перед каютой Воронцова встретились два дружка: Корниенко и Коклюхин. Они задержались у двери, и Корниенко сказал Коклюхину:
- Ты иди первый! Потопил катер, и транспорт комендоры угробили. Да и вообще артиллерия - это бог войны.
- А кто обнаружил неприятельские корабли? - ответил Коклюхин. - Не ты ли был тогда на мостике?
Парторг корабля - старшина 1‑й статьи Стасюн открыл дверь каюты. Внимательно посмотрев на матросов, он понял, в чем дело, ободряюще улыбнулся и пригласил обоих:.
- Идите уж, дружки, место найдется!
И вот они сидят рядом на узеньком кожаном диване, притиснувшись к стальной переборке каюты.
Корниенко волнуется. Напряженно слушает Воронцова.
- Он достоин быть членом Коммунистической партии. В боях за Севастополь, в сегодняшнем бою он заслужил это право!
О ком это говорит замполит - о комендоре Коклюхине или о нем, Корниенко?
Затем читаю заявление Коклюхина: "Прошу парторганизацию корабля принять меня в свои ряды. Идя на выполнение боевой задачи, я поклялся драться с врагом до тех пор, пока руки мои держат штурвал наводки, а глаза видят врага!"
- Преданный сын Родины! - подтвердил старшина Стасюн. [49]
Когда корабли подходили к гавани, солнце прорвалось сквозь тучи, искрометные лучи его осветили высокий ходовой мостик, рулевого у штурвала, командира у телеграфа, заиграли бликами на мокрой палубе, где весело занимали свои места по авралу матросы.
А на мачте берегового поста и на реях кораблей, стоящих у причалов, вспыхнули на солнце яркие сигнальные флаги: "Поздравляем с благополучным возвращением!"
Глава четвертая
Ветер с моря
Наступил 1943 год. Всюду - на кораблях и на берегу - чувствовались счастливые перемены. Повеяло боевым наступательным духом.
Черноморский флот в эти дни получил задачу: в помощь 47‑й армии, наступавшей с северо–востока на Новороссийск, высадить морской десант в районе Южной Озерейки и совместным ударом полностью освободить Новороссийск.
Для участия в этой сложной операции наше соединение - бригада траления и заграждения - выделяло почти все свои корабли, находящиеся в строю. К операции готовились заблаговременно: сторожевые катера перешли в Геленджикскую бухту, где находилась самая передовая Новороссийская военно–морская база, туда же наши тральщики подвозили сухопутные войска и морскую пехоту. С наступлением темноты СКА 081 и 091 бесшумно приняли на борт моряков–разведчиков, людей бывалых и лихих; о таких обычно говорят, что они не раз смотрели смерти в глаза. Соблюдая светомаскировку, катера скрытно вышли из Геленджика. Погода благоприятствовала переходу. Помощник командира СКА 081 П. М. Белошицкий аккуратно вел прокладку, чтобы катера подошли к точно указанным пунктам побережья. Заранее было известно, что район Южной Озерейки укреплен противником, так как фашисты допускали возможность высадки здесь десанта. Поэтому действовать надо было осторожно, не привлекая к себе внимания противника. [51] С приглушенными моторами, на малом ходу катера коснулись берега. Тихо сошли, словно растаяли в темноте ночи, разведчики в черных бушлатах.
Катера легли в дрейф. Часть задачи была выполнена, но командиры катеров оставались на мостиках, напряженно вглядываясь в таинственно молчавший берег.
Так прошло три томительных часа, и вдруг на катере 081 сигнальщик Барков доложил:
- Вижу на берегу белые проблески!
Это был сигнал о том, что разведчики возвращаются.
По–прежнему над морем, как всегда перед рассветом, стояла удивительная тишина. Оба катера скрытно подошли к берегу и приняли на борт разведчиков.
Четыре ночи подряд катера высаживали разведчиков. И наконец из разведывательного отдела штаба предупредили, что катера выходят, в последний раз. Необходимо сделать последние уточнения.
Ночь эта и Москалюку, и Флейшеру казалась обычной. Как всегда, катера скрытно высадили разведчиков и легли в дрейф. Но вот прошло три условленных часа. До рези в глазах сигнальщики всматривались в черный берег, туда, откуда обычно поступали световые сигналы, а их все не было.
- Что могло случиться? - размышлял Флейшер. - Не рассчитали время, какая–то неувязка?
На далеком берегу послышалась стрельба. Гул нарастал, и в нем опытное ухо Флейшера уловило разрывы минометных и артиллерийских снарядов. У разведчиков артиллерии, конечно, не было. Стало быть, фашисты обнаружили разведчиков, открыли огонь и, возможно, перекрыли все тропы в гористой местности. Разведчики теперь с боем должны пробиваться к побережью.
Оба катера немедленно двинулись к берегу. Носом вышли на берег, сбросили сходни, чтобы, не мешкая, принять людей.
Автоматные очереди и разрывы снарядов слышались все ближе, но разобраться, где наши, а где противник, было невозможно.
Наконец появились первые разведчики. Они рассказали, где расположились огневые точки противника, и оба катера из своих пушек открыли огонь. Разгорелся жаркий бой, а тем временем разведчики, отстреливаясь, группами по пять–шесть человек прорывались к берегу. [52] Приняв разведчиков на борт корабля, капитан–лейтенант Сипягин подал сигнал отходить.
Когда катера вошли в Геленджикскую бухту, на пирсе уже стояли машины, ожидавшие разведчиков.
В те дни флотская газета "Красный Черноморец" отмечала умелые и дерзкие действия сторожевых катеров под командованием Флейшера и Москалюка.
Сквозь шторм и огонь
На Черном море была зима. Начало февраля - самое скверное время года. Снег перемежается с дождями, а море, относительно тихое днем, ночью вдруг заштормит, с гор сорвется свирепая бора.
3 февраля командующий Черноморской группой войск приказал высадить морской десант в районе Южной Озерейки и Станички.
Участвовало в этой операции более семидесяти кораблей Черноморского флота, начиная от крейсеров до несамоходных болиндеров.
Вспомогательный десант, состоявший из штурмового отряда - 250 бойцов морской пехоты - под командованием майора Цезаря Куникова, высаживала Новороссийская база.
Для высадки этого десанта создавался отряд из четырех сторожевых катеров, КТЩ и других плавсредств. Командиром отряда высадки был назначен капитан–лейтенант Сипягин.
2 февраля на Тонком мысу, где расположился штаб Новороссийской военно–морской базы, в каюте командира 4‑го дивизиона Сипягина собрались офицеры сторожевых катеров. Последним подошел замполит Сипягина Николай Кузьмич Щекочихин. Он сбросил тяжелую мокрую шинель, протянул шнур и установил громкоговоритель.
- Ты что такой необычный сегодня? - спросил его Сипягин. - Устал небось. Садись ужинать!
- Сейчас Левитан будет говорить. Давайте послушаем! - обращаясь ко всем, торжественно сказал Щекочихин.